Условились на семь.
Я отшвырнула почту. Закрывая за собой дверь, услышала телефонный звонок. Это был Дик, кипящий от злобы.
– Какого черта ты напустила на меня газеты?
– Дик, разговор с тобой всегда очень возбуждает! Ты мне звонил так часто лишь в ту пору, когда я давала тебе списывать конспекты лекций. Пятнадцать лет назад!
– Да будь ты проклята, Вик. Ты сказала этому паршивому шведу из «Геральд стар», что досье Дитера у меня. Ведь ты сказала? Ты?
– По-моему, еще и шести часов не прошло, как ты звонил мне и обвинял в том, что досье находятся у меня. И зачем так убиваться, если кто-то предъявил тебе такое же обвинение?
– Не в этом дело. Досье моих клиентов конфиденциальные. Так же как сами клиенты и их проблемы.
– Да. Для тебя. Но, сердце мое, я же не сотрудница твоей фирмы. Я не обязана хранить их секреты...
– Раз уж мы заговорили о секретности: это ты, прикинувшись моим секретарем миссис Харриет, звонила сегодня Алану Хамфрису в «Дружбу»?
– Харриет?! Ты же всегда твердил, что она – Терри. Или ты у нее третий?
Я в буквальном смысле слова почувствовала, как по проводам ко мне устремился поток его бешенства, и улыбнулась.
– Ты отлично, знаешь, черт бы тебя побрал, что Харриет – моя секретарша. И Хамфрис в полдень поинтересовался, почему она ему не перезвонила. А потом мы определили, что она вообще никуда не звонила. Боже, как бы мне хотелось увидеть тебя в суде привлеченной за кражу досье «Ик-Пифф»!
– Да на здоровье. Если у тебя есть хоть какой-нибудь шанс это доказать. И я с наслаждением полюбовалась бы «Дружбой», дающей показания, что они вернули всю эту канцелярию тебе. – Я выговорила свою тираду с большим энтузиазмом. – А уж газеты отметят этот день красной краской в своих календарях. Большой день! Им столько работы будет – ой-ей-ей!.. Суди сам: ты обвиняешь меня, а твои старшие партнеры меня защищают. Каково? Или Фримэн удалится от дел на это время? Ну-ка, переключи меня на него, я заранее узнаю, пока ты не...
Он оборвал меня на полуслове, я просто захохотала от счастья. Несколько минут с надеждой смотрела на аппарат, и он конечно же зазвонил.
– Мюррей, – сказала я в трубку, не дожидаясь, пока абонент что-нибудь произнесет.
– Вик! Ох, не нравится мне это. Не люблю, когда ты дергаешь кукол за ниточки, пусть, мол, танцуют. Как ты догадалась, что это я?
– Психическая мощь, волевая потенция, – легкомысленно откликнулась я. – Ну, если без шуток, то я только что разговаривала со своим бывшим муженьком. Он был несколько удручен агрессивностью твоих вопросов и учтиво назвал тебя «проклятым шведом».
– Ярборо – твой экс-супруг?! Боже, никогда бы не подумал, что ты была замужем. И за такой патентованной сволочью? Ты потому меня на него и натравила? Месть за мизерные алименты?
– Знаешь, Мюррей, мне бы трубку надо бросить. Ну к чему такая безвкусица? Пошли алименты моей тете Фанни. И, кстати, мы уже десять лет как в разводе.
– О, ты знаешь куда больше, чем хочешь сказать, розанчик.
Проведать о том, что документы Дитера у Ярборо, не составило бы труда для газетчика, он выудил бы это у его секретарши, не имеющей опыта общения с прессой. Но я должен быть в курсе всех событий. Ведь его реакция оказалась сверх всяких ожиданий. Начать с того, что он обвинил тебя в краже документов! Можешь прокомментировать, прежде чем я отдам полосу под пресс?
Я чуточку поразмыслила:
«Мы застали мисс Варшавски, знаменитого частного детектива, в ее элегантном офисе после обеда. Услышав о подозрениях, выдвинутых адвокатской конторой „Кроуфорд, Мид“, госпожа Варшавски откликнулась классическим латинским из-, речением „Уби аргументом?“ – „Где доказательства?“. И предложила, чтобы ее ученые коллеги не доверяли ушам своим»...
– Довольно, Вик. Что стоит за обществом Монкфиша? Почему такой дорогой адвокат представляет интересы нищего замухрышки Дитера?
«Конституция США дает право на защиту каждого гражданина», – трубно начала я.
Мюррей тут же прервал меня:
– Знаешь, Варшавски, ты мне этим юридическим дерьмом голову не морочь. Я хочу переговорить с тобой строго по делу. Увидимся в «Голден глоу» через полчаса.
Бар для вдумчивых пьяниц «Голден глоу» – место моих конфиденциальных встреч. Сэл Бартель – хозяйка – подавала двадцать сортов пива, почти столько же виски, а также непременно что-нибудь экзотическое. Стойко продержавшись с таким ассортиментом года два, она сдалась: обзавелась минералкой «Перрье», но никогда сама не подавала ее. Только через официанток.
