Через полчаса он вышел из овощного павильона и зашагал к выходу.
Из автобуса выскочил высокий верткий парень в темно-синей финской куртке с белым эмалированным бидоном в руках. Около табачного киоска он нос к носу столкнулся с Муратовым и от неожиданности замер на месте.
– Чего не здороваешься, Мамонов? – спросил Муратов негромко.
– Я с уголовкой никогда не здороваюсь.
– Куда бежишь-то? За пивом?
– За капустой. Жена щей захотела.
– Хорошо, что встретились.
– Зачем я вам? – В глазах Мамонова растерянность и наглость.
– Хотел вопросик серьезный задать.
– Когда угодно! Какой вопрос-то? – и забеспокоился: Муратов усмехнулся. Он знал, что Мамонов был плутоват и любопытен.
– А ты, Мамонов, молодец! Хочешь, чтоб сразу… Они отошли в сторону и встали позади грузовика с надписью на борту «Уборочная».
– Какой вопросик-то? – опасливо спросил Мамонов.
– Подожди. Скажи-ка лучше, как живешь? С кем видишься – говоришь? С кем делишь радость?..
Мамонов перевел дыхание.
– Насчет рассказов я не мостак. Болтать лишнее отвык. Тем более с опером. Научен на всю жизнь. Да и зачем рассказывать? Вы и так все знаете.
– Правильно говоришь. Что нужно знать, мы знаем.
– Тогда чего же? – Мамонов ногтем колупнул краску борта грузовика и усмехнулся. Он редко упускал случай подчеркнуть свое «я», но сейчас сказал уклончиво: – Сейчас умный народ не знает, как избавиться от своей известности. Кому в такое время нужен наш «авторитет»? Лично мне он обошелся сроком. А Валет до сих пор от него в себя не придет…
Муратова заинтересовала фраза о Валете, но он не стал вдаваться в подробности. Сделал вид, что пропустил ее мимо ушей. Знал, что Мамонов хитер, и если бы он почувствовал излишнее его любопытство, то сегодня бы разговор об этом разошелся, а этого допускать без нужды не хотелось. Работа в уголовном розыске научила Муратова держать в себе то, что волнует, чего не знает, что хочет знать. Поэтому и сказал равнодушно:
– Быстро время прошло, а вроде бы недавно брали Валета. Тогда он не очень громкий вор был. Так себе. Больше простаков облапошивал…
– Его теперь не узнаешь, – важно ответил Мамонов. – Хохоталка гладкая… Приехал в порядке. Одет, обут, в куртке, шапке ондатровой. Свое возвращение отметил. Не забыл друзей.
Муратов сказал вроде бы между прочим:
– Небось в лесопосадке отметили? На ящичек с газеткой «бормотуху» поставил? Он не из добрых.
Мамонов со значением хмыкнул:
– Обижаете. И нас и его. В кафе «Кавказ» отметили. И водочка была, и коньячок поставил. Не хуже, чем у людей.
– Знаю! И то, что ты, Мамонов, полстакана водки выпил, – тоже знаю, – сказал Муратов уверенно, потому что слышал, что Мамонов пить перестал и лишь изредка принимал за раз такую дозу. Больше не притрагивался, как бы его ни уговаривали. Муратов смотрел как ни в чем не бывало. – Зря Валет с работой не торопится. Когда придет на прописку, поговорю с ним капитально.
– Он не придет. В Новомосковске решил осесть.
– Это его дело. Как говорится, баба с возу… – Муратов старался убедить Мамонова, что Валет его мало интересует. Конечно, ему хотелось узнать, кто был вместе с ним в кафе «Кавказ». Но как? Решил, что выяснит другим путем. Для приличия поинтересовался у Мамонова работой на заводе, зарплатой, жизнью в семье. И закруглил: – Ну ладно, беги за капустой. Мне тоже на работу надо.
Лицо Мамонова приняло обиженное выражение.
– Понятно. Выходит, не в вере я у вас.
– Ты о чем? – Муратов понял, что Мамонов занервничал.
– Спросить о чем-то хотели. Чего же? – проговорил упавшим голосом.
Муратов кинул взгляд на Мамонова и, подождав для порядка, доверительно сказал:
– Правильно мыслишь. Хотел спросить, да расхотелось. Со всеми быть откровенным не получается.
Мамонов закашлялся, словно ему было трудно говорить.
Муратов, не обращая внимания на эту перемену, махнув рукой, проговорил:
– Ладно! Только я бы хотел просить…
Мамонов слегка приободрился и слушал Муратова жадно.
– Кто золотишком балует?
– Понятия не имею. Уж не думаете ли вы…
– Именно об этом я и думаю, – просто сказал Муратов. – Значит, никогда не слышал?
Ответил не задумываясь:
– В жизни никогда…
– И не видел?
– Отродясь! – не сдавался Мамонов. – Сейчас все умные. О таких делах языком не треплют.
– Ты, Мамонов, со мной так не разговаривай, даже шутки ради, – Муратов со значением посмотрел на него. – Может, память плохая стала?
– Никоим образом. – Мамонов отрицал с тем упорством, которое возникает у людей, скрывающих нечто важное.
