И сводилось это занятие не просто к тому, что она вписывала имя, а я – адрес. Нет, внизу на каждой открытке Гейл делала приписку личного характера. К примеру: «Счастлива буду видеть Вашу светлость на открытии моего нового заведения». И кончая: «Наконец-то избавилась от старой ведьмы! Так что приходи отметить это событие со мной и моей очаровательной новой партнершей!»
– Господи, а что, если все они явятся? Ведь это же будет сущее столпотворение! Слава Богу, что по соседству винный магазин.
Некоторых гостей приглашали устно, при личной встрече. Рик обещал привести кое-каких «деловых» людей. Ральфу было велено придать мероприятию блеска и доставить людей с телевидения – предпочтительно мужчин или по крайней мере тех, «кто ими притворяется», чтобы как-то разбавить дамское общество. И заставить гостей почувствовать, что они присутствуют на значительном событии. Я осторожно намекнула на Кэролайн. В том смысле, что она состояла в родстве с разными важными персонами или переспала с частью из них. Гейл сочла, что это звучит многообещающе и, пожалуй, в толпе она еще кое-как снесет присутствие Кэролайн. Ну и, разумеется, Патрик должен был затащить как можно больше шишек из Сити.
Я решила пригласить соседа-виноторговца в надежде, что тогда он сделает нам большую скидку при закупке партии шампанского. А также другого соседа – антиквара, который, по словам Гейл, был страшным хамом и занудой, но ведь с соседями следует поддерживать добрососедские отношения, разве не так? К тому же, возможно, созерцание томных моделей смягчит его нрав и укрепит мужской орган, если таковой у него вообще имелся. Я также предложила пригласить жильца сверху – по дипломатическим соображениям. К тому же, добавила я, он знаменитый фотограф и может оказаться полезным. О второй причине я предпочла умолчать. О том, что он при встрече так и сверлил меня пылким взором и вообще был страшно интересным мужчиной. Во всяком случае, предстоящий праздник должен был стать для меня серьезным испытанием, ведь я почти никого не знала. Хотелось бы, чтобы на нем присутствовал хотя бы один симпатичный незнакомец, с которым можно было бы пофлиртовать.
Затем был еще некий Ренато, владелец ресторана «Треви», что напротив. И определение «интересный» или «симпатичный» ему никак не подходило – он был адски хорош собой. Мы с Гейл заходили к нему днем перекусить, и он уже успел признать нас за своих. Гейл с инстинктом истинной католички клялась и божилась, что любовник из него никудышный, что такие, как он, даже трахая женщину, любуются при этом собой в зеркале. К тому же он был вдовцом и буквально боготворил свою дочь – совершенно эфемерное создание в облаке темных кудрей, иногда прислуживающее нам за столиком. По мнению Гейл, любой итальянец, влюбленный в девственницу, предпочитает алтарь постельным утехам.
Но каковы бы ни были пристрастия Ренато, он обещал поставить нам на праздник салаты, пасту, салями, оливки и все такое прочее в совершенно невероятных количествах. Меня он уже называл «Анжела, ангел мой». Я же была готова назваться хоть девой, лишь бы стрелы этого итальянского амура были нацелены в меня. Вот уже двое мужчин, с которыми можно будет пофлиртовать. Хоть какой-то просвет.
Я понимала, что мысли о предстоящем мероприятии носят у меня не слишком деловой характер. Однако последние годы жизни бок о бок с полубезработным мужем не слишком способствовали поднятию духа. К тому же и Кэролайн непрестанно твердила: «Черт побери, ты ж еще совсем молоденькая!»
Да и потом, разве не я платила за все это? Подобного рода банкет сожрет все оставшиеся деньги. Остается лишь надеяться, что Гейл знает, что делает. Иногда я просыпалась среди ночи в холодном поту от страха. А обнимая Рейчел, всякий раз в душе молила простить меня за то, что израсходовала наш скромный неприкосновенный запас на свои сомнительные и эгоистические прихоти.
– А когда можно прийти посмотреть твой магазин, мам?
– Скоро, дорогая. Очень скоро.
– Он большой? Как «Вейтроуз», да?
– О нет, милая.
– А там будет продаваться мороженое «Марс»?
– Боюсь, что нет, дорогая.
Как ни странно, но больше всего в те дни поддерживал меня неподдельный энтузиазм Рейчел. Я росла и воспитывалась в убеждении, что силы, потраченные на любые дела вне домашнего очага, ослабляют любовь и заботу о близких. Теперь я поняла, что это не совсем так. А может, даже совсем наоборот.
