— А вдруг, — пролепетал голосом, полным невыразимой душевной муки, несчастный Бараха, все нервы которого напряглись при одном воспоминании о грозившей ему участи, — благодаря какой-нибудь случайности, эти сокровища находятся не там наверху, что, если я ошибся!..
Кровавая Рука не понял слов мексиканца, и глаза его сверкнули бешенством. Мгновенно он отцепил свой громадный охотничий нож.
— Дьявольщина! — прорычал он глухим, сдавленным голосом. — Так ты признаешься, что нагло обманул нас? И золота не существует?
— Заткнись, продавец индейских скальпов! — рявкнул метис. — Старость помрачила твой разум: человек этот вовсе не говорит, что золота не существует! Да и какое тебе дело до этого золота?! — добавил он. — Кто тебе сказал, что я соглашусь разделить его с тобой?!
— А-а, — бешено захрипел ренегат, — ты не желаешь делиться со мной, сын индейской волчицы! Ну, так…
И они обменялись такими злобными взглядами, будто схватка, о которой Хосе недавно рассказывал Фабиану, снова была готова вспыхнуть между ними.
— Дьявол с тобой! — процедил сквозь стиснутые зубы метис, умевший обуздывать дикие порывы своего родителя. — Если заслужишь, так и быть, кину тебе несколько костей. Но учти, львиная доля — моя!
Американец в ответ прорычал что-то неразборчивое и примолк. Эль-Метисо докурил трубку, выбил о камень пепел, встал и потянулся, как потягивается ягуар после пробуждения при первых признаках приближения сумерек.
— Пора кончать с этим делом, — снова обернулся он к отцу, который после только что готовой разразиться бури весь как-то сник и впал в апатию. — Интересно бы знать, возбудила ли у наших доблестных союзничков гибель их краснокожих братьев чувство мести, или, наоборот, устрашила их?
— Так или иначе, они будут добиваться того, чтобы заполучить пленных живыми, — откликнулся американец. — И ты знаешь это не хуже меня. А кто скажет, когда нам это удастся. Время не терпит, пристрелить всех троих к чертовой матери без рассусоливаний, и чем скорее, тем лучше!
— Даже так? — усмехнулся Эль-Метисо. — Воистину жажда золота ослепляет тебя, старина! Впрочем, мысль недурна, но как выманить хитрых лисиц из их норы, чтобы побыстрее прикончить?
С минуту Кровавая Рука усиленно размышлял, но придумать ничего путного не смог и лишь пожал плечами.
— Как видишь, с ними не так-то просто управиться, тем более без помощи союзничков. Вот почему не стоит допытываться, продолжают ли апачи упорствовать в своем намерении привести Черной Птице охотников живыми. Лично я предпочел бы иметь ничтожную крупицу золота взамен всей крови, что струится в их жилах.
— Не иначе Эль-Метисо нынче в благодушном настроении! Редкий случай, что и говорить, — съязвил американец. — Сам разбирайся со своими краснокожими друзьями как знаешь, однако не мешкай!
Эль-Метисо тронул за плечо лежащего неподалеку Серну. Тот обернулся и в упор посмотрел на бандита. Во взгляде индейца сквозило не то мрачное недоверие, не то злобное недовольство, а скорее всего, и то и другое вместе.
— Что хочет Эль-Метисо от краснокожего, который скорбит о своих погибших братьях? — угрюмо спросил апач.
— Он хочет знать, как захватить белолицых живьем? Их руки красны от крови отважных соплеменников Серны. Облако сомнений туманит ум Эль-Метисо, и он не видит иного средства, кроме как убить всех троих.
— Нет, такое средство есть, — уверенно возразил краснокожий. — Мы начнем жарить мясо лани, и его запах коснется ноздрей охотников. Что они почувствуют там, на вершине скалы, когда голод, как незваный гость, сядет между ними?
— Серна мудр, но когда это случится? Ведь неизвестно, каковы их запасы. Возможно, апачам придется ждать несколько дней и ночей.
— Что ж, они подождут! — флегматично заявил Серна. — Их дни не сосчитаны.
— Зато сосчитаны дни Эль-Метисо и Кровавой Руки! Время им дорого: дела ждут их по ту сторону этих гор, и они не могут оставаться здесь дольше, чем до следующего солнца. Не знает ли Серна другого, лучшего средства, чем голод?
— Мой брат сам должен найти другое средство, так как к качествам краснокожего он присоединяет еще тонкий, изобретательный ум белого, для которого нет ничего невозможного. Эль-Метисо обещал нам это, а у него только одни слова.
— У Серны, — заметил хитрый метис, — также есть лишь слова; он сказал, что согласен пожертвовать своей жизнью и жизнью своих соплеменников, лишь бы завладеть тремя белыми охотниками.
— Да, Серна сказал это! — с достоинством подтвердил индеец.
Эль-Метисо сделал вид, будто призадумался, хотя все обдумал и взвесил заранее. Он опасался было, что наткнется на одну хвастливую кичливость, и был приятно удивлен, встретив в краснокожем спокойное мужество, полное достоинства. Мысль о том, что для удовлетворения его корыстных целей должна пролиться исключительно только кровь краснокожих, его только радовала.
— Теперь мой ум ясен, как безоблачное небо, и глаза мои видят ясно трех белых охотников в руках моих краснокожих братьев, — проговорил он. — Но трое из воинов из числа апачей не увидят их, ибо смерть наложит, может быть, на них свою печать!
— Эль-Метисо, ум которого так проницателен, не должен был допускать убийства еще других воинов! — сказал индеец тоном упрека.
— Эль-Метисо не повелевает своим умом: он ждет вдохновения свыше. Я теперь говорю еще раз, что еще три воина должны сложить здесь свои кости!
— Что из того?! Человек для того и рождается, чтобы умереть! — с геройской простотой ответил индеец. — Кто из нас не должен более увидеть родных вигвамов?
— Это решит судьба! — ответил метис.
— Хорошо, так не будем же терять времени, не то Черная Птица скажет, что его воины слишком долго не смогли решиться умереть!
Затем Серна сообщил соплеменникам о намерениях метиса, и все с большей или меньшей готовностью, но все без исключения приняли опасное предложение Эль-Метисо.
Теперь оставалось ознакомиться с планом метиса. План этот, благодаря ловкости Кровавой Руки и Смешанной Крови и беспримерному мужеству и геройству их союзников, оказывался легко исполним; чуть позже он станет известен читателю, и тогда он сам будет иметь возможность судить о нем, а пока мы скажем только, что, изложив его, метис театрально оперся на свою двустволку, как бы желая вызвать взрыв радости со стороны дикарей. И действительно, крики и вой удовлетворенного чувства мести послышались в ответ на последние слова Эль-Метисо.
Индейцы кинули жребий, кому из доблестных воинов суждено идти на смерть.
Страсть ко всякого рода игре, даже самой рискованной, гораздо более развита среди диких племен Америки, чем это вообще привыкли думать. Страсть эта иногда бывает в них до того велика, что, несмотря на общеизвестное пристрастие индейцев к охоте на диких зверей или бледнолицых, краснокожие, увлекаясь игрой, порой ставят ее даже выше своих кровавых потех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198