– Малахов?! – вскакивает Томин.
– Да-да, Малахов, – обыденно подтверждает Саковин. Он успел уже свыкнуться с нежданной новостью.
– Надо было давно догадаться! Кто в трезвом уме станет давать Паше взятку!
– Садись. Побольше выдержки. Что еще вы можете сообщить, Пал Палыч?
– Естественно, я поговорил с врачом. Невменяемость Малахо­ва, – дальше он читает, – «…была связана с началом психическо­го заболевания, в основе которого лежали склеротические про­цессы и почечная интоксикация. Проведенное лечение дало более или менее устойчивое просветление сознания, возврат к трудос­пособности».
– И с чем же мы сегодня имеем дело? – спрашивает Саковин.
– Отвечу, опять же цитатой: «Возможные дефекты психики: в состоянии резкого эмоционального подъема или спада может быть склонен плоды собственного фантазирования считать ре­ально происшедшими событиями».
– То есть склонен бессознательно завираться?
– Оригинальные у него фантазирования! – снова не выдержи­вает Томин. – Сумасшедший-сумасшедний, а воровать ума хвата­ло! И две с полтиной раздобыл и перевел куда надо.
– Даже не знаю, что делать, – озадаченно произносит Саковин. – Какой из него, к шуту, свидетель?.. Но, с другой стороны, кто сказал, что он и теперь «того?..
– Женя, надо поговорить! Нам бы какие-то зацепочки, дальше сами размотаем. Шишкин у меня уже на крючке.
– Я считаю, Евгений Николаевич, – поддерживает Знаменский, – надо попытаться добыть из Малахова истину. Пусть хоть иска­женную. Если его начинает «заносить», это сразу заметно, мы сумеем отсеять фантазии.
– Ну… давайте попробуем, – соглашается Саковин.
– Разрешите предварительно один звонок. Это существенно.
Пал Палыч торопливо набирает номер.
– Знаменский беспокоит. Как у вас с шоферами?.. Да?.. Спаси­бо большое! – и кладет трубку очень довольный. – Помидоры вывезены на базар. Сданы Шишкину. И тогдашняя черешня тоже, – добавляет он для Томина. – И всем шоферам товар отпускал Васькин. Малахов сказал правду – при нем вагоны уже стояли пустые. А ведь все было подведено так, чтобы отвечал он!
– Один раз признали невменяемым… – подает голос Томин.
– Вот-вот! Для того и держали! Привезут груз при Васькине, он сразу кинет налево, сколько успеет, потом заступает на смену Малахов и… оформляет недостачу. Ценнейший человек.
– Женя, я зову? – не терпится Томину.
– Зови.
Малахов входит все такой же стеснительный, немного робею­щий. Саковин мягко приглашает его взглянуть:
– Иван Степаныч, вот есть у нас одна фотография, – он кладет на стол снимок.
– Это вы, – изумленно смотрит Малахов на Томина.
– Вы и я.
– Загадка. Не встречались же, – округляет он наивные глаза.
– Но перед вами фотография, документ, – говорит Саковин. – Как вы можете это объяснить?
– Не знаю. А вы? – снова адресуется он к Томину.
– Я тоже забыл.
– Загадка. Улыбаюсь. Выгляжу хорошо, да?
– А вы часто фотографируетесь? – спрашивает Саковин.
– Нет. Зачем.
– Возможно, тогда вы вспомните… пусть не с этим товарищем, а еще с кем-то… но так же вот пожимаете руку… вас не фотографи­ровали?
– Недавно. Для стенгазеты.
– С кем же?
– С Котей мы, – улыбается Малахов.
– Простите?
– С Васькиным, – объясняет Знаменский.
– Я в галстуке, – склоняет голову набок Малахов. Фотография интригует его. Он говорит о ней охотно.
– Поточнее не вспомните, когда именно вы фотографирова­лись с Васькиным?
– Неделя. От силы – полторы.