Сэл восседала за подковообразной стойкой красного дерева и читала «Уолл-стрит джорнэл». Она серьезно относится к своим капиталовложениям, поэтому так много времени проводит в баре, тогда как давно могла бы удалиться от хлопот и жить в деревне. Она намного выше меня ростом, и у нее поистине царственная осанка. Никому даже в голову не придет повысить голос, если Сэл на своем рабочем месте...
Я подошла к ней, мы немного поболтали в ожидании Мюррея. Между ним и Сэл вспыхнула горячая симпатия в первый же раз, когда я его сюда привела. У нее есть запас пива «Хольстен», специально для него... Войдя, он поздоровался, лицо пылало жаром над курчавой рыжей бородой.
Мы унесли за наш столик напитки – пару бутылок пива для Мюррея, стакан воды и двойную порцию виски для меня. На столике включили лампу с широким абажуром, разбрасывающую вокруг мягкие блики, – подлинный Тиффани, действительно «Золотое сияние».
– Господи! – простонал Мюррей, вытирая лицо, – подумать только: конец лета! Когда-нибудь эта проклятая жара спадет?
Я выпила воды, потом виски – желанное тепло разлилось по телу.
– Ничего, – сказала я. – Зима не за горами. Так что наслаждайся погодой, пока можно.
Какая бы лютая жарища ни стояла в Чикаго, я прекрасно чувствую себя летом. Наверное, жароустойчивые итальянские гены моей матери берут верх над генной структурой отца-поляка. Мюррей опустошил бутылку едва ли не одним глотком.
– О'кей, мисс Варшавски. Я требую правды, всей правды и ничего, кроме правды. А не те ее жалкие крохи, кои ты соблаговолишь мне бросить.
Я отрицательно покачала головой.
– Да нет ее у меня, этой правды. Я ею просто не владею. Что-то раскручивается подозрительное, да. Но я только уцепилась за один рычажок, чтобы прокрутить для себя всю мизансцену. И если я тебе кое-что расскажу, то не для печати. И ты мне это пообещаешь. А нет – давай лучше поговорим о погоде.
Мюррей слегка отхлебнул пивка из второй бутылки.
– Двое суток!
– Нет. Не для печати до тех пор, пока у меня не будет полной ясности, что в действительности происходит.
– Хорошо, неделю. Но если «Трибюн» или «Сан таймс" первыми получат от тебя информацию, мы тебе никогда больше ничего не дадим из нашего морга1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Я отшвырнула почту. Закрывая за собой дверь, услышала телефонный звонок. Это был Дик, кипящий от злобы.
– Какого черта ты напустила на меня газеты?
– Дик, разговор с тобой всегда очень возбуждает! Ты мне звонил так часто лишь в ту пору, когда я давала тебе списывать конспекты лекций. Пятнадцать лет назад!
– Да будь ты проклята, Вик. Ты сказала этому паршивому шведу из «Геральд стар», что досье Дитера у меня. Ведь ты сказала? Ты?
– По-моему, еще и шести часов не прошло, как ты звонил мне и обвинял в том, что досье находятся у меня. И зачем так убиваться, если кто-то предъявил тебе такое же обвинение?
– Не в этом дело. Досье моих клиентов конфиденциальные. Так же как сами клиенты и их проблемы.
– Да. Для тебя. Но, сердце мое, я же не сотрудница твоей фирмы. Я не обязана хранить их секреты...
– Раз уж мы заговорили о секретности: это ты, прикинувшись моим секретарем миссис Харриет, звонила сегодня Алану Хамфрису в «Дружбу»?
– Харриет?! Ты же всегда твердил, что она – Терри. Или ты у нее третий?
Я в буквальном смысле слова почувствовала, как по проводам ко мне устремился поток его бешенства, и улыбнулась.
– Ты отлично, знаешь, черт бы тебя побрал, что Харриет – моя секретарша. И Хамфрис в полдень поинтересовался, почему она ему не перезвонила. А потом мы определили, что она вообще никуда не звонила. Боже, как бы мне хотелось увидеть тебя в суде привлеченной за кражу досье «Ик-Пифф»!
– Да на здоровье. Если у тебя есть хоть какой-нибудь шанс это доказать. И я с наслаждением полюбовалась бы «Дружбой», дающей показания, что они вернули всю эту канцелярию тебе. – Я выговорила свою тираду с большим энтузиазмом. – А уж газеты отметят этот день красной краской в своих календарях. Большой день! Им столько работы будет – ой-ей-ей!.. Суди сам: ты обвиняешь меня, а твои старшие партнеры меня защищают. Каково? Или Фримэн удалится от дел на это время? Ну-ка, переключи меня на него, я заранее узнаю, пока ты не...
Он оборвал меня на полуслове, я просто захохотала от счастья. Несколько минут с надеждой смотрела на аппарат, и он конечно же зазвонил.
– Мюррей, – сказала я в трубку, не дожидаясь, пока абонент что-нибудь произнесет.
