всевозможные воры и мошенники, скрывавшиеся сюда после вылазок в Гранаду и ее окрестности. Наконец оказала себя твердая рука властей: жителей прочесали с первого до последнего, и остаться дозволено было лишь тем, кто мог засвидетельствовать свое благопослушание и проживал здесь по праву; дома большею частью были снесены, и осталось малое поселение с приходской церковью и францисканским монастырем. Во времена недавних потрясений Гранада была в руках французов, в Альгамбре стоял войсковой гарнизон, и начальник его поселился во дворце. Просвещенный вкус, отличающий французскую нацию и в самых ее завоеваниях, спас этот великолепный памятник мавританской культуры от полнейшего упадка и разорения. Крыши починили, залы и галереи защитили от непогоды, сады стали ухожены, водопротоки обновлены, и фонтаны опять забили искристыми струями; так что Испании следовало бы поблагодарить своих недругов за то, что они сохранили ей одно из прекраснейших и значительнейших свидетельств ее истории.
Уходя, французы взорвали несколько подзорных башен, дабы сделать крепость негодной для обороны. Так было покончено с ее военным значением. Нынешний ее гарнизон – горстка инвалидов, главная обязанность которых – охрана той или иной башни, служащей временным местом заточения государственных преступников; и комендант крепости, покинув возвышенную Альгамбру, обитает в центре Гранады, где ему не в пример удобнее отправлять свои обязанности. Не могу не завершить этот беглый рассказ о крепости, не упомянув о достохвальном рачении нынешнего ее коменданта Дона Франсиско де Серна, который всеми доступными ему способами стремится сберечь дворец и чьи разумные мероприятия приостановили его неминуемое разрушение. Если бы его предшественники относились к своим обязанностям столь же ревностно, Альгамбра, может статься, сохранилась бы почти в первозданной красе; и если правительство окажет достойную поддержку его рвению, то останки дворца пребудут на много поколений украшением страны, привлекая просвещенных и любознательных людей со всего мира.
Наутро по прибытии мы, разумеется, первым делом отправились осматривать это пережившее века строение; впрочем, путешественники столько раз подробно описывали его, что я не буду ни пространным, ни тщательным и ограничусь разрозненными эскизами и попутными рассказами.
Из гостиницы мы пошли через славную площадь Виваррамбла, место мавританских турниров и состязаний (ныне здесь рынок), и далее по Закатину, при маврах – главной улице Большого Базара; тамошние лавчонки и проулки еще хранят аромат Востока. Она вывела нас к губернаторскому дворцу; мы прошли мимо и стали подниматься по узкой, извилистой улочке, название которой напоминало о рыцарских временах Гранады. Она именовалась Калье, то есть улица, де Гомерес, в честь мавританского рода, прославленного в летописях и песнях. Вот и Пуэрта де лас Гранадас, массивные ворота в греческом вкусе, выстроенные Карлом V и вводящие в пределы Альгамбры.
На каменной скамье у ворот дремали два или три обносившихся и немощных солдата, преемники Зегрисов и Абенсеррахов; длинный, тощий малый в грязно-буром плаще, кой-как прикрывавшем его нательные лохмотья, болтался на солнцепеке и точил лясы с престарелым часовым. Он прошел за нами в ворота и предложил показать крепость.
Я, как всякий путешественник, не люблю назойливых чичероне, да и наряд этого самозваного проводника был мне не по душе.
– А вы что, знаток местных достопримечательностей?
– Ninguno mas: pues, sefпor, soy hi jo dе la Alhambra (Кто как не я: ведь я, сударь, дитя Альгамбры).
Положительно испанские простолюдины изъясняются языком поэзии. «Дитя Альгамбры!» – эта рекомендация мне сразу понравилась, и оборванный вид нашего нового знакомца приобрел в моих глазах особое достоинство. Он знаменовал судьбы крепости и приличествовал потомку руины.
Я задал ему еще несколько вопросов и нашел, что он имеет право так зваться. Предки его жили в крепости из рода в род со времен Реконкисты. Его звали Матео Хименес.
– Так, может статься, – сказал я, – вы в родстве с великим кардиналом Хименесом?
– Dios sabe! Бог весть, сеньор! Может, и так. Мы – самые старинные обитатели Альгамбры – Cristianos Viejos, исконные христиане, без примеси арабской или еврейской крови. Я знаю, что мы знатного рода, но забыл какого. Это все знает мой отец, там у него наверху в лачуге висит наш герб.