Мною было сделано еще несколько удивительных открытий. Прежде я считала, что если Бог и одарил меня каким-то достоинством, то только в физическом смысле. Мне льстило, что люди восхищаются моей фигурой, завидуют ей. Часто хотелось, чтобы они завидовали и уму – особенно с учетом того факта, что тело не вечно и уже не за горами то время, когда я превращусь в старую, дряблую кошелку.
Теперь же в душу закралось сомнение: а что, если все это время я обманывалась на свой счет? Что, если красивая фигура была лишь видимостью, а за ее соблазнительными изгибами крылось нечто совсем иное? Возможно ли одновременно иметь и бюст, и мозги?
Гейл первая намекнула, что это возможно.
– Скажи, Анжела, откуда тебе в голову пришла эта идея?
Я удивилась и ответила, что не совеем понимаю, к чему она клонит.– Ну, насчет магазина, – сказала она. – Ты только посмотри!
И тут я увидела, что она права. Магазин обретал свой, характерный, отличный от других облик, и в большой степени то было моей заслугой. Именно я дополнила его довольно неожиданными и пикантными деталями. Так, один знакомый художник соорудил весьма оригинальную вывеску, при виде которой удивилась даже Гейл. Но идея принадлежала мне. Вывеска вращалась, как флюгер. С одной стороны название «Прикид». Оно состояло из букв, свисавших в виде ожерелья и украшавших плечи и торс молодой женщины, которая собиралась расстегнуть молнию на платье. С другой стороны было видно, что она уже ее расстегнула. Вывеска выглядела весьма притягательно – убедительным доказательством служило то, что почти все прохожие останавливались и глазели на нее. Единственным смущавшим меня обстоятельством была следующая деталь – художник, видимо, желая польстить, взял за образец мою фигуру.
– Слушай, а вдруг люди подумают, что у нас здесь стриптиз-шоу, а, Гейл? – тревожилась я.
– Ну, в определенном смысле так оно и есть, – посмеиваясь, ответила она. – Ладно, не бери в голову. В любом случае под закон об описании товаров мы не попадаем.
Затем освещение. Мне не хотелось, чтобы оно было таким же безжалостно-ярким, как в прежнем магазине Гейл, пусть даже несколько дырочек, прожженных сигаретами, и останутся незамеченными. Мне был нужен высокий класс, хотя я имела весьма отдаленное понятие о том, что это такое. Но как-то я заглянула в одно местечко в Челси, где продавали стекло от Тиффани, и мне страшно там понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Господи, а что, если все они явятся? Ведь это же будет сущее столпотворение! Слава Богу, что по соседству винный магазин.
Некоторых гостей приглашали устно, при личной встрече. Рик обещал привести кое-каких «деловых» людей. Ральфу было велено придать мероприятию блеска и доставить людей с телевидения – предпочтительно мужчин или по крайней мере тех, «кто ими притворяется», чтобы как-то разбавить дамское общество. И заставить гостей почувствовать, что они присутствуют на значительном событии. Я осторожно намекнула на Кэролайн. В том смысле, что она состояла в родстве с разными важными персонами или переспала с частью из них. Гейл сочла, что это звучит многообещающе и, пожалуй, в толпе она еще кое-как снесет присутствие Кэролайн. Ну и, разумеется, Патрик должен был затащить как можно больше шишек из Сити.
Я решила пригласить соседа-виноторговца в надежде, что тогда он сделает нам большую скидку при закупке партии шампанского. А также другого соседа – антиквара, который, по словам Гейл, был страшным хамом и занудой, но ведь с соседями следует поддерживать добрососедские отношения, разве не так? К тому же, возможно, созерцание томных моделей смягчит его нрав и укрепит мужской орган, если таковой у него вообще имелся. Я также предложила пригласить жильца сверху – по дипломатическим соображениям. К тому же, добавила я, он знаменитый фотограф и может оказаться полезным. О второй причине я предпочла умолчать. О том, что он при встрече так и сверлил меня пылким взором и вообще был страшно интересным мужчиной. Во всяком случае, предстоящий праздник должен был стать для меня серьезным испытанием, ведь я почти никого не знала. Хотелось бы, чтобы на нем присутствовал хотя бы один симпатичный незнакомец, с которым можно было бы пофлиртовать.
