Она просто не допустит такого. Усталые ноги скользили по полу. Элла достала из ящика стола маленькое овальное зеркальце, которое она взяла, уезжая из материнского дома. Зеркальце с полустертой розой. Конечно, она уже не была молодой, горячей Эллой, в уголках глаз притаились морщины, кожа потеряла былую упругость и бархатистость, а вот глаза... глаза остались прежними, ярко-синими. Один ее поклонник часто любил цитировать Есенина: "Все равно глаза твои, как море, голубым колышутся огнем". Она положила зеркальце на стол и вдруг услышала скрип открывающейся двери...
- Алексей, Алексей, - захлебывалась Катя, - едем сию минуту.
- Ты уверена, что здесь нет ошибки, проверила?
- Да какая ошибка?! - Катя с досадой взмахнула рукой, и хрупкая чайная чашка отлетела на другой конец кухни. - Почему я не просмотрела эти бумаги сразу на месте, там, в театре!
Алексей старался не смотреть на нее.
- Вроде бы все сходится.
- Здравствуй, Элла, - услышала она мягкий голос, - вот мы и встретились, мы же старые знакомые, правда, Элла?
Она сидела, не поднимая глаз. "Конечно, надо было догадаться раньше, но..."
- Ты ведь боишься меня, Элла, тебе и в голову не приходило, кто я такой. Мне доставляло удовольствие мучить тебя, видеть, как ты страдаешь и боишься.
Элла усмехнулась.
- Ты смеешься, почему? Это очень странно. - В голосе звучала досада и обида ребенка, который не произвел желаемого эффекта своей выходкой.
- Короче, - отрезала Элла, - не распускай сопли и давай без предисловий.
- Нет, я хочу с предисловиями, чтобы ты знала, как я тебя ненавижу, как ненавидел всю жизнь, как эта ненависть придавала мне силы жить и думать, что когда-нибудь настанет момент и ты будешь целиком в моей власти, вся... Я так долго искал тебя, Элла, я так мучился... потому что одновременно любил тебя и понимал, что ты никогда не будешь моей и никогда не подчинишься мне, как я этого хотел. Ты помнишь, Элла, как мы с тобой познакомились? Однажды вечером я выскользнул из театра, умирая от стыда за свою мать, которая изображала на сцене черт знает что и при этом считала себя великой артисткой, пошел в парк и... увидел тебя. Ты стояла около какой-то скамейки и кидала камешки, стараясь попасть в яму. О, я помню все это до мельчайших подробностей! Помню твое ярко-желтое платье, загорелые руки, рыжие волосы. Но главное, я помню твою неповторимую презрительную усмешку, в которой было столько обаяния. Как жалко, Элла, что ты не можешь увидеть себя со стороны, не можешь страстно и обреченно влюбиться в саму себя!
Гурдина тихо вздохнула, ей было больно дышать. Кольнуло в сердце. "Как это было давно: море, детство, смешной мальчишка, который ходил за мной, как собачонка. Мальчишка, решивший меня уничтожить".
- Но самый большой удар ждал меня впереди. Я не мог поверить своим глазам. Ты с такой легкостью и вдохновением исполняла отрывки ролей, разыгрывала театральные сценки. Для меня было потрясением, что я ТАК не мог, я - выросший за кулисами театральный ребенок. Я смотрел на тебя с восхищением и ненавистью. Я ненавидел и презирал свою мать, которая не дала мне таланта, но обрекла на тоску по театру, который я тоже и любил, и ненавидел... Ты догадалась, что именно я разрезал запястья своей матери. Я прочитал это в твоих глазах, в них было презрение и брезгливость, но страха не было, ты не БОЯЛАСЬ меня, и это было самым мучительным, я не мог в это поверить. И тогда я поклялся, что ЗАСТАВЛЮ тебя бояться!
"Господи, откуда взялся этот мотив? "В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана, в таверне веселились моряки и пили за здоровье капитана". Черт, кажется, свело ногу". Она протянула руку вниз. Медленно, незаметно.