– А по какому поводу?
– Выполнение соцобязательств. Вроде друг друга поздравля­ем.
– И помещена она в стенгазете?
– Нет еще. Скоро.
– Ну а кто вам предложил… кто сказал, что надо сняться?
– Котя. – И снова рука тянется потрогать фотографию, повер­нуть так и эдак. – Загадка! – смакует он.
– Иван Степаныч, фотограф был ваш, базовский?
– Нет. Приглашали. По трешке взял.
– Хорошо, с этим вопросом ясно, – подытоживает Саковин.
Знаменский поднимает палец, прося слова. Саковин кивает.
– Иван Степаныч, это вы привлекли Старухина для составле­ния актов о недостачах?
– Я это.
– Но он же больной человек, подпишет что угодно.
– Нет, – встает Малахов на защиту Старухина. – Он когда как. Когда привлек, он в себе был. За три дома от базы. Скучает. Я и привлек. Без бюрократии. На свежем воздухе. Сиди, смотри. Чекушку поднесут. Но ребята портят. Нельзя ему много-то. Дяде Коле.
– Ясно, – говорит Саковин. И, видя, что Томин хочет спро­сить. – Давай.
– Что делает у вас на базе Викулов?
– Он бригадир. Над грузчиками.
– И все?
– Ну… Голова, вообще-то. Мозги в спецовке. Чего надо умное – к нему. Большой человек был. Юрист. Так и зовем. За справед­ливость пострадал, – переживает он за Викулова. – С горы – да к нам. Так человек пострадал! Страшное дело!
– Можно я про основное? – спрашивает Знаменский.
– Пожалуй… – соглашается Саковин.
Знаменский подходит к Малахову, садится рядом, дружески кладет руку на колено.
– Иван Степаныч, вы ведь добрый человек, это видно. Скажи­те, за что вы меня старались в тюрьму посадить?
Малахов очень расстраивается:
– Не старался! Что вы! Да боже мой!
– Но ведь мне за получение взятки полагается тюрьма. А вы мне эту взятку на книжку перевели. Перевели ведь?
– Перевел… – шепчет Малахов.
– Зачем? Я вас просил? Намекал? Был хоть какой-то разговор – мол, мне от вас что-то надо?
– Не было.
– Как же вам в голову пришла такая мысль?
– Это нет… – со стоном говорит Малахов, – не могу сказать!
– А номер сберкассы и счета вам тоже Котя продиктовал?
– Это юрист.
– Как он узнал номер счета? – вмешивается Саковин.
– Не знаю.
– Примерно тогда я брал зарплату. Кто-то мог просто стоять за плечом, – предполагает Знаменский.
– Все деньги ваши? – спрашивает Саковин.
– Половина.
Малахову стыдно, мучительно. Пал Палычу уже откровенно жаль его, а что поделаешь? Надо спрашивать.
– Тот, кто… вас надоумил, он объяснил, за что платить?
– Да вот те вагоны. Три вагона-то. Пропавшие. Говорит, не­приятности будут. Полагается, говорит. Все берут. – Малахов вскидывает на Пал Палыча ясные глаза и спрашивает по-детски: – Нет? – И, прочтя на лице Знаменского ответ, отчаивается. – Ошибся. Не хотел плохого… Говорит, давай скинемся. Человек на одну зарплату живет. Жалко стало. Я и принес.
Воцаряется молчание. Томин давится подступающим смехом.
– Нам понятно, с кем вы скидывались, – говорит Саковин, – но, может, все-таки назовете имя?
– Что хотите! Не могу!
– Ну, хорошо, оставим… Вы знакомы с Шишкиным? – помол­чав, продолжает Саковин.
– С рынка. Не люблю его.
– А откуда вы его знаете?
– Ходит к нам.
– Не слышали: был случай – он пять суток отсидел? – встав­ляет Томин.
– Слышал. Ох, злился! Ох, разорялся! – с переменой темы Малахов оживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17