я не хочу тебя терять…
Да мало ли, кто и что хочет? Шутить изволите, господин Погорелов, усмехнулся он. Вас, между прочим, никто не спрашивает. Нет у вас, увы, волшебной палочки, которой можно было бы просто взмахнуть, и… Поэтому желания свои держите при себе, стиснув зубы, сжав в кулаки пальцы — знающие люди говорят, что так легче выдерживать пытки. Нет, нельзя было вести себя столь несдержанно. Недостойно вы себя повели, господин Погорелов, ох, как недостойно! Где ж это видано — вышвыривать из машины любимую женщину, обожаемую женщину, единственную женщину, которую вы, по вашим же словам, так боитесь потерять? Где логика, где смысл?
«Смысл, — усмехнулся он, прикурив очередную сигарету, — смысл уже давно стал недосягаем. Пора бы с этим смириться».
И вот вам, господин Погорелов, результат: женщину вашу тут же подобрали. Логично, что ж ей на дороге валяться, добрых-то людей много. Вот и нашелся один такой — добрый. Хороший, как она сказала. Очень хороший человек…
Хотя сама Ирина утверждает, что знакомство это для нее ничего не значит. Что кроме имени и цвета машины она про парня этого ничего не знает, что о встрече они не договаривались…
Только почему-то не верится.
Скептик вы, господин Погорелов. Фома неверующий. Разве за шесть лет, проведенных вместе, она вас хоть раз обманула?
Кажется, ни разу. Только ведь все эти шесть лет мы были — вместе. А теперь, со вчерашнего вечера, все изменилось. Теперь всякое может случиться…
Грустно запиликала в кармане «Санта Лючия». «Оказывается, вам, господин Погорелов, тоже не чужда классическая музыка. И слушаете вы ее регулярно, по несколько раз в день», — усмехнулся он мысленно и снял трубку.
— Андрюха, ты что, до сих пор до дома не доехал? Случилось что? — глухим и озабоченным басом поинтересовался Бирюков.
— Случилось… — раздумывая, ответил он как будто сам себе.
— С машиной что?
— С машиной все в порядке. И со мной тоже.
— Тогда что случилось-то? — не обнаружив логики в его ответе, озадачился приятель.
Андрей усмехнулся в ответ.
— Как у тебя, Бирюков, все просто.
— Зато у тебя слишком сложно. Ирку свою нашел?
— Нашел. И снова потерял…
— То есть как это — потерял? Куда она делась-то?
— Никуда не делась. Домой пошла…
— А, понятно. Поругались опять, значит?
— Да нет, не поругались. Вполне мирно доехали…
— Да прекрати ты…! — окончательно выведенный из себя Бирюков выругался в трубку. — Хватит чушь нести, ты скажи, что случилось-то у тебя?
— Ладно, Степа, не злись. Мне, кажется, на самом деле помощь нужна. Незамедлительная. Поможешь?
— Помогу, конечно. А что сделать-то надо?
— Напиться надо, Степа. Напиться так, чтобы наизнанку вывернуло, чтобы упасть мордой в салат — и вырубиться. Заснуть, и не просыпаться — как можно дольше…
— Да ты постой, Погорелов… Ты скажи, что произошло все-таки?
— Да ничего особенного… Если не считать того, что меня подвинули.
— Кто тебя подвинул? Куда? На работе проблемы, что ли?
— Если бы на работе… Какой ты тугодум все-таки, Бирюков. Жираф, и то быстрее соображает. В личной жизни у меня проблемы, понимаешь? Серьезные проблемы…
— Что, никак краля твоя хахаля себе завела? — осенило наконец Бирюкова.
— Вроде того. Только, знаешь, бесит меня твой жаргон тюремный иногда, Степа. Сколько лет уже на свободе, пора бы по-человечески начать разговаривать.
— Ладно, не кипи. Смысл-то от этого не меняется, какая разница, какими словами…
— Ну так что — поможешь?
— Помогу, какой разговор! Только, знаешь, может не стоит напиваться-то?
— Так нет у меня другого выхода, Бирюков.
— Ну, это тебе так кажется. Можно ведь проблему решить радикально.
— Радикально? Это как — радикально?
— А так. Приласкать ее голубчика где-нибудь в темном переулке так, что он навсегда дорожку к своей милой забудет. Ты ведь знаешь, я могу.
— Брось ты эти шутки свои дурацкие, Степа…
— Да я не шучу. Это ж ведь устроить легко и просто. Ты только скажи. Дай команду…
— Урод ты, Бирюков. Уродом как был, так и остался.
— Ну-ну, ты полегче…
— Да пошел ты, — отмахнулся Андрей и оборвал связь.
Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. В голове звучало эхом: «Ты ведь знаешь, я могу…» А ведь и в самом деле, подумал Андрей, он может. Он на такое способен. Он уже решил однажды похожую проблему «радикальным» способом…
Бирюков был недавним его приятелем, и о его тюремном прошлом Андрей знал немногое. В принципе, он всегда был Андрею не слишком приятен, в компанию его притащил Пипин, балдеющий от Бирюковских наколок. А Бирюков прижился…
«Что же делать? Что же, черт возьми, делать мне теперь?»
