Он вынужден был назначить его главнокомандующим Дунайской армии.
Возвращение в армию талантливейшего полководца явилось не только поворотным моментом в развертывании войны, а следовательно и в истории нашей страны, но и повлияло на ход военных событий во всей Европе.
Был апрель 1811 года. У сильнейшей турецкой крепости Шумлы собралась шестидесятитысячная армия великого визиря, и султан повелел ей перейти в решительное наступление, решив вернуть все крепости и провинции, занятые Россией. Русские войска, изнуренные пятилетней войной, оказались в крайне трудном положении. Из девяти дивизий пять были уже отозваны Александром для переброски на запад, вместо 85 тысяч солдат, которыми располагали Прозоровский и Каменский, Кутузову оставили 46 тысяч, да и те были растянуты по Дунаю на фронте в тысячу километров.
Александр требовал, чтобы Кутузов с этой армией добился решающей победы (Прозоровский на это просил 150 тысяч солдат) и заключил мир на условиях, которые султан не раз уже отвергал. Теперь же, узнав, что русские войска, которым турки сопротивлялись пять лет, уменьшились вдвое, султан о мире и слышать не хотел. Не допускал этого и Наполеон.
Кутузов отказался от осады и штурмов укрепленных позиций и крепостей.
– Важно не крепость взять, а войну выиграть, – говорил Кутузов, и в своих действиях он не слепо копировал Румянцева и Суворова, а, возрождая суворовские традиции, в новых условиях, в крайне сложной обстановке искал новых стратегических решений.
Из суворовской «Науки побеждать» Кутузов взял ее основу – разгром живой силы противника, но решил эту задачу по-своему, по-кутузовски.
Он не только отказался от штурма крепостей, но даже очистил занятые укрепления Силистрии и Никополя, срыв их, чтобы они не достались и туркам. Растянутую кордоном армию (наследие австрийской школы Ласси) Кутузов сосредоточил к важнейшим стратегическим направлениям, собрав главные силы у крепости Рущук. Фланги он прикрыл сильными отрядами, но правый фланг все же оставался в опасности, потому что на Дунае у крепости Виддина стояли 400 турецких судов и турки могли быстро переправиться через реку и зайти в тыл русской армии. Но Кутузов устранил и эту опасность.
Зная о постоянных раздорах турецких пашей, он восстановил против великого визиря виддинского пашу, купил у него все стоящие у Виддина суда и угнал их.
Кутузов решил выманить визиря из Шумлы. «Может быть, – писал он царю, – завлеку я тем неприятеля в сражение на равнинах…»
Расчет Кутузова оправдался.
Визирь действительно намеревался использовать суда виддинского паши, но их уже не было, и визирь двинулся к Рущуку, где его терпеливо поджидал Кутузов.
Позиция, на которой расположилась русская армия, была открытой для атак с фронта и с левого фланга, а в четырех километрах за ней протекал Дунай, и при неудаче русские войска, прижатые к реке, могли бы быть истреблены. Эта позиция была «не совсем выгодная, но единственная», как определил ее сам Кутузов. Он не думал о неудаче и смело шел на риск, зная, что решающее значение в бою имеет не столько позиция, сколько войска, защищающие ее. В своих же солдатах и командирах он был уверен, хотя их было только пятнадцать тысяч против шестидесятитысячной турецкой армии.
Сорокалетний опыт боев с турками убедил его, что опасны лишь их первые отчаянные атаки и особенно стремительные атаки их конницы.
Но Кутузов знал, что в открытом полевом бою русские войска дерутся неизмеримо лучше турецких и, если отразить первые атаки турок, они потеряют решимость.
План боя под Рущуком был построен на основе огромного боевого опыта полководца, на глубоком знании противника, а главное, на уверенности в силе русских солдат, способных отразить бешеные атаки вчетверо сильнейшего противника.
Первую атаку турецких войск русские отразили огнем. Тогда визирь атаковал правый фланг и, отвлекая туда внимание Кутузова, обрушил десять тысяч анатолийских всадников на левый фланг русской армии.
Левый фланг был смят, турецкая конница прорвалась в тыл русской армии, отрезав ее от переправ на Дунае.
Со стороны Рущука турецкую конницу встретила русская пехота, а Кутузов, повернув кругом свою кавалерию, атаковал зарвавшихся турок и остановил их продвижение. Немедленно вслед за кавалерией он бросил в контратаку каре егерей, я турецкая конница, потеряв половину своего состава, начала отходить.
Переломный момент боя, которого ждал Кутузов, настал, и все силы он бросил в общее контрнаступление.
