— Я должна кое-кого увидеть, — сказала она поспешно, отворачиваясь от матери и направляясь к двери.
— Но ты ведь еще не поела. И потом, ты собиралась помочь мне прибрать часовню Святой Девы.
Джулиана почувствовала еще один укол вины.
— Мы можем сделать это позже, мама.
Она уже была почти у двери, когда голос матери остановил ее.
— Может быть, тебе стоит прежде одеться? Не пойдешь же ты гулять по замку в одной ночной рубашке? Я позову служанок, они помогут тебе…
— Не надо!
Джулиана поспешно натянула через голову платье и сунула ноги в кожаные туфли. Затем подобрала волосы, свободно рассыпанные по плечам, и скрутила на затылке в пучок, прежде чем накинуть на голову покрывало. Джулиана не стала тратить время на более тщательный туалет — она не могла терять ни минуты — и мгновением позже так поспешно выходила в дверь, что покрывало и полы платья летели за ней, словно крылья.
Изабелла осталась одна в своих бывших покоях, с задумчивым, несколько озадаченным выражением на обычно спокойном, нежном лице.
Итак, ее дочь испытывает чувства к шуту. Как похоже на ее упрямого ребенка — влюбиться в абсолютно не подходящего ей человека, так же далекого от нее, как крестьянин или король, когда ее собираются выдать замуж пусть за незнакомца, но из ее же сословия.
Конечно, девочка даже не подозревает о том, что делается в ее сердце. Ее дочь почти так же эмоционально нетронута, как в тот день, когда ее вырвали у матери из рук. Тогда у Изабеллы не было никакой надежды остановить своего мужа, уговорить его не отнимать у нее единственное выжившее дитя. Но если бы она только знала, что Виктор Монкриф оставит ее девочку с незаживающими ранами в душе и с непробужденными чувствами, она, может быть…
Но Изабелла знала, что все равно ничего не смогла бы сделать. Она помнила, как просила, молила, спорила, доказывала… муж был непоколебим, ничто не могло его тронуть. Он убедил себя, что жена не сможет родить здорового ребенка, пока рядом с ней находится ее первенец, к тому же Виктор Монкриф очень хорошо заплатил за свою юную невесту.
И вот теперь Джулиана стала взрослой женщиной, которая знала о богатстве чувств и радостях любви не больше, чем суровый аббат ордена Святой Евгелины. И что еще хуже — она, кажется, влюбилась в королевского шута! А это делало ситуацию просто непредсказуемой.
Разумеется, она никогда не признается в этом даже самой себе. Если Изабелла заговорит об этом, Джулиана все будет отрицать, причем полностью уверенная в своей правоте. Но Изабелла знала людей, и ей было знакомо это потерянное, тоскливое выражение, которое появилось на лице ее дочери. Она опять оказалась в ловушке, влюбившись в самого неподходящего человека на свете, и снова все выглядело так, как будто Изабелла ничем не могла помочь ей.
Но она не собиралась сдаваться, не попытавшись спасти свою дочь. В этом шуте было что-то очень странное, что-то не вполне правильное. Глупо, конечно, говорить о странностях шута, когда в этом и заключается его сущность — быть не похожим на других. Однако что-то в мастере Николасе, в его стишках, шутках и песенках не укладывалось в обычный ряд. Как и большинство шутов, он говорил грубые, откровенные вещи, не сдерживая языка, но Изабелла чувствовала, что в отличие от других Николас знал совершенно точно, что он говорит, зачем и с какой целью.
По правде говоря, она не слишком часто встречалась с людьми его сорта, и большинство тех, кого она видела, были весьма странными созданиями с явными физическими или психическими уродствами. При этом они обладали либо излишне острым умом, либо вообще никаким. Николас Стрэнджфеллоу явно относился к первой категории. К тому же и лицом и фигурой он был очень привлекателен — если бы хоть на мгновение перестал двигаться и позволил себя рассмотреть.
Он был высоким, пластичным, за его почти кошачьей грацией явно чувствовалась сила, хотя он, видимо, старался это скрыть. У него были необыкновенные глаза: глубокие, умные, загадочные, даже когда в них появлялся оттенок безумия или злости. Если бы Изабелла была лет на десять моложе и не вышла замуж за такого достойного человека, как лорд Хью, она вполне могла бы сама увлечься этим притягательным и таким непредсказуемым человеком.
И все же, несмотря на свои, несомненно, привлекательные черты, он совершенно не подходил ее единственной дочери и был крайне опасен для мира и спокойствия ее нового дома.
Она могла бы довольно легко от него избавиться. Одно только слово мужу, и этого шута в тот же миг отправят обратно к королю. Хью едва терпел Генриха и был весьма подозрителен во всем, что имело к нему хоть какое-то отношение. Поэтому все, что ей надо сделать, — это слегка намекнуть на неблаговидное поведение мастера Николаса, чтобы никогда больше его не увидеть.
Однако с таким королем, как Генрих, надо было вести себя очень осторожно. Ее новый муж был мудрым человеком, в этом она уже успела убедиться, но он был в то же время солдатом — прямым и честным в словах и делах. А Генрих до мозга костей человек власти, то есть коварный, лживый и лицемерный — и очень опасный. Хью даже не пытался скрыть своего прохладного отношения к монарху, значит, его жена должна была следить за тем, чтобы он не сжигал за собой все мосты. От этого зависело благополучие ее нового дома, всех близлежащих владений и, что не менее важно, возможность спасти дочь от нового нежеланного брака.
А потому в настоящее время маленькая, грязная, заброшенная часовня Святой Евгелины могла немного подождать. Она так долго была лишена заботы и внимания, что еще несколько дней ничего не изменят. Если у Изабеллы будет время, она сможет пойти и помолиться этой могущественной святой о благополучии ее дочери. У святой Евгелины не было детей, но она была весьма заботливой и умной молодой женщиной, и если бы какая-нибудь святая могла бы присмотреть за Джулианой, то пусть уж это была бы сама Повелительница драконов.
Опыт подсказывал Изабелле, что Джулиана сейчас нуждается в любой помощи, как от сил этого мира, так и того.
Никто не обратил внимания на Джулиану, когда та бежала по коридорам замка Фортэм. В эти дневные часы все были заняты своими заботами, и падчерица хозяина не могла вызвать слишком уж сильного интереса. Никто не взглянул на нее дважды, никто не заметил ее растрепанных волос, помятого платья, тем более что Джулиана быстро шла, потупив глаза и изо всех сил стараясь быть незаметной.
Но вот беда, она совершенно не помнила, где находится комната Николаса. В прошлый раз она легко нашла ее, потому что ей подсказал Бого. Но, к сожалению, она очень плохо ориентировалась в пространстве. В замке Фортэм было ни много ни мало целых пять башен, и Джулиана понятия не имела, в какой именно заперли несчастного шута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78