Недоумение Френсиса, несмотря на слабость, которую он испытывал, реализовалось в словах:
– Но тебе же не нравился вкус.
– Я терпеть не могла запах, – ответила я.
– Но запах и есть вкус, – промямлил он.
Конечно же, его слова соответствовали истине. И запах этот еще вчера вызывал у меня такое отвращение, что в рождественский пудинг я добавляла ром. А сегодня сидела на кровати, пила бренди маленькими глоточками и чувствовала, как приятное тепло разливается по телу. Хотя бренди и не был единственной тому причиной. Удовольствие я растягивала как могла.
– Поторопись, – с раздражительностью больного бросил Френсис. – Я хочу погасить свет.
– Ну хорошо… я только спущусь вниз и допью бренди там. Не возражаешь?
– Между прочим… – Голос его совсем ослабел. – Звонила Джинни. Хотела узнать, в порядке ли ты.
– Чтобы насладиться моим горем, – с несвойственной мне злобой фыркнула я.
На лице его отразилось отчаяние, я уж подумала, что сейчас он накричит на меня или расплачется, грипп – очень депрессивная болезнь, но потом он нежно мне улыбнулся и попросил извинить его. Сказал, что думал только о себе. Предложил вновь сесть на кровать. Спросил, как прошли похороны Кэрол. А я, терзаемая угрызениями совести и довольная тем, что все вернулось на круги своя, ответила, что все прошло хорошо.
– А наши цветы?
– Лучше не было.
Потекли слезы. Он сжал мне руку. Но его была такая горячая и потная, что я убрала свою и вытерла глаза.
– Жаль, что меня там не было. – Его голос дрогнул. Когда мы подписывали карточку к цветам, он удивил меня, написав: «Френки». – Мне она всегда нравилась.
– Ты ей тоже.
Но руку в прежнее положение я не вернула. Отказывалась она вновь касаться руки Френсиса. Он, конечно же, этого не заметил.
– Все прошло замечательно, – продолжила я. – Как она и хотела.
– Жаль, что я не смог пойти на похороны.
– Мне тоже жаль. Жалела я об этом? И да и нет.
Если б он пошел, все осталось бы как прежде. И всем было бы легче.
Но он не пошел, и я отдавала себе отчет: что-то переменилось. И перемены эти вели к усложнению жизни.
Я посмотрела на него. Он напоминал доверчивого ребенка. А я видела себя медсестрой, которая говорит: «Больно не будет». Хотя знала, что боли не избежать.
– Как ты добралась домой? – Он провел горячей рукой по моей щеке, добрый и любящий муж, лежащий с температурой под сорок и на полдня отданный заботам невестки, помешанной на здоровой пище и природных лекарствах. Я уже собиралась ему обо всем рассказать, так, чтобы причинить минимум боли, но с губ сорвалось: «О… нормально». Я поняла, что полностью излила душу незнакомцу и более не нуждалась ни в чьем сочувствии.
Френсис, расслабленный ванной, беседой с ночной медсестрой и таблетками, прошептал:
– Допивай бренди и ложись. – После чего заснул. Я допила, а потом лежала без сна. Выпила уж третью двойную порцию бренди, хотя раньше не могла удержать в желудке даже одну, и не провалилась в пьяный сон! Я отнесла сей феномен к переживаниям этого долгого дня. Решительно отставила в сторону переживания… и все равно не заснула. Более того, сна не было ни в одном глазу.
Наконец выскользнула из кровати и босиком, как Дорис, пошлепала к телефонному справочнику. Поиск человека по телефонному справочнику – верный признак того, что он тебе понравился. Со мной такое случалось лишь однажды: в одиннадцать лет я попыталась найти телефон Томми Стила, проживавшего в Бермондси.
Его звали Мэттью Тодд, и жил он около Паддингтона. Это все, что я узнала. Он работал в приюте для бездомных, пока тот не закрылся, и ездил в Бристоль, чтобы узнать, не удастся ли найти там аналогичную работу. Другими словами, он был безработным. Он так и сказал, чтобы у меня не осталось никаких сомнений, а потом, когда я маленькими стаканами пила первую порцию бренди, улыбнулся и добавил:
– И что с того?
«Это же замечательно, – подумала я. – Быть безработным и не стыдиться этого». Поэтому брякнула:
– Я тоже. Временно. – И рассказала о моих контактах с институтом Фогаля и выставке в Стэпни, в организации которой я принимала участие. – Я сделала все, что хотела. И поняла, что пора уходить.
– Иногда ты действительно знаешь, когда надо уйти, – изрек он.
И от этого предложения внутри у меня все задрожало. Почему – объяснить не смогу.
– Я впервые в жизни живу на пособие, – добавил он. – Теперь я знаю, каково оно, по другую сторону баррикады.
– И каково?
Я ожидала услышать, что не так чтобы хорошо. Но он улыбнулся:
– Не так уж и плохо. Есть время оглядеться. Подумать. Разница в том, что я знаю: это не вечно. И у меня есть крыша над головой.
– Где? – Возможно, вырвалось это у меня слишком уж быстро. Зато я узнала, где он жил. – А если с Бристолем ничего не выгорит? – спросила я бесстрастным голосом. Не хотела, чтобы он подумал, будто я лезу в печенки. А кроме того, каждый, чья работа связана с искусством, знает, что в Англии величайший патрон современного искусства и его представителей, Медичи наших дней – пособие по безработице. Мы бы недосчитались доброй половины произведений современного искусства, если бы государство не спонсировало художников, скульпторов, вообще творческих людей, признавая их безработными.
Он, похоже, нашел вопрос совершенно естественным.
– Ну, может, немного попутешествую. Или напишу руководство «Помоги себе сам». Меня об этом просили. – Он откинулся на спинку сиденья. Пожал плечами. – А может, не напишу. Я отдал двадцать лет жизни, помогая изменить мир. Так что уже не считаю, что человек должен работать, работать и работать. Могу какое-то время даже побездельничать…
Кэрол он бы понравился. Я услышала ее слова: «Он очень тебе подходит!.. Раздвинь привычные рамки», – эту фразу она произносила часто. И всякий раз бесила Френсиса. Потому что он постоянно имел дело с людьми, которые позволяли себе выйти за привычные рамки, что приводило к весьма печальным последствиям. Френсис бы указал, что Мэттью – плохой пример для нашего молодого поколения, особенно плохой пример для нашего черного молодого поколения, поскольку черная община отчаянно старалась убедить их уделять больше времени и внимания образованию, ввести моду на учебу, тогда как молодежь полагала модным мобильные телефоны, музыку и автомобили. Уже больная, Кэрол как-то раз резко поспорила об этом с Френсисом. Она всегда выступала за свободу личности. Я же склонялась к мнению Френсиса, полагавшего, что в обществе каждому приходится идти на серьезные самоограничения, но теперь, сидя напротив улыбающегося мужчины, который столь беззаботно отрицал необходимость работы, я приложила немало сил, чтобы стереть с лица неодобрение, и улыбнулась в ответ.
– Это вариант, – серьезно ответила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77