Разбитая турецкая армия обратилась в бегство. Великий визирь на почтительном расстоянии от Рущука торопливо окапывался, ожидая со дня на день нового удара русской армии. Во всем этом сказывался и опыт сражений Румянцева, Суворова, но, как дальше будет видно, Кутузов, используя их опыт, действовал по-своему – по-кутузовски.
Кутузов даже не преследовал противника. Через три дня он взорвал и покинул крепость Рущук, стоившую русским стольких потерь, и, очистив правобережье, перешел со всей армией на левый берег Дуная.
Узнав, что Кутузов также отступил, визирь был изумлен и не мог понять, что это значит. Затем, решив, что побежден, очевидно, не он, визирь, а Кутузов, донес в Константинополь о разгроме русской армии и бегстве Кутузова за Дунай. В Константинополе отпраздновали победу, султан щедро наградил визиря и радостно сообщил о победе Наполеону. Очень доволен был и Наполеон. Но больше всех радовался Кутузов, хотя его действий никто не понимал в русской армии, и, как всегда, меньше других их понял Александр I, гневно потребовал объяснений.
Кутузов писал царю: «Я по совершенному убеждению принял мысль тотчас после одержанной над визирем победы оставить Рущук; сие только и можно было произвести после выигранной баталии; в противном случае казалось бы то действием принужденным; и ежели бы вместо выигранного сражения была хотя малая неудача, тогда бы должно было переносить все неудобства и для чести оружия не оставлять Рущук. Итак, несмотря на частный вред, который оставление Рущука сделать может только лично мне, а предпочитая всегда малому сему уважению пользу государя моего, я, выведя жителей, артиллерию, снаряды, – словом, все, и подорвав некоторые места цитадели, перешел 27-го числа на левый берег Дуная».
А рвавшимся в бой офицерам Кутузов объяснил: – Если пойдем за турками, то, вероятно, достигнем Шумлы, но потом что станем делать? Надобно будет возвратиться, как и в прошлом году, и визирь объявил бы себя победителем. Гораздо лучше ободрить моего друга Ахмет-бея, и он опять придет к нам.
И Кутузов терпеливо ждал. Мудрый и неторопливый, он умел выжидать и использовать время, а главное – ошибки противника.
Как показали дальнейшие события, русский полководец и на этот раз оказался прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Возвращение в армию талантливейшего полководца явилось не только поворотным моментом в развертывании войны, а следовательно и в истории нашей страны, но и повлияло на ход военных событий во всей Европе.
Был апрель 1811 года. У сильнейшей турецкой крепости Шумлы собралась шестидесятитысячная армия великого визиря, и султан повелел ей перейти в решительное наступление, решив вернуть все крепости и провинции, занятые Россией. Русские войска, изнуренные пятилетней войной, оказались в крайне трудном положении. Из девяти дивизий пять были уже отозваны Александром для переброски на запад, вместо 85 тысяч солдат, которыми располагали Прозоровский и Каменский, Кутузову оставили 46 тысяч, да и те были растянуты по Дунаю на фронте в тысячу километров.
Александр требовал, чтобы Кутузов с этой армией добился решающей победы (Прозоровский на это просил 150 тысяч солдат) и заключил мир на условиях, которые султан не раз уже отвергал. Теперь же, узнав, что русские войска, которым турки сопротивлялись пять лет, уменьшились вдвое, султан о мире и слышать не хотел. Не допускал этого и Наполеон.
Кутузов отказался от осады и штурмов укрепленных позиций и крепостей.
– Важно не крепость взять, а войну выиграть, – говорил Кутузов, и в своих действиях он не слепо копировал Румянцева и Суворова, а, возрождая суворовские традиции, в новых условиях, в крайне сложной обстановке искал новых стратегических решений.
Из суворовской «Науки побеждать» Кутузов взял ее основу – разгром живой силы противника, но решил эту задачу по-своему, по-кутузовски.
Он не только отказался от штурма крепостей, но даже очистил занятые укрепления Силистрии и Никополя, срыв их, чтобы они не достались и туркам. Растянутую кордоном армию (наследие австрийской школы Ласси) Кутузов сосредоточил к важнейшим стратегическим направлениям, собрав главные силы у крепости Рущук. Фланги он прикрыл сильными отрядами, но правый фланг все же оставался в опасности, потому что на Дунае у крепости Виддина стояли 400 турецких судов и турки могли быстро переправиться через реку и зайти в тыл русской армии. Но Кутузов устранил и эту опасность.
