- Где мама?
- Вставай, папа.
- Ступай к маме, поговори с ней о ребенке Кеннеди, пока папа будет одеваться. - Ночью он попытался соблазнить Анджелу и, хотя она не поддалась, уснул голым. Не хватало только испугать ребенка своей наготой! - Иди вниз. Папа неважно себя чувствует.
- Ты пьяный? - Она выучила это слово и побаивалась его. Однажды Фрэнк Эпплби забрался к ней в манеж и раздавил пластмассовую уточку. На следующий день ей объяснили, что он сделал это спьяну.
- Нет. Был пьяный и теперь жалею. Голова болит. И ребеночка Кеннеди жалко.
- Мамочка говорит, что я никогда не умру, пока не стану старушкой с серьгами.
- Вот это правильно.
- Но... - Она недоговорила. От острого желания справить малую нужду Пайт машинально отбросил одеяло. При виде его голого тела ее глаза наполнились слезами.
- Ты хочешь сказать, что ребеночек был даже меньше тебя? Она беспомощно кивнула.
Пайт встал на колени, обнял ее и почувствовал ее дрожь - ту же самую, которую часто высекал из ее матери.
- Ребенок поспешил родиться, - заговорил он торопливо. - Это ошибка, Бог не собирался даровать ему жизнь - не то, что тебе, большой девочке.
Собственная нагота и прикосновение маленького тела вызвали у него эрекцию. Нэнси высвободилась из отцовских объятий и крикнула с верхней ступеньки лестницы:
- Бог должен был научить ребенка не выходить!
- Пайт, ты проснулся? - раздался голос Анджелы.
- Спущусь через три минуты. - Он начал одеваться, побрился, оделся полностью. Он собирался провести этот день в конторе, за письменным столом. Сверху лужайка выглядела выжженной. Лето выдалось засушливым. Изменение розы ветров, таяние снежных шапок, гибель лесов. Стройка на Индейском холме тонула в пыли. Клены краснели раньше времени, сверчки стрекотали громче положенного. Зато затопляемая в прилив низина, раскинувшаяся под окном у Фокси Уитмен, не нуждалась в дождях и оставалась зелена, как весной, только соленые промоины белели ярче обычного. Иногда в прилив море затапливало все, и Пайту казалось, что Луна притягивает саму землю. Континент Атлантида. Гора Арарат.
Лестница вела к самой входной двери, которая, открываясь, ударялась о перила. Справа, в гостиной, куда не пропускала свет сирень за окном и где на подлокотниках кресел и прямо на мебели остались стоять, как часовые, пустые стаканы, из которых накануне вечером пили Литтл-Смиты, Солцы и Герины, замерли перед телеэкраном Нэнси и Рут. Британский почтовый служащий (нечеткая картинка, передаваемая спутником) рассказывал о вчерашнем похищении семи миллионов долларов из лондонского почтового поезда, крупнейшем ограблении в истории - "не считая, естественно, политических экспроприации. Насколько мы понимаем, грабители не преследовали политических целей". Телевидение переносило их во внешний мир. Маленький ледяной экран намекал на существование целой вселенной глубокого холода за пределами теплого круга - Тарбокса, друзей, семьи. Существовали и другие обитаемые земли - Нью-Йорк, Лос-Анджелес; остальное - необитаемое пространство. С экрана на детские личики наползала ядовитая синева. Этот яд и был жизнью их страны. После Кореи Пайт перестал интересоваться новостями. Новости касались других, не его.
Слева, в залитой солнцем кухне, Анджела ставила тарелки на четыре прямоугольные салфетки. Тарелка, стакан, ложка, нож. Под ночной рубашкой темнели соски. Она блаженно плыла по кухне, распустив волосы. Пайту казалось, что она становится все красивее, ускользает от него в неземное царство красоты.
- Бедная Нэнси, - обратился он к жене. - Как она переживает!
- Она спросила меня, не отправился ли ребенок Кеннеди в рай, где крутит колесо наш хомяк. Честное слово, Пайт, я не знаю, приносит ли религия пользу, не правильнее ли было бы сказать всю правду: что мы ложимся в землю, что сначала нас нет, а потом мы возвращаемся в виде травы.
- И нас поедают коровы... Не пойму, почему смерть кажется этим твоим стоикам таким здоровым явлением. Еще немного - и ты залезешь в теплую ванну со вскрытыми венами, чтобы доказать их правоту.
- А тебя греет эта мысль!
В кухне появилась всхлипывающая Нэнси.
- Рут сказала... Рут сказала... Старшая дочь не заставила себя ждать.
- Я сказала, что Бог отсталый. - прикрикнула Анджела.
- Отсталый? - переспросил Пайт. Поколение Рут называло этим словом всех, кто не желал поддаваться нажиму. "Отсталый учитель задержал нас после урока". "Отсталая ручка, не пишет!" "Фрэнки отсталый!"
- Конечно! Позволяет малышам умирать, кошкам есть птичек и все такое. Не пойду этой осенью петь в церковном хоре!
- Теперь Бог крепко задумается, - съязвил Пайт.
- Не понимаю, зачем заставлять ребенка петь по воскресеньям в хоре, вмешалась Анджела, наклоняясь к Нэнси, шмыгающей ей в подол. Ее волосы окутали малышке голову. Материнская нежность. Муж ей ни к чему. Дочь она любит больше, чем его. У них симбиоз.
- По той же самой причине, - ответил Пайт Анджеле, - что я вынужден жить в окружении хнычущих женщин.
Завтракать пришлось в оглушительной тишине. Тем не менее, он был убежден, что хорошо поступил, вырвав Нэнси из лап смерти. Лучше злость, чем страх. Лучше убить, чем быть убитым.
Он поехал на работу. На улице Надежды нашлось местечко для парковки - в последнее время это было редкостью. Пора установить на углу улицы Божества светофор, хотя для приезжих это будет головная боль. Слишком много машин и людей. Может, рецепт - гомосексуализм? Или противозачаточные пилюли? Галлахер разговаривал по телефону, утрируя свой ирландский акцент.
- У вас тридцать две комнаты, сестра. Убрав длинную перегородку, мы получим просторную трапезную ..
Пайт вскипятил воду и налил себе чашку растворимого кофе. "Максвелл". Фарадей. Он уселся за стол и попробовал сосредоточиться. Доска, $769,82, платеж просрочен, просьба перевести деньги... У него щипало в носу, слезились глаза. Невыносимый август1 Фокси далеко. Пройдет еще несколько часов, прежде чем он услышит ее смех, положит руку ей на... Спокойствие! "Ты каждый день навещаешь маленькую принцессу"... Звонок телефона.
- Здравствуй, дорогуша. - Они не разговаривали целый месяц.
- Алло. - Тон занятого подрядчика.
- Ты не один? Рядом Мэтт?
- Нет. Да. - Недавно они установили в загроможденном кабинете перегородку из рифленого стекла, отделившую Галлахера и подчеркнувшую его положение главы фирмы. Однако перегородка была тонкая, к тому же Галлахер открывал дверь, когда у него не было посетителей, чтобы создать сквозняк. Без сквозняка у него мялась сорочка, а в его отсеке не было окна. Зато были электрические часы, фордовский календарь, цветная карта кварталов Тарбокса, аэрофотосъемка центра города и прибрежной полосы, карта округа Плимут, оранжевый справочник улиц Тарбокса, бледно-голубые папки - отчеты Городского совета начиная с 1958 года, тонкая красная книжица "Оценка собственности" и затрепанный черный молитвенник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89