У самого захудалого испанца всегда блестящая родословная; но этот благородный оборванец пленил меня своим начальным титулом, и мы охотно заручились услугами «сына Альгамбры».
Мы оказались в глубокой, узкой ложбине, среди густых рощ; вверх вел крутой склон в узорах дорожек, обставленных каменными скамейками и украшенных фонтанами. Слева над нами нависли башни Альгамбры, справа, на другом краю ложбины, возвышались на скалистом выступе башни столь же величественные. Это, как нам сказали, были Torres Vermejos, или Алые Башни, названные так по цвету камня. Откуда они взялись, никто не упомнит. Они гораздо древнее Альгамбры: одни полагают, что их выстроили римляне, другие – что какие-нибудь приблудные финикийцы. Крутой тенистый склон возвел нас к подножию громадной и квадратной мавританской башни с барбаканом, образующим главный вход крепости. Изнутри барбакан охраняла еще одна компания престарелых инвалидов: один нес службу у ворот, а прочие, укутавшись в драные плащи, спали на каменных скамейках. Этот портал называется Врата Правосудия, ибо во времена мусульманского владычества под сводом его безотлагательно решались несложные дела: обычай, свойственный народам Востока и упоминаемый в Священном писании: «Во всех вратах твоих… поставь себе судей и надзирателей… чтоб они судили народ судом праведным» (Второзак., 16, 18).
Главный вход перемыкает громадная подковообразная арабская арка в полвысоты, башни. На замковом камне этой арки высечена исполинская рука. Замковый камень над порталом украшен парным изображением огромного ключа. Завзятые знатоки магометанских символов утверждают, что рука эта – религиозная эмблема: пять пальцев обозначают пять основных заповедей ислама – воздержание, паломничество, милостыня, омовение и война с неверными. Ключ же, по их словам, знаменует веру или власть: ключ Дауда (Давида), врученный пророку. «И ключ дома Давидова возложу на рамена его; отворит он, и никто не запрет; запрет он, и никто не отворит» (Исайя, 22, 22). Ключ, говорят далее, был вознесен против христианского креста на знаменах мусульман – покорителей Испании (иначе – Андалузии) в знак победной мощи наследников пророка. «Имеющий ключ Давидов, который отворяет – никто не затворит, затворяет – и никто не отворит» (Опер., 3, 7).
По-иному, однако, объяснил эти изображения законный отпрыск Альгамбры – более в духе простолюдинов, которые видят во всем мавританском тайну и волшебство, и с этой древней мусульманской крепостью у них связаны самые разные поверья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Уходя, французы взорвали несколько подзорных башен, дабы сделать крепость негодной для обороны. Так было покончено с ее военным значением. Нынешний ее гарнизон – горстка инвалидов, главная обязанность которых – охрана той или иной башни, служащей временным местом заточения государственных преступников; и комендант крепости, покинув возвышенную Альгамбру, обитает в центре Гранады, где ему не в пример удобнее отправлять свои обязанности. Не могу не завершить этот беглый рассказ о крепости, не упомянув о достохвальном рачении нынешнего ее коменданта Дона Франсиско де Серна, который всеми доступными ему способами стремится сберечь дворец и чьи разумные мероприятия приостановили его неминуемое разрушение. Если бы его предшественники относились к своим обязанностям столь же ревностно, Альгамбра, может статься, сохранилась бы почти в первозданной красе; и если правительство окажет достойную поддержку его рвению, то останки дворца пребудут на много поколений украшением страны, привлекая просвещенных и любознательных людей со всего мира.
Наутро по прибытии мы, разумеется, первым делом отправились осматривать это пережившее века строение; впрочем, путешественники столько раз подробно описывали его, что я не буду ни пространным, ни тщательным и ограничусь разрозненными эскизами и попутными рассказами.
Из гостиницы мы пошли через славную площадь Виваррамбла, место мавританских турниров и состязаний (ныне здесь рынок), и далее по Закатину, при маврах – главной улице Большого Базара; тамошние лавчонки и проулки еще хранят аромат Востока. Она вывела нас к губернаторскому дворцу; мы прошли мимо и стали подниматься по узкой, извилистой улочке, название которой напоминало о рыцарских временах Гранады. Она именовалась Калье, то есть улица, де Гомерес, в честь мавританского рода, прославленного в летописях и песнях. Вот и Пуэрта де лас Гранадас, массивные ворота в греческом вкусе, выстроенные Карлом V и вводящие в пределы Альгамбры.