- Ты всегда умела околдовывать людей, они становились твоими преданными рабами. Я помню Лилю, жалкую, бедную Лилю, ставшую буквально твоей тенью, повторяющей твои движения, смех... Так случилось, что после смерти матери меня направили в детский дом. Мне повезло. Меня усыновили добрые состоятельные люди, превратившие мою жизнь в мечту для многих моих сверстников. Они дали мне все... Они хотели, чтобы я стал дипломатом, у них были связи, они могли устроить меня в элитный МГИМО. Но я сказал: "Нет" - и поступил в театральное, вернее, они помогли мне поступить. Это было наваждением, Элла: запах театра и ТЫ, КОТОРУЮ Я НИКАК НЕ МОГ ЗАБЫТЬ все эти годы. О моей жизни рассказывать не хочется. Я был навсегда болен твоими волосами, глазами, смехом. Моя первая девушка была ПОХОЖА на тебя, но только похожа. Вторую я изнасиловал около ее же дома. Я становился зверем, когда видел рыжие волосы и синие глаза. Я помню, как воспитательница детского дома была напугана моей запиской, в которой я написал, что мне хочется ласкать ее шею, сжимать руками и видеть, как из нее брызнет кровь. Она тоже была рыженькая, с ярко-синими глазами. Я не вытерпел и поехал туда, где мы впервые встретились, в твой родной город. Тогда я и отправил тебе свое первое послание. Ты испугалась и убежала из города вместе с сыном. Я не ожидал этого и был сильно озадачен. Я надолго потерял тебя из виду. Но я знал, что рано или поздно мы встретимся снова, я это предчувствовал. Я понимал, что ты, такая яркая и талантливая, когда-нибудь окажешься в Москве, пробьешься и станешь знаменитой. Это было ясно каждому, кто хоть раз видел тебя, говорил с тобой.
Рука медленно ползла вниз. "Только бы не заскрипел ящик, может быть, мне удастся открыть его без шума", - вертелось у Гурдиной в голове.
- И вот, когда я через столько лет снова встретился с тобой, то испытал НАСТОЯЩИЙ КАЙФ - я понял, что ты в моей власти, что ты ни о чем не догадываешься. Как я наслаждался этим! Я сделал себе пластическую операцию, чтобы ты никогда не узнала меня. Тебе не страшно, Элла? - он все пытался заглянуть ей в глаза, но ему это никак не удавалось.
- Нет, - в ее голосе прозвучало удивление, - нет, я не боюсь тебя. Я не знаю, что такое страх ЗА СЕБЯ. Я боялась за своего сына, но за себя никогда.
Он согласно кивнул:
- Ты всегда была такой безрассудно-смелой, я восхищался тобой, ненавидел и восхищался. А твоя головокружительная карьера! Ты - ведущий московский режиссер, твой талант признан всеми, ты - счастливчик, баловень судьбы.
- Ты ошибаешься, ошибаешься, я никогда не была баловнем судьбы, я за все сражалась и боролась. Мне ничего не давалось просто так. Знаешь ли ты, лощеный московский юноша, что такое грязь и убожество провинциальных гостиниц, ежеминутное унижение со стороны режиссера, который милостиво разрешает тебе играть ту или иную роль, настоящая нищета и голод? Я шла по жизни, стиснув зубы, я говорила себе: "Элла, пробьет и твой час!" Я верила в это, я знала, что это будет ТАК! Но мне был уготован длинный тернистый путь, который я прошла одна, без всякой помощи, от начала и до конца!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
- Алексей, Алексей, - захлебывалась Катя, - едем сию минуту.
- Ты уверена, что здесь нет ошибки, проверила?
- Да какая ошибка?! - Катя с досадой взмахнула рукой, и хрупкая чайная чашка отлетела на другой конец кухни. - Почему я не просмотрела эти бумаги сразу на месте, там, в театре!
Алексей старался не смотреть на нее.
- Вроде бы все сходится.
- Здравствуй, Элла, - услышала она мягкий голос, - вот мы и встретились, мы же старые знакомые, правда, Элла?
Она сидела, не поднимая глаз. "Конечно, надо было догадаться раньше, но..."
- Ты ведь боишься меня, Элла, тебе и в голову не приходило, кто я такой. Мне доставляло удовольствие мучить тебя, видеть, как ты страдаешь и боишься.
Элла усмехнулась.
- Ты смеешься, почему? Это очень странно. - В голосе звучала досада и обида ребенка, который не произвел желаемого эффекта своей выходкой.
- Короче, - отрезала Элла, - не распускай сопли и давай без предисловий.
- Нет, я хочу с предисловиями, чтобы ты знала, как я тебя ненавижу, как ненавидел всю жизнь, как эта ненависть придавала мне силы жить и думать, что когда-нибудь настанет момент и ты будешь целиком в моей власти, вся... Я так долго искал тебя, Элла, я так мучился... потому что одновременно любил тебя и понимал, что ты никогда не будешь моей и никогда не подчинишься мне, как я этого хотел. Ты помнишь, Элла, как мы с тобой познакомились? Однажды вечером я выскользнул из театра, умирая от стыда за свою мать, которая изображала на сцене черт знает что и при этом считала себя великой артисткой, пошел в парк и... увидел тебя. Ты стояла около какой-то скамейки и кидала камешки, стараясь попасть в яму. О, я помню все это до мельчайших подробностей! Помню твое ярко-желтое платье, загорелые руки, рыжие волосы. Но главное, я помню твою неповторимую презрительную усмешку, в которой было столько обаяния. Как жалко, Элла, что ты не можешь увидеть себя со стороны, не можешь страстно и обреченно влюбиться в саму себя!
