– Давайте поговорим спокойно, инспектор. Рынок – место для торговли, кусок пространства с прилавками. Мой долг, чтобы на это пространство доставляли продукты. Но мне никто не обязан доставлять. Мой поставщик в массе неорганизованный частник, колхозник, рабочий, много пенсионеров. Имеют они возможность сами стоять в рядах?
– Вероятно, не всегда.
– Далеко не всегда! Привезет человек товара на недельную торговлю, а свободен два дня. Да еще рвется магазины обегать, деревенские заказы выполнить. Он охотно сбывает пусть дешевле, но оптом.
– Все это ясно, но…
– А ясно вам, инспектор, что рынок не способен предложить частнику выход? Мы не можем никоим образом приобрести его творог или редиску. Я бы с радостью отдал часть пространства Центросоюзу. Пусть кооперация скупает на комиссионных началах.
– Так отдайте!
– Если б я ушел в отставку генералом, а не полковником, то, возможно, решал бы сам подобные вопросы.
– А пока предпочитаете терпеть племя паразитов.
– Давайте уж совсем закроем рынок! – прерывает директор. – Неровен час, кто наживется!
– Ладно, товарищ полковник, кончим спор. Что вам известно об арестованном?
– Кличка «Сеньор Помидор». Старшина перекупщиков на нашем рынке. А по слухам, в курсе ситуации и на остальных. На одном, допустим, огурцов целый рад, а на другом разбирают последние килограммы. Шишкин дирижирует: машина, не разгружаясь, едет туда.
– Поле-езный человек!
– В своем кругу большой человек, знаете ли… – Звучит это почти как предостережение.
* * *
Из здания народного суда выводят группу арестованных за мелкое хулиганство. Рядом стоит «автозак», куда их должны погрузить. Первым идет Шишкин. Взгляд его задерживается на стоящей неподалеку телефонной будке.
– Начальник, – обращается он к конвоиру у машины, – дозволь позвонить!
– Не положено, – отзывается тот довольно благодушно – мелкие хулиганы не убийцы, с ними можно либерально.
– Ну будь человеком – два слова. Птицы дома второй день не кормлены, понимаешь, нет? Жена не знает кого чем.
– Не положено.
– Да ведь передохнут! А разве они виноваты, что я подрался? Ну, браток, будь человеком! Что я сделаю? Мне следы преступления заметать не надо, сообщников предупреждать – тоже. Ну?
– А какие птицы? – смягчается конвоир.
– Кенары, щеглы. Да еще попугай. Веришь, нет? – за двести рублей!
– Ну только мигом давай.
– Два слова! – Шишкин бежит к будке, в которой разговаривает пожилая женщина. – Мамаша, арестованному без очереди!
Шишкин закрывает дверь будки и набирает номер.
– Коля, я говорю… Пять суток… Смеешься?! – стервенеет он. – Я тоже смеюсь. Шишкину – пять суток! Пять лет – возьму. Десять – возьму. Но чтоб с меня мартышку делали! – голос его пресекается от бешенства.
Последний из арестованных влез в «автозак». Конвоир подходит к кабине, дает короткий гудок.
– Иду! – кричит Шишкин, приоткрывая дверь будки и снова в трубку. – Все понял? Действуйте! Я ничего не пожалею! На всю жизнь Шишкина запомнит! – он вешает трубку и бежит к машине. – Спасибо, начальник!
* * *
В ветхую избушку у ворот плодоовощной базы входит Знаменский.
– Из какой организации? – равнодушно спрашивает вахтер, крошечный старичок в сползающих на нос очках.
– Управление МВД. – Знаменский предъявляет удостоверение, но старичок не смотрит, а вникает в список у себя на столике.
– Вроде ваших сегодня нет… На капусте вот из Консерватории, на картошке – медицина… и эти грузят … кибернетики. Ваших нет.
– Я не овощи перебирать. Проверку веду, понимаете?
Вахтер окончательно теряет интерес.
– А-а… тогда пожалуйста.
Знаменский идет по территории, посматривая по сторонам: на длинные бетонные бункера хранилищ, переваливающиеся из ямы в яму грузовики с надписью «Овощи», на грязные дороги и группу то ли кибернетиков, то ли музыкантов, орудующих лопатами около одного из складов. Какой-то человек, завидя Знаменского, боком-боком подается в сторону, избегая с ним встречи.
…В просторном, дорого обставленном кабинете со Знаменским беседует заведующая базой – Чугунникова, женщина оживленная, деловая, решительная, руководящая. Этакая мать-командирша. Взгляд цепкий, умный, улыбка располагающая. Со Знаменским она держится приветливо и несколько покровительственно.
– Привыкла, Пал Палыч, девятый год ворочаю. Ну, конечно, забот в моем хозяйстве хватает: материальные ценности на руках, техника, люди…
– Включая медиков и кибернетиков.
Чугунникова добродушно отмахивается.
– С ними-то просто… Да, так о пропавших вагонах. Я, честно говоря, не вникала в подробности. В объеме нашего оборота, Пал Палыч, три вагона – мелочевка.
– Да ведь апрельские помидоры, Антонина Михайловна. Не августовские!
– Все равно укладывается в нормы естественной убыли.
– Допустим, даже так. Но нормы-то на фрукты-овощи. А сами товарные вагоны естественной убыли не подвержены, верно?
– Вагоны? – весело принимает слова Знаменского Чугунникова. – Верно, верно!
Из переговорного устройства у нее на столе раздается легкое шипение, а затем мягко-вежливый голос хорошо отдрессированной секретарши:
– Антонина Михайловна, Рудакова пришла.
– Пусть ждет. А ты, Зоенька, попробуй мне Матвей Петровича поймать.
– Хорошо, Антонина Михайловна, сейчас, – откликается вышколенный голос.
– Ищите, Пал Палыч, ищите. Мне от этих вагонов проку чуть.
– Почему же?
– Да ведь давно сгнило.
– Антонина Михайловна, соединяю с Матвей Петровичем, – доносится из переговорника.
– Извините, зампред исполкома по жилью. – Чугунникова берет трубку. – Здравствуй, я по твою душу. Вы что же со мной делаете? Я людям твердо обещала… Не хочу понимать и не буду. От меня исполком хоть раз слыхал «нельзя» или «не буду»? Нет и нет, не отступлюсь. Ну то-то… Как дома? У Людочки спала температура? – Чугунникова чуть косится на Знаменского – оценил ли, что она запанибрата с начальством. – Моя принцесса? Отгрипповала. Ну, до четверга… Где ужом, где ежом, а где и волчицей, – улыбается она Знаменскому, положив трубку. – Хотели три квартиры срезать, а у меня сплошь молодожены… Да, ну так что ж, приступайте, Пал Палыч. Люди у меня в основном толковые. Если нет больше вопросов… – Чугунникова вроде бы вскользь, но заметно бросает взгляд на часы.
– Пока все.
– Тогда пожелаю вам. Что будет полезное мне как руководителю базы, сообщите. Критику люблю.
– Очень ценное свойство, – смеется Знаменский. – Боюсь, оно вам понадобится.
* * *
В квартире Кибрит звонит телефон. Вытирая руки, она берет трубку.
– Да?
– Зинаида, я, – слышится голос Томина.
– Здравствуй, Шурик.
– Слушай, меня кто-то упорно пасет.
– Что? – не расслышала Кибрит.
– Меня кто-то пасет.
– Да брось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17