Затем был еще некий Ренато, владелец ресторана «Треви», что напротив. И определение «интересный» или «симпатичный» ему никак не подходило – он был адски хорош собой. Мы с Гейл заходили к нему днем перекусить, и он уже успел признать нас за своих. Гейл с инстинктом истинной католички клялась и божилась, что любовник из него никудышный, что такие, как он, даже трахая женщину, любуются при этом собой в зеркале. К тому же он был вдовцом и буквально боготворил свою дочь – совершенно эфемерное создание в облаке темных кудрей, иногда прислуживающее нам за столиком. По мнению Гейл, любой итальянец, влюбленный в девственницу, предпочитает алтарь постельным утехам.
Но каковы бы ни были пристрастия Ренато, он обещал поставить нам на праздник салаты, пасту, салями, оливки и все такое прочее в совершенно невероятных количествах. Меня он уже называл «Анжела, ангел мой». Я же была готова назваться хоть девой, лишь бы стрелы этого итальянского амура были нацелены в меня. Вот уже двое мужчин, с которыми можно будет пофлиртовать. Хоть какой-то просвет.
Я понимала, что мысли о предстоящем мероприятии носят у меня не слишком деловой характер. Однако последние годы жизни бок о бок с полубезработным мужем не слишком способствовали поднятию духа. К тому же и Кэролайн непрестанно твердила: «Черт побери, ты ж еще совсем молоденькая!»
Да и потом, разве не я платила за все это? Подобного рода банкет сожрет все оставшиеся деньги. Остается лишь надеяться, что Гейл знает, что делает. Иногда я просыпалась среди ночи в холодном поту от страха. А обнимая Рейчел, всякий раз в душе молила простить меня за то, что израсходовала наш скромный неприкосновенный запас на свои сомнительные и эгоистические прихоти.
– А когда можно прийти посмотреть твой магазин, мам?
– Скоро, дорогая. Очень скоро.
– Он большой? Как «Вейтроуз», да?
– О нет, милая.
– А там будет продаваться мороженое «Марс»?
– Боюсь, что нет, дорогая.
Как ни странно, но больше всего в те дни поддерживал меня неподдельный энтузиазм Рейчел. Я росла и воспитывалась в убеждении, что силы, потраченные на любые дела вне домашнего очага, ослабляют любовь и заботу о близких. Теперь я поняла, что это не совсем так. А может, даже совсем наоборот.
Мною было сделано еще несколько удивительных открытий. Прежде я считала, что если Бог и одарил меня каким-то достоинством, то только в физическом смысле. Мне льстило, что люди восхищаются моей фигурой, завидуют ей. Часто хотелось, чтобы они завидовали и уму – особенно с учетом того факта, что тело не вечно и уже не за горами то время, когда я превращусь в старую, дряблую кошелку.
Теперь же в душу закралось сомнение: а что, если все это время я обманывалась на свой счет? Что, если красивая фигура была лишь видимостью, а за ее соблазнительными изгибами крылось нечто совсем иное? Возможно ли одновременно иметь и бюст, и мозги?
Гейл первая намекнула, что это возможно.
– Скажи, Анжела, откуда тебе в голову пришла эта идея?
Я удивилась и ответила, что не совеем понимаю, к чему она клонит.– Ну, насчет магазина, – сказала она. – Ты только посмотри!
И тут я увидела, что она права. Магазин обретал свой, характерный, отличный от других облик, и в большой степени то было моей заслугой. Именно я дополнила его довольно неожиданными и пикантными деталями. Так, один знакомый художник соорудил весьма оригинальную вывеску, при виде которой удивилась даже Гейл. Но идея принадлежала мне. Вывеска вращалась, как флюгер. С одной стороны название «Прикид». Оно состояло из букв, свисавших в виде ожерелья и украшавших плечи и торс молодой женщины, которая собиралась расстегнуть молнию на платье. С другой стороны было видно, что она уже ее расстегнула. Вывеска выглядела весьма притягательно – убедительным доказательством служило то, что почти все прохожие останавливались и глазели на нее. Единственным смущавшим меня обстоятельством была следующая деталь – художник, видимо, желая польстить, взял за образец мою фигуру.
– Слушай, а вдруг люди подумают, что у нас здесь стриптиз-шоу, а, Гейл? – тревожилась я.
– Ну, в определенном смысле так оно и есть, – посмеиваясь, ответила она. – Ладно, не бери в голову. В любом случае под закон об описании товаров мы не попадаем.
Затем освещение. Мне не хотелось, чтобы оно было таким же безжалостно-ярким, как в прежнем магазине Гейл, пусть даже несколько дырочек, прожженных сигаретами, и останутся незамеченными. Мне был нужен высокий класс, хотя я имела весьма отдаленное понятие о том, что это такое. Но как-то я заглянула в одно местечко в Челси, где продавали стекло от Тиффани, и мне страшно там понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107