Гурдина тихо вздохнула, ей было больно дышать. Кольнуло в сердце. "Как это было давно: море, детство, смешной мальчишка, который ходил за мной, как собачонка. Мальчишка, решивший меня уничтожить".
- Но самый большой удар ждал меня впереди. Я не мог поверить своим глазам. Ты с такой легкостью и вдохновением исполняла отрывки ролей, разыгрывала театральные сценки. Для меня было потрясением, что я ТАК не мог, я - выросший за кулисами театральный ребенок. Я смотрел на тебя с восхищением и ненавистью. Я ненавидел и презирал свою мать, которая не дала мне таланта, но обрекла на тоску по театру, который я тоже и любил, и ненавидел... Ты догадалась, что именно я разрезал запястья своей матери. Я прочитал это в твоих глазах, в них было презрение и брезгливость, но страха не было, ты не БОЯЛАСЬ меня, и это было самым мучительным, я не мог в это поверить. И тогда я поклялся, что ЗАСТАВЛЮ тебя бояться!
"Господи, откуда взялся этот мотив? "В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана, в таверне веселились моряки и пили за здоровье капитана". Черт, кажется, свело ногу". Она протянула руку вниз. Медленно, незаметно.
- Ты всегда умела околдовывать людей, они становились твоими преданными рабами. Я помню Лилю, жалкую, бедную Лилю, ставшую буквально твоей тенью, повторяющей твои движения, смех... Так случилось, что после смерти матери меня направили в детский дом. Мне повезло. Меня усыновили добрые состоятельные люди, превратившие мою жизнь в мечту для многих моих сверстников. Они дали мне все... Они хотели, чтобы я стал дипломатом, у них были связи, они могли устроить меня в элитный МГИМО. Но я сказал: "Нет" - и поступил в театральное, вернее, они помогли мне поступить. Это было наваждением, Элла: запах театра и ТЫ, КОТОРУЮ Я НИКАК НЕ МОГ ЗАБЫТЬ все эти годы. О моей жизни рассказывать не хочется. Я был навсегда болен твоими волосами, глазами, смехом. Моя первая девушка была ПОХОЖА на тебя, но только похожа. Вторую я изнасиловал около ее же дома. Я становился зверем, когда видел рыжие волосы и синие глаза. Я помню, как воспитательница детского дома была напугана моей запиской, в которой я написал, что мне хочется ласкать ее шею, сжимать руками и видеть, как из нее брызнет кровь. Она тоже была рыженькая, с ярко-синими глазами. Я не вытерпел и поехал туда, где мы впервые встретились, в твой родной город. Тогда я и отправил тебе свое первое послание. Ты испугалась и убежала из города вместе с сыном. Я не ожидал этого и был сильно озадачен. Я надолго потерял тебя из виду. Но я знал, что рано или поздно мы встретимся снова, я это предчувствовал. Я понимал, что ты, такая яркая и талантливая, когда-нибудь окажешься в Москве, пробьешься и станешь знаменитой. Это было ясно каждому, кто хоть раз видел тебя, говорил с тобой.
Рука медленно ползла вниз. "Только бы не заскрипел ящик, может быть, мне удастся открыть его без шума", - вертелось у Гурдиной в голове.
- И вот, когда я через столько лет снова встретился с тобой, то испытал НАСТОЯЩИЙ КАЙФ - я понял, что ты в моей власти, что ты ни о чем не догадываешься. Как я наслаждался этим! Я сделал себе пластическую операцию, чтобы ты никогда не узнала меня. Тебе не страшно, Элла? - он все пытался заглянуть ей в глаза, но ему это никак не удавалось.
- Нет, - в ее голосе прозвучало удивление, - нет, я не боюсь тебя. Я не знаю, что такое страх ЗА СЕБЯ. Я боялась за своего сына, но за себя никогда.
Он согласно кивнул:
- Ты всегда была такой безрассудно-смелой, я восхищался тобой, ненавидел и восхищался. А твоя головокружительная карьера! Ты - ведущий московский режиссер, твой талант признан всеми, ты - счастливчик, баловень судьбы.
- Ты ошибаешься, ошибаешься, я никогда не была баловнем судьбы, я за все сражалась и боролась. Мне ничего не давалось просто так. Знаешь ли ты, лощеный московский юноша, что такое грязь и убожество провинциальных гостиниц, ежеминутное унижение со стороны режиссера, который милостиво разрешает тебе играть ту или иную роль, настоящая нищета и голод? Я шла по жизни, стиснув зубы, я говорила себе: "Элла, пробьет и твой час!" Я верила в это, я знала, что это будет ТАК! Но мне был уготован длинный тернистый путь, который я прошла одна, без всякой помощи, от начала и до конца!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67