Муратов понимал, что Мамонов хитрит и, сам того не сознавая, своим враньем подтверждает его догадку.
– Ну даешь! – рассмеялся он. – Что-то ты, Мамонов, на разные вопросы одинаково отвечаешь? Даже странно слушать. Нервничаешь, что ли?
Мамонов зашаркал ногой по асфальту:
– О золоте хотите знать? Правильно! Сейчас все мудрые, только и я не дурак. – Он смотрел хитрыми глазами. – Ну а если скажу, тогда что?
– Что?! Не знаю, не знаю…
– А у меня на это особая точка зрения. После отсидки я чист.
Муратов постучал костяшкой кулака по борту и упругим движением ладони смахнул с него заледенелую корку снега.
– Ты эту свою точку припрячь подальше. Об этом ты да я знаем… Характер у тебя, прямо скажу, неважный!
– Допустим, а что дальше? Я живу осмотрительно, – ответил Мамонов. – Мои прежние грехи теперь никакой роли не играют. А за плохой характер не судят. Так что… – и усмехнулся.
– Несознательный ты человек, Мамонов! Газеты читаешь, телевизор смотришь, котелок вроде у тебя варит, а дремучесть свою не разогнал и порядочность не приобрел. Поэтому скажу одно: не забывай, что было-то серьезное…
– То грехи молодости. Я тогда зеленым был. Кумекал плохо.
– Теперь не зеленый! С умом. Поэтому, когда по новой пойдешь, опасным рецидивистом считать станут…
Усмешка пропала. Мамонов надолго задумался и от волнения сдвинул на макушку шапку.
– Да-да – уныло протянул он. – О золоте я слышал мало.
Среди воров толк не идет. Правда, на прошлой неделе Валет показывал монету рыжую. Но она по наследству ему… Другого не знаю.
– Ты завещание у Валета видел?
– Он так сказал.
Муратов продолжал вести разговор.
– Может, и так. Только монеты меня не интересуют. Мне бы о колечке обручальном, цепочке со знаком зодиака, сережках с жемчугом. – Он говорил об этих вещах нарочно, чтобы не заострять внимание на золотой десятирублевке.
Мамонов усмехнулся и тут же с неожиданной деловитостью спросил:
– А откуда цацки? Если не секрет, конечно… Муратов ответил серьезно:
– От тебя не скрою. Их в Марьиной роще с девчонки сняли. Ну и «порядки» ваши, воровские!
– Как это? Как это? – удивился Мамонов.
– А так! За три сотни девчонку разукрасили. И срок для себя уготовили приличный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Из автобуса выскочил высокий верткий парень в темно-синей финской куртке с белым эмалированным бидоном в руках. Около табачного киоска он нос к носу столкнулся с Муратовым и от неожиданности замер на месте.
– Чего не здороваешься, Мамонов? – спросил Муратов негромко.
– Я с уголовкой никогда не здороваюсь.
– Куда бежишь-то? За пивом?
– За капустой. Жена щей захотела.
– Хорошо, что встретились.
– Зачем я вам? – В глазах Мамонова растерянность и наглость.
– Хотел вопросик серьезный задать.
– Когда угодно! Какой вопрос-то? – и забеспокоился: Муратов усмехнулся. Он знал, что Мамонов был плутоват и любопытен.
– А ты, Мамонов, молодец! Хочешь, чтоб сразу… Они отошли в сторону и встали позади грузовика с надписью на борту «Уборочная».
– Какой вопросик-то? – опасливо спросил Мамонов.
– Подожди. Скажи-ка лучше, как живешь? С кем видишься – говоришь? С кем делишь радость?..
Мамонов перевел дыхание.
– Насчет рассказов я не мостак. Болтать лишнее отвык. Тем более с опером. Научен на всю жизнь. Да и зачем рассказывать? Вы и так все знаете.
– Правильно говоришь. Что нужно знать, мы знаем.
– Тогда чего же? – Мамонов ногтем колупнул краску борта грузовика и усмехнулся. Он редко упускал случай подчеркнуть свое «я», но сейчас сказал уклончиво: – Сейчас умный народ не знает, как избавиться от своей известности. Кому в такое время нужен наш «авторитет»? Лично мне он обошелся сроком. А Валет до сих пор от него в себя не придет…
Муратова заинтересовала фраза о Валете, но он не стал вдаваться в подробности. Сделал вид, что пропустил ее мимо ушей. Знал, что Мамонов хитер, и если бы он почувствовал излишнее его любопытство, то сегодня бы разговор об этом разошелся, а этого допускать без нужды не хотелось. Работа в уголовном розыске научила Муратова держать в себе то, что волнует, чего не знает, что хочет знать. Поэтому и сказал равнодушно:
– Быстро время прошло, а вроде бы недавно брали Валета. Тогда он не очень громкий вор был. Так себе. Больше простаков облапошивал…
– Его теперь не узнаешь, – важно ответил Мамонов. – Хохоталка гладкая… Приехал в порядке. Одет, обут, в куртке, шапке ондатровой. Свое возвращение отметил. Не забыл друзей.
