— «Ваши»? А тогда какие «ваши»? — спросил Семенов.
— Ну уж точно не ваши. Скоро сам увидишь.
Семенов лежал в этой палате уже две недели и не мог понять, куда он попал. Похоже на поселок Хвойный, но какой-то странный. Все в папахах ходят, казаками друг друга называют, каких-то «батьков» слушаются. Вольная казачья республика? Ну и хрен с ним, все одно лучше, чем мятежники с наемниками.
— Что, мужики, отдохнули?! — Высокий казак в белой папахе стеганул плеткой по голенищу высокого сапога. — Давайте собирайтесь, пора и честь знать. Батьки заждались.
Семенов сел на койке, вдел ноги в кеды (сапоги на распухшие ноги пока не налезали, да и порезали их, когда с отмороженных ног сдирали), накинул куртку.
— Марусь, не найдешь ли портков, а то срамно на улицу выходить.
Сестричка Маруся сердито глянула, но украдкой сунула Семенову сверток. Заправочный комбинезон, очень даже к месту, рубашка ведь тоже куда-то запропастилась.
Кое-как одевшись, Семенов с дюжиной обитателей их палаты вышел на улицу. На улице их ждал конвой, крепкие молодые ребята с «калашами» и «беркутами». Голова Семенова закружилась, он покачнулся и едва не упал на крепыша с повязкой, попавшего к нему в пару.
— Чего уж там, хватайся за шею, — сказал крепыш. — Дойдем как-нибудь.
Около большого дома с вывеской «Казачий круг» Семенов с удивлением увидел десятка два довольно крутых джипов, в основном — японских, пару русских супер-УАЗов и даже один «хаммер». А уж снегоходов и аэросаней он сосчитать не смог.
Их ввели в клуб и указали на сцену.
— Вот уж не думал, что меня сразу пригласят в президиум, — пробормотал Семенов. Тащивший его крепыш неожиданно громко рассмеялся.
В принципе все это напоминало весьма посредственную постановку «Хижины дяди Тома» в исполнении любительской труппы. В центр сцены выходил человек, секретарь в очках зачитывал:
— Степан Бехтин, 35 лет, украинец, образование обычное, по профессии техник рыболовецкого траулера. Выловлен у прииска «Удачный» атаманом Лукьяновым с артелью, просил у дельных людей еды и крова. Работы не просил. Обвиняется в тунеядстве и паразитизме. Что скажешь, Степан?
Степан мялся, потом что-то начал мямлить.
— Громче! Громче! — крикнули из зала.
— Я во Владике на сейнере за крабом ходил, — наконец разродился Степан. — Потом китаезы все скупили, свои команды набрали, с голодухи пух. Ребята пригласили в Якутию золотишко мыть, поехал, а тут мятеж. От артели отбился, вот и пришлось…
— Сколько без работы слонялся? Тока не ври, смотри, кнута получишь.
— Года два-три, не помню…
— Что скажете, старики? — спросил секретарь.
Старики сидели по правую сторону от сцены за крытым кумачовой скатертью столом. Они совещались с минуту, потом кричали: «Виновен!»
Все собрание тут же подхватывало: «Любо! любо!»
— Приговаривается к пяти годам общественно полезного труда. Кто готов взять этого работника, техника 35 лет, среднего телосложения, выпивающего в меру, зубы хорошие? Артель Лукьянова хочет получить вознаграждение за поимку в размере 10 рублей золотом в год.
— Пятнадцать! — тут же прозвучало из угла зала.
— Даю двадцать! — крикнул мужик в тельняшке.
— Двадцать пять! — дали в углу.
— Тридцать! — заорала тельняшка. — Мне техник во как нужен! У меня баржа моторная год стоит! Слышь, Лукьян, если он мотор починит, я и тридцать пять дам, век воли не видать!
— Не превращайте судебное действо в балаган, — грозно прикрикнул секретарь. — Тридцать пять, кто даст больше? Степан Бехтин поступает к казаку Морячку на исправительные работы сроком на пять лет с трехразовым кормлением и одним выходным днем в неделю. Атаман Лукьянов с артелью получают от казака Морячка 35 рублей золотом в год в виде вознаграждения за вычетом пяти рублей в казачью казну!
— Любо! любо! — заорало собрание.
На сцену вывели двух узкоглазых ребят, очень похожих.
— Китайцы Лин Чу и Ван Чу. Говорят, что братья. Можа, и не врут. Скока лет, сами не знают, зубы так себе. Еще говорят, что выращивали овощи в Амурской области и немного торговали. Руки в мозолях, когда их выловила артель старшины Мичурина, пытались украсть поросенка с фермы. Говорят, что жрать хотели.
— Что скажете, ребята, а впрочем, чего вы на хрен сказать можете? Что скажут старики?
— Воровство — зело сурьезный проступок. Десять лет, не меньше.
— Любо! — взревел зал.
— Пара китайцев, трудящие, непьющие, Мичурин хочет за них пятьдесят рублей золотом.
За китайцев разгорелась борьба, видать, работники такие здесь ценились. Пара ушла за 225 рублей в год, хорошие деньги…
Зал зашевелился и загомонил, видимо, предстояло что-то интересное. На сцену вытащили мужчину в черном комбинезоне, в наручниках, в танковом шлеме. Семенов удивленно протер глаза: действительно танкист.
Секретарь торжественно объявил:
— Владимир Тулин. 27 лет, федерал, танкист в звании старшего лейтенанта. Задержан разъездом атамана Груздева у станции Ургал. Оказал сопротивление, ранил двух казаков, одного — Михаила Нуриева — до смерти. У казака старая мать, молодая жена, двое детей.
Зал загудел.
— Что скажешь, федерал? — пренебрежительно спросил секретарь.
— Я бы тебе сказал, коли не наручники, гнида очкастая! — с вызовом крикнул танкист.
Зал опять загудел, на этот раз одобрительно. Секретарь снял очки и начал обиженно их протирать.
— Я не понимаю, по какому праву меня держат здесь? Я федерал, я кадровый военный 116-го полка. У нас приказ — подавить мятеж, свернуть шею этим чертовым китаезам…
В зале снова загудело, раздались отдельные выкрики «любо» и «заткните ему пасть».
— Давайте не будем говорить о политике, — взвизгнул секретарь. — Для нас вы никто, большой казачий круг сибирских казаков не признает федерального правительства и пока не признает…
— Да вы что? С катушек съехали? — удивленно сказал танкист. — Нас тут китаезы жгут, а они за нашими спинами «казачий круг»… Вас бы под прибалтийский легион да под вертушки с шестистволами. Ты бы, очкастый, хоть «Тихий Дон» почитал бы. Расея, она и есть Расея. Бьют ее, грабят, унижают, а она оправится, встряхнется и снова великая держава!
В зале опять заревели.
Секретарь понял, что теряет авторитет, и взвизгнул:
— Мы говорим не о политике, а об убийстве есаула, солдата, охранявшего закон!
— Солдата? Это я солдат! — ответил танкист. — Я в форме старлея Российской армии! Да, мой танк сгорел, но я остался солдатом, офицером! А ваши есаулы, или еще кто там, одеты как бандиты, кто в тулупе, кто в пуховике японском. У кого «калаш», у кого «М-16», говенная, кстати, на морозе винтовка.
— Любо! — взвизгнул кто-то мальчишеским голоском с галерки. — Говно, а не автомат, наш «калаш» куда лучше!
— А то налетели: «Руки вверх!», «Мордой в землю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39