Третий окурок упал на асфальт, за ним четвертый, пятый…
Давно уже погас свет в комнате у Ирины. Почти во всех окнах давно погас свет, а он все сидел в машине, курил сигарету за сигаретой, пытаясь понять…
И вдруг вспомнил — одну ее фразу, которую обронила она сгоряча, в пылу гнева. И зацепился за эту фразу, пытаясь убедить себя в том, что еще не поздно. Еще не поздно все изменить, все вернуть… Нужно только действовать — быстрее.
— Над чем так глубокомысленно размышляете, Ирина Евгеньевна? — услышала она вдруг и даже вздрогнула от неожиданности. С трудом отвела взгляд, намертво прилипший к противоположной стене. К темному пятнышку на белоснежных обоях. Сколько времени, интересно, она его изучала? И чем оно ее так заинтересовало? И вообще, почему пятнышки на обоях и всякие там трещинки на потолке порой так настойчиво притягивают взгляды? И…
Перед ней стоял Игорь, программист, и улыбался немного смущенной и, как показалось Ирине, загадочной какой-то улыбкой.
— Ты что-то спросил, Игорь? Извини, не расслышала.
— Я спросил, над чем ты так глубокомысленно размышляешь.
— Над балансовым отчетом, над чем же еще…
— Ага, — донеслось с соседнего столика, за которым сидела менеджер Анечка Седова. — Над балансовым отчетом. Она его еще с утра на стенку кнопками канцелярскими прилепила, а теперь вот сидит, изучает.
Игорь обернулся, придирчиво осмотрел стену.
— Что-то я не вижу там никакого балансового отчета. Вообще ничего не вижу, кроме стены и темного пятна на ней.
— Ну и что, что не видишь. Я вот, например, тоже его там не вижу. А она — видит. Правда ведь видишь, Горина?
— Ага, — кивнула в ответ Ирина. — Я — вижу.
— Ну вот, это ж самое главное, чтоб она его видела! А нам с тобой, Игорек, его вообще видеть не обязательно. Он нас вообще никак не касается. Это Ирке его сдавать через неделю, так что пусть изучает.
— Пусть, — Игорь не возражал. — Только, может, его на столе изучать все-таки удобнее, чем на стенке противоположной? Ближе, как-никак…
— Ничего ты, Игорек, не понимаешь, — не унималась Анечка. — Может, у нее, у Гориной нашей, дальнозоркость?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Да мало ли, кто и что хочет? Шутить изволите, господин Погорелов, усмехнулся он. Вас, между прочим, никто не спрашивает. Нет у вас, увы, волшебной палочки, которой можно было бы просто взмахнуть, и… Поэтому желания свои держите при себе, стиснув зубы, сжав в кулаки пальцы — знающие люди говорят, что так легче выдерживать пытки. Нет, нельзя было вести себя столь несдержанно. Недостойно вы себя повели, господин Погорелов, ох, как недостойно! Где ж это видано — вышвыривать из машины любимую женщину, обожаемую женщину, единственную женщину, которую вы, по вашим же словам, так боитесь потерять? Где логика, где смысл?
«Смысл, — усмехнулся он, прикурив очередную сигарету, — смысл уже давно стал недосягаем. Пора бы с этим смириться».
И вот вам, господин Погорелов, результат: женщину вашу тут же подобрали. Логично, что ж ей на дороге валяться, добрых-то людей много. Вот и нашелся один такой — добрый. Хороший, как она сказала. Очень хороший человек…
Хотя сама Ирина утверждает, что знакомство это для нее ничего не значит. Что кроме имени и цвета машины она про парня этого ничего не знает, что о встрече они не договаривались…
Только почему-то не верится.
Скептик вы, господин Погорелов. Фома неверующий. Разве за шесть лет, проведенных вместе, она вас хоть раз обманула?
Кажется, ни разу. Только ведь все эти шесть лет мы были — вместе. А теперь, со вчерашнего вечера, все изменилось. Теперь всякое может случиться…
Грустно запиликала в кармане «Санта Лючия». «Оказывается, вам, господин Погорелов, тоже не чужда классическая музыка. И слушаете вы ее регулярно, по несколько раз в день», — усмехнулся он мысленно и снял трубку.
— Андрюха, ты что, до сих пор до дома не доехал? Случилось что? — глухим и озабоченным басом поинтересовался Бирюков.
— Случилось… — раздумывая, ответил он как будто сам себе.
— С машиной что?
— С машиной все в порядке. И со мной тоже.
— Тогда что случилось-то? — не обнаружив логики в его ответе, озадачился приятель.
Андрей усмехнулся в ответ.
— Как у тебя, Бирюков, все просто.
— Зато у тебя слишком сложно. Ирку свою нашел?
— Нашел. И снова потерял…
— То есть как это — потерял? Куда она делась-то?
— Никуда не делась. Домой пошла…
— А, понятно. Поругались опять, значит?