На каменной скамье у ворот дремали два или три обносившихся и немощных солдата, преемники Зегрисов и Абенсеррахов; длинный, тощий малый в грязно-буром плаще, кой-как прикрывавшем его нательные лохмотья, болтался на солнцепеке и точил лясы с престарелым часовым. Он прошел за нами в ворота и предложил показать крепость.
Я, как всякий путешественник, не люблю назойливых чичероне, да и наряд этого самозваного проводника был мне не по душе.
– А вы что, знаток местных достопримечательностей?
– Ninguno mas: pues, sefпor, soy hi jo dе la Alhambra (Кто как не я: ведь я, сударь, дитя Альгамбры).
Положительно испанские простолюдины изъясняются языком поэзии. «Дитя Альгамбры!» – эта рекомендация мне сразу понравилась, и оборванный вид нашего нового знакомца приобрел в моих глазах особое достоинство. Он знаменовал судьбы крепости и приличествовал потомку руины.
Я задал ему еще несколько вопросов и нашел, что он имеет право так зваться. Предки его жили в крепости из рода в род со времен Реконкисты. Его звали Матео Хименес.
– Так, может статься, – сказал я, – вы в родстве с великим кардиналом Хименесом?
– Dios sabe! Бог весть, сеньор! Может, и так. Мы – самые старинные обитатели Альгамбры – Cristianos Viejos, исконные христиане, без примеси арабской или еврейской крови. Я знаю, что мы знатного рода, но забыл какого. Это все знает мой отец, там у него наверху в лачуге висит наш герб.
У самого захудалого испанца всегда блестящая родословная; но этот благородный оборванец пленил меня своим начальным титулом, и мы охотно заручились услугами «сына Альгамбры».
Мы оказались в глубокой, узкой ложбине, среди густых рощ; вверх вел крутой склон в узорах дорожек, обставленных каменными скамейками и украшенных фонтанами. Слева над нами нависли башни Альгамбры, справа, на другом краю ложбины, возвышались на скалистом выступе башни столь же величественные. Это, как нам сказали, были Torres Vermejos, или Алые Башни, названные так по цвету камня. Откуда они взялись, никто не упомнит. Они гораздо древнее Альгамбры: одни полагают, что их выстроили римляне, другие – что какие-нибудь приблудные финикийцы. Крутой тенистый склон возвел нас к подножию громадной и квадратной мавританской башни с барбаканом, образующим главный вход крепости. Изнутри барбакан охраняла еще одна компания престарелых инвалидов: один нес службу у ворот, а прочие, укутавшись в драные плащи, спали на каменных скамейках. Этот портал называется Врата Правосудия, ибо во времена мусульманского владычества под сводом его безотлагательно решались несложные дела: обычай, свойственный народам Востока и упоминаемый в Священном писании: «Во всех вратах твоих… поставь себе судей и надзирателей… чтоб они судили народ судом праведным» (Второзак., 16, 18).
Главный вход перемыкает громадная подковообразная арабская арка в полвысоты, башни. На замковом камне этой арки высечена исполинская рука. Замковый камень над порталом украшен парным изображением огромного ключа. Завзятые знатоки магометанских символов утверждают, что рука эта – религиозная эмблема: пять пальцев обозначают пять основных заповедей ислама – воздержание, паломничество, милостыня, омовение и война с неверными. Ключ же, по их словам, знаменует веру или власть: ключ Дауда (Давида), врученный пророку. «И ключ дома Давидова возложу на рамена его; отворит он, и никто не запрет; запрет он, и никто не отворит» (Исайя, 22, 22). Ключ, говорят далее, был вознесен против христианского креста на знаменах мусульман – покорителей Испании (иначе – Андалузии) в знак победной мощи наследников пророка. «Имеющий ключ Давидов, который отворяет – никто не затворит, затворяет – и никто не отворит» (Опер., 3, 7).
По-иному, однако, объяснил эти изображения законный отпрыск Альгамбры – более в духе простолюдинов, которые видят во всем мавританском тайну и волшебство, и с этой древней мусульманской крепостью у них связаны самые разные поверья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85