Зная о постоянных раздорах турецких пашей, он восстановил против великого визиря виддинского пашу, купил у него все стоящие у Виддина суда и угнал их.
Кутузов решил выманить визиря из Шумлы. «Может быть, – писал он царю, – завлеку я тем неприятеля в сражение на равнинах…»
Расчет Кутузова оправдался.
Визирь действительно намеревался использовать суда виддинского паши, но их уже не было, и визирь двинулся к Рущуку, где его терпеливо поджидал Кутузов.
Позиция, на которой расположилась русская армия, была открытой для атак с фронта и с левого фланга, а в четырех километрах за ней протекал Дунай, и при неудаче русские войска, прижатые к реке, могли бы быть истреблены. Эта позиция была «не совсем выгодная, но единственная», как определил ее сам Кутузов. Он не думал о неудаче и смело шел на риск, зная, что решающее значение в бою имеет не столько позиция, сколько войска, защищающие ее. В своих же солдатах и командирах он был уверен, хотя их было только пятнадцать тысяч против шестидесятитысячной турецкой армии.
Сорокалетний опыт боев с турками убедил его, что опасны лишь их первые отчаянные атаки и особенно стремительные атаки их конницы.
Но Кутузов знал, что в открытом полевом бою русские войска дерутся неизмеримо лучше турецких и, если отразить первые атаки турок, они потеряют решимость.
План боя под Рущуком был построен на основе огромного боевого опыта полководца, на глубоком знании противника, а главное, на уверенности в силе русских солдат, способных отразить бешеные атаки вчетверо сильнейшего противника.
Первую атаку турецких войск русские отразили огнем. Тогда визирь атаковал правый фланг и, отвлекая туда внимание Кутузова, обрушил десять тысяч анатолийских всадников на левый фланг русской армии.
Левый фланг был смят, турецкая конница прорвалась в тыл русской армии, отрезав ее от переправ на Дунае.
Со стороны Рущука турецкую конницу встретила русская пехота, а Кутузов, повернув кругом свою кавалерию, атаковал зарвавшихся турок и остановил их продвижение. Немедленно вслед за кавалерией он бросил в контратаку каре егерей, я турецкая конница, потеряв половину своего состава, начала отходить.
Переломный момент боя, которого ждал Кутузов, настал, и все силы он бросил в общее контрнаступление.
Разбитая турецкая армия обратилась в бегство. Великий визирь на почтительном расстоянии от Рущука торопливо окапывался, ожидая со дня на день нового удара русской армии. Во всем этом сказывался и опыт сражений Румянцева, Суворова, но, как дальше будет видно, Кутузов, используя их опыт, действовал по-своему – по-кутузовски.
Кутузов даже не преследовал противника. Через три дня он взорвал и покинул крепость Рущук, стоившую русским стольких потерь, и, очистив правобережье, перешел со всей армией на левый берег Дуная.
Узнав, что Кутузов также отступил, визирь был изумлен и не мог понять, что это значит. Затем, решив, что побежден, очевидно, не он, визирь, а Кутузов, донес в Константинополь о разгроме русской армии и бегстве Кутузова за Дунай. В Константинополе отпраздновали победу, султан щедро наградил визиря и радостно сообщил о победе Наполеону. Очень доволен был и Наполеон. Но больше всех радовался Кутузов, хотя его действий никто не понимал в русской армии, и, как всегда, меньше других их понял Александр I, гневно потребовал объяснений.
Кутузов писал царю: «Я по совершенному убеждению принял мысль тотчас после одержанной над визирем победы оставить Рущук; сие только и можно было произвести после выигранной баталии; в противном случае казалось бы то действием принужденным; и ежели бы вместо выигранного сражения была хотя малая неудача, тогда бы должно было переносить все неудобства и для чести оружия не оставлять Рущук. Итак, несмотря на частный вред, который оставление Рущука сделать может только лично мне, а предпочитая всегда малому сему уважению пользу государя моего, я, выведя жителей, артиллерию, снаряды, – словом, все, и подорвав некоторые места цитадели, перешел 27-го числа на левый берег Дуная».
А рвавшимся в бой офицерам Кутузов объяснил: – Если пойдем за турками, то, вероятно, достигнем Шумлы, но потом что станем делать? Надобно будет возвратиться, как и в прошлом году, и визирь объявил бы себя победителем. Гораздо лучше ободрить моего друга Ахмет-бея, и он опять придет к нам.
И Кутузов терпеливо ждал. Мудрый и неторопливый, он умел выжидать и использовать время, а главное – ошибки противника.
Как показали дальнейшие события, русский полководец и на этот раз оказался прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64