– Вик! Ох, не нравится мне это. Не люблю, когда ты дергаешь кукол за ниточки, пусть, мол, танцуют. Как ты догадалась, что это я?
– Психическая мощь, волевая потенция, – легкомысленно откликнулась я. – Ну, если без шуток, то я только что разговаривала со своим бывшим муженьком. Он был несколько удручен агрессивностью твоих вопросов и учтиво назвал тебя «проклятым шведом».
– Ярборо – твой экс-супруг?! Боже, никогда бы не подумал, что ты была замужем. И за такой патентованной сволочью? Ты потому меня на него и натравила? Месть за мизерные алименты?
– Знаешь, Мюррей, мне бы трубку надо бросить. Ну к чему такая безвкусица? Пошли алименты моей тете Фанни. И, кстати, мы уже десять лет как в разводе.
– О, ты знаешь куда больше, чем хочешь сказать, розанчик.
Проведать о том, что документы Дитера у Ярборо, не составило бы труда для газетчика, он выудил бы это у его секретарши, не имеющей опыта общения с прессой. Но я должен быть в курсе всех событий. Ведь его реакция оказалась сверх всяких ожиданий. Начать с того, что он обвинил тебя в краже документов! Можешь прокомментировать, прежде чем я отдам полосу под пресс?
Я чуточку поразмыслила:
«Мы застали мисс Варшавски, знаменитого частного детектива, в ее элегантном офисе после обеда. Услышав о подозрениях, выдвинутых адвокатской конторой „Кроуфорд, Мид“, госпожа Варшавски откликнулась классическим латинским из-, речением „Уби аргументом?“ – „Где доказательства?“. И предложила, чтобы ее ученые коллеги не доверяли ушам своим»...
– Довольно, Вик. Что стоит за обществом Монкфиша? Почему такой дорогой адвокат представляет интересы нищего замухрышки Дитера?
«Конституция США дает право на защиту каждого гражданина», – трубно начала я.
Мюррей тут же прервал меня:
– Знаешь, Варшавски, ты мне этим юридическим дерьмом голову не морочь. Я хочу переговорить с тобой строго по делу. Увидимся в «Голден глоу» через полчаса.
Бар для вдумчивых пьяниц «Голден глоу» – место моих конфиденциальных встреч. Сэл Бартель – хозяйка – подавала двадцать сортов пива, почти столько же виски, а также непременно что-нибудь экзотическое. Стойко продержавшись с таким ассортиментом года два, она сдалась: обзавелась минералкой «Перрье», но никогда сама не подавала ее. Только через официанток.
Сэл восседала за подковообразной стойкой красного дерева и читала «Уолл-стрит джорнэл». Она серьезно относится к своим капиталовложениям, поэтому так много времени проводит в баре, тогда как давно могла бы удалиться от хлопот и жить в деревне. Она намного выше меня ростом, и у нее поистине царственная осанка. Никому даже в голову не придет повысить голос, если Сэл на своем рабочем месте...
Я подошла к ней, мы немного поболтали в ожидании Мюррея. Между ним и Сэл вспыхнула горячая симпатия в первый же раз, когда я его сюда привела. У нее есть запас пива «Хольстен», специально для него... Войдя, он поздоровался, лицо пылало жаром над курчавой рыжей бородой.
Мы унесли за наш столик напитки – пару бутылок пива для Мюррея, стакан воды и двойную порцию виски для меня. На столике включили лампу с широким абажуром, разбрасывающую вокруг мягкие блики, – подлинный Тиффани, действительно «Золотое сияние».
– Господи! – простонал Мюррей, вытирая лицо, – подумать только: конец лета! Когда-нибудь эта проклятая жара спадет?
Я выпила воды, потом виски – желанное тепло разлилось по телу.
– Ничего, – сказала я. – Зима не за горами. Так что наслаждайся погодой, пока можно.
Какая бы лютая жарища ни стояла в Чикаго, я прекрасно чувствую себя летом. Наверное, жароустойчивые итальянские гены моей матери берут верх над генной структурой отца-поляка. Мюррей опустошил бутылку едва ли не одним глотком.
– О'кей, мисс Варшавски. Я требую правды, всей правды и ничего, кроме правды. А не те ее жалкие крохи, кои ты соблаговолишь мне бросить.
Я отрицательно покачала головой.
– Да нет ее у меня, этой правды. Я ею просто не владею. Что-то раскручивается подозрительное, да. Но я только уцепилась за один рычажок, чтобы прокрутить для себя всю мизансцену. И если я тебе кое-что расскажу, то не для печати. И ты мне это пообещаешь. А нет – давай лучше поговорим о погоде.
Мюррей слегка отхлебнул пивка из второй бутылки.
– Двое суток!
– Нет. Не для печати до тех пор, пока у меня не будет полной ясности, что в действительности происходит.
– Хорошо, неделю. Но если «Трибюн» или «Сан таймс" первыми получат от тебя информацию, мы тебе никогда больше ничего не дадим из нашего морга1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71