Муратов сказал вроде бы между прочим:
– Небось в лесопосадке отметили? На ящичек с газеткой «бормотуху» поставил? Он не из добрых.
Мамонов со значением хмыкнул:
– Обижаете. И нас и его. В кафе «Кавказ» отметили. И водочка была, и коньячок поставил. Не хуже, чем у людей.
– Знаю! И то, что ты, Мамонов, полстакана водки выпил, – тоже знаю, – сказал Муратов уверенно, потому что слышал, что Мамонов пить перестал и лишь изредка принимал за раз такую дозу. Больше не притрагивался, как бы его ни уговаривали. Муратов смотрел как ни в чем не бывало. – Зря Валет с работой не торопится. Когда придет на прописку, поговорю с ним капитально.
– Он не придет. В Новомосковске решил осесть.
– Это его дело. Как говорится, баба с возу… – Муратов старался убедить Мамонова, что Валет его мало интересует. Конечно, ему хотелось узнать, кто был вместе с ним в кафе «Кавказ». Но как? Решил, что выяснит другим путем. Для приличия поинтересовался у Мамонова работой на заводе, зарплатой, жизнью в семье. И закруглил: – Ну ладно, беги за капустой. Мне тоже на работу надо.
Лицо Мамонова приняло обиженное выражение.
– Понятно. Выходит, не в вере я у вас.
– Ты о чем? – Муратов понял, что Мамонов занервничал.
– Спросить о чем-то хотели. Чего же? – проговорил упавшим голосом.
Муратов кинул взгляд на Мамонова и, подождав для порядка, доверительно сказал:
– Правильно мыслишь. Хотел спросить, да расхотелось. Со всеми быть откровенным не получается.
Мамонов закашлялся, словно ему было трудно говорить.
Муратов, не обращая внимания на эту перемену, махнув рукой, проговорил:
– Ладно! Только я бы хотел просить…
Мамонов слегка приободрился и слушал Муратова жадно.
– Кто золотишком балует?
– Понятия не имею. Уж не думаете ли вы…
– Именно об этом я и думаю, – просто сказал Муратов. – Значит, никогда не слышал?
Ответил не задумываясь:
– В жизни никогда…
– И не видел?
– Отродясь! – не сдавался Мамонов. – Сейчас все умные. О таких делах языком не треплют.
– Ты, Мамонов, со мной так не разговаривай, даже шутки ради, – Муратов со значением посмотрел на него. – Может, память плохая стала?
– Никоим образом. – Мамонов отрицал с тем упорством, которое возникает у людей, скрывающих нечто важное.
Муратов понимал, что Мамонов хитрит и, сам того не сознавая, своим враньем подтверждает его догадку.
– Ну даешь! – рассмеялся он. – Что-то ты, Мамонов, на разные вопросы одинаково отвечаешь? Даже странно слушать. Нервничаешь, что ли?
Мамонов зашаркал ногой по асфальту:
– О золоте хотите знать? Правильно! Сейчас все мудрые, только и я не дурак. – Он смотрел хитрыми глазами. – Ну а если скажу, тогда что?
– Что?! Не знаю, не знаю…
– А у меня на это особая точка зрения. После отсидки я чист.
Муратов постучал костяшкой кулака по борту и упругим движением ладони смахнул с него заледенелую корку снега.
– Ты эту свою точку припрячь подальше. Об этом ты да я знаем… Характер у тебя, прямо скажу, неважный!
– Допустим, а что дальше? Я живу осмотрительно, – ответил Мамонов. – Мои прежние грехи теперь никакой роли не играют. А за плохой характер не судят. Так что… – и усмехнулся.
– Несознательный ты человек, Мамонов! Газеты читаешь, телевизор смотришь, котелок вроде у тебя варит, а дремучесть свою не разогнал и порядочность не приобрел. Поэтому скажу одно: не забывай, что было-то серьезное…
– То грехи молодости. Я тогда зеленым был. Кумекал плохо.
– Теперь не зеленый! С умом. Поэтому, когда по новой пойдешь, опасным рецидивистом считать станут…
Усмешка пропала. Мамонов надолго задумался и от волнения сдвинул на макушку шапку.
– Да-да – уныло протянул он. – О золоте я слышал мало.
Среди воров толк не идет. Правда, на прошлой неделе Валет показывал монету рыжую. Но она по наследству ему… Другого не знаю.
– Ты завещание у Валета видел?
– Он так сказал.
Муратов продолжал вести разговор.
– Может, и так. Только монеты меня не интересуют. Мне бы о колечке обручальном, цепочке со знаком зодиака, сережках с жемчугом. – Он говорил об этих вещах нарочно, чтобы не заострять внимание на золотой десятирублевке.
Мамонов усмехнулся и тут же с неожиданной деловитостью спросил:
– А откуда цацки? Если не секрет, конечно… Муратов ответил серьезно:
– От тебя не скрою. Их в Марьиной роще с девчонки сняли. Ну и «порядки» ваши, воровские!
– Как это? Как это? – удивился Мамонов.
– А так! За три сотни девчонку разукрасили. И срок для себя уготовили приличный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71