— Да нет, не поругались. Вполне мирно доехали…
— Да прекрати ты…! — окончательно выведенный из себя Бирюков выругался в трубку. — Хватит чушь нести, ты скажи, что случилось-то у тебя?
— Ладно, Степа, не злись. Мне, кажется, на самом деле помощь нужна. Незамедлительная. Поможешь?
— Помогу, конечно. А что сделать-то надо?
— Напиться надо, Степа. Напиться так, чтобы наизнанку вывернуло, чтобы упасть мордой в салат — и вырубиться. Заснуть, и не просыпаться — как можно дольше…
— Да ты постой, Погорелов… Ты скажи, что произошло все-таки?
— Да ничего особенного… Если не считать того, что меня подвинули.
— Кто тебя подвинул? Куда? На работе проблемы, что ли?
— Если бы на работе… Какой ты тугодум все-таки, Бирюков. Жираф, и то быстрее соображает. В личной жизни у меня проблемы, понимаешь? Серьезные проблемы…
— Что, никак краля твоя хахаля себе завела? — осенило наконец Бирюкова.
— Вроде того. Только, знаешь, бесит меня твой жаргон тюремный иногда, Степа. Сколько лет уже на свободе, пора бы по-человечески начать разговаривать.
— Ладно, не кипи. Смысл-то от этого не меняется, какая разница, какими словами…
— Ну так что — поможешь?
— Помогу, какой разговор! Только, знаешь, может не стоит напиваться-то?
— Так нет у меня другого выхода, Бирюков.
— Ну, это тебе так кажется. Можно ведь проблему решить радикально.
— Радикально? Это как — радикально?
— А так. Приласкать ее голубчика где-нибудь в темном переулке так, что он навсегда дорожку к своей милой забудет. Ты ведь знаешь, я могу.
— Брось ты эти шутки свои дурацкие, Степа…
— Да я не шучу. Это ж ведь устроить легко и просто. Ты только скажи. Дай команду…
— Урод ты, Бирюков. Уродом как был, так и остался.
— Ну-ну, ты полегче…
— Да пошел ты, — отмахнулся Андрей и оборвал связь.
Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. В голове звучало эхом: «Ты ведь знаешь, я могу…» А ведь и в самом деле, подумал Андрей, он может. Он на такое способен. Он уже решил однажды похожую проблему «радикальным» способом…
Бирюков был недавним его приятелем, и о его тюремном прошлом Андрей знал немногое. В принципе, он всегда был Андрею не слишком приятен, в компанию его притащил Пипин, балдеющий от Бирюковских наколок. А Бирюков прижился…
«Что же делать? Что же, черт возьми, делать мне теперь?»
Третий окурок упал на асфальт, за ним четвертый, пятый…
Давно уже погас свет в комнате у Ирины. Почти во всех окнах давно погас свет, а он все сидел в машине, курил сигарету за сигаретой, пытаясь понять…
И вдруг вспомнил — одну ее фразу, которую обронила она сгоряча, в пылу гнева. И зацепился за эту фразу, пытаясь убедить себя в том, что еще не поздно. Еще не поздно все изменить, все вернуть… Нужно только действовать — быстрее.
— Над чем так глубокомысленно размышляете, Ирина Евгеньевна? — услышала она вдруг и даже вздрогнула от неожиданности. С трудом отвела взгляд, намертво прилипший к противоположной стене. К темному пятнышку на белоснежных обоях. Сколько времени, интересно, она его изучала? И чем оно ее так заинтересовало? И вообще, почему пятнышки на обоях и всякие там трещинки на потолке порой так настойчиво притягивают взгляды? И…
Перед ней стоял Игорь, программист, и улыбался немного смущенной и, как показалось Ирине, загадочной какой-то улыбкой.
— Ты что-то спросил, Игорь? Извини, не расслышала.
— Я спросил, над чем ты так глубокомысленно размышляешь.
— Над балансовым отчетом, над чем же еще…
— Ага, — донеслось с соседнего столика, за которым сидела менеджер Анечка Седова. — Над балансовым отчетом. Она его еще с утра на стенку кнопками канцелярскими прилепила, а теперь вот сидит, изучает.
Игорь обернулся, придирчиво осмотрел стену.
— Что-то я не вижу там никакого балансового отчета. Вообще ничего не вижу, кроме стены и темного пятна на ней.
— Ну и что, что не видишь. Я вот, например, тоже его там не вижу. А она — видит. Правда ведь видишь, Горина?
— Ага, — кивнула в ответ Ирина. — Я — вижу.
— Ну вот, это ж самое главное, чтоб она его видела! А нам с тобой, Игорек, его вообще видеть не обязательно. Он нас вообще никак не касается. Это Ирке его сдавать через неделю, так что пусть изучает.
— Пусть, — Игорь не возражал. — Только, может, его на столе изучать все-таки удобнее, чем на стенке противоположной? Ближе, как-никак…
— Ничего ты, Игорек, не понимаешь, — не унималась Анечка. — Может, у нее, у Гориной нашей, дальнозоркость?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33