– Может быть, ты, например, хочешь мясных печений?
У Вана загорелись глаза, ибо это было одно из немногих, оставшихся доступными ему удовольствий. Приготовленные из отбросов лабораторных материалов и из человеческих тканей мясные печенья считались деликатесом на родной планете Рекура Вана.
– Накорми меня, или я откажусь с тобой работать.
– Ты слишком часто прибегаешь к этой угрозе, Обрубок. Не забывай, что ты подсоединен к флаконам с поддерживающими твою жизнь растворами. Даже если ты перестанешь есть, тебе не удастся умереть от голода.
– Ты же хочешь, чтобы я сотрудничал с тобой, а не просто жил, но при этом оставил мне слишком мало козырных карт для этой игры.
С этими словами тлулакс скорчил недовольную гримасу.
– Отлично. Итак, мясные печенья! – крикнул Эразм. – Четырехрукий, неси завтрак.
В палату вошел лабораторный ассистент весьма странного вида. В четырех пересаженных руках он нес блюдо с желанным деликатесом. Тлулакс зашевелился в своей кювете, чтобы взглянуть на это страшное, отвратительное блюдо, а заодно и на пару рук, которые когда-то принадлежали ему самому.
Зная методики пересадок, которыми пользовались люди Тлулакса, Эразм руки и ноги бывшего работорговца пересадил двум лабораторным ассистентам, добавив искусственные ткани, сухожилия и кости, чтобы придать пересаженным конечностям нужную длину. Хотя это были подопытные экземпляры и представляли они лишь познавательный интерес, опыт оказался чрезвычайно успешным. Четырехрукий оказался весьма эффективным в переноске разных вещей. Эразм надеялся со временем научить его жонглированию, что могло сильно позабавить Гильбертуса. Четырехногий же в беге по ровной местности мог превзойти скоростью антилопу.
Каждый раз, когда какой-либо из этих искусственных мутантов заходил в его бокс, тлулакс с болью осознавал безнадежность своего положения.
Так как у Рекура Вана не было рук, Четырехрукий использовал пару своих – когда-то принадлежавших пленнику, – чтобы запихивать в жадно открытый рот мясные печенья. Ван выглядел при этом как голодный птенец, которого в гнезде мать заботливо кормит принесенными червями. Желтовато-коричневые крошки падали с подбородка на черный фартук, прикрывавший туловище. Некоторые объедки попадали в специальный чан, откуда шли на повторную переработку.
Эразм поднял руку, сделав знак ассистенту.
– Пока хватит. Потом тебе дадут еще, Обрубок, но сейчас нам надо поработать. Давай сегодня оценим статистику смертности от различных штаммов вируса.
Интересно, подумал Эразм, что Вориан Атрейдес – сын титана-изменника Агамемнона – пытался таким же способом искоренить всемирный разум Омниуса, внедрив компьютерный вирус в обновления, доставленные капитаном курьерского корабля независимым роботом Севратом. Но, оказывается, не только машины уязвимы для смертоносной инфекции…
Немного подумав, Рекур Ван облизнул губы и приступил к работе, принявшись оценивать результаты. Казалось, его вполне устраивали показатели смертности.
– Отлично, – бормотал он. – Эти инфекционные микроорганизмы – лучший способ убить триллионы людей.
* * *
Величие таит в себе собственную награду… но и имеет свою ужасную цену.
Ксавьер Харконнен Последняя запись в диктофонном дневнике

За свою сверхъестественно длинную военную карьеру верховный главнокомандующий Вориан Атрейдес повидал многое, но редко приходилось ему посещать такие чудесные и красивые планеты, как Каладан. Для него эта океаническая планета была сокровищницей памяти, фантастическим образом того, какой должна быть нормальная жизнь – без мыслящих машин и без вечной войны.
Куда бы ни отправлялся Вориан на Каладане, везде видел он напоминания о тех золотых деньках, какие проводил он здесь с Лероникой Тергьет. Она была матерью его близнецов-сыновей, женщиной, ставшей его любимой спутницей на без малого семьдесят лет, хотя официально они никогда не были женаты.
Сейчас Лероника находилась в их общем доме на Салусе Секундус. Хотя ей уже довольно давно пошел девятый десяток, Вориан любил ее больше, чем когда-либо прежде. Чтобы дольше сохранить молодость, она могла бы, конечно, регулярно принимать омолаживающее средство – пряную меланжу, которая стала очень популярной среди богатых аристократов, но Лероника отказывалась пользоваться этими искусственными подпорками юности. Как это было в ее духе!
По разительному контрасту – благодаря процедуре, которую провел с ним его отец Кимек, Вориан до сих пор выглядел как молодой человек; по виду он уже годился Леронике во внуки. Чтобы уменьшить это разительное несоответствие Вориан красил волосы в седой цвет. Хорошо было бы взять ее с собой сюда, на эту планету, где они когда-то впервые встретились.
Теперь, глядя на безмятежные морские воды Каладана и наблюдая, как возвращаются к пристаням лодки, нагруженные водорослями и жирными маслюками, Вориан сидел в обществе своего старательного молодого адъютанта Абульурда Батлера, младшего сына Квентина Вигара и Вандры Батлер. Абульурд приходился, кроме того, внуком близкого друга Вориана, но имя Ксавьера Харконнена теперь редко упоминали в разговорах, с тех пор как его во всеуслышание объявили трусом и предателем человечества. Мысль об этой несправедливости, которая приобрела непреоборимую силу легенды, больно ранила душу Вориана, мешала ему как кость в горле, но он ничего не мог с этим поделать. С тех пор прошло уже почти шестьдесят лет.
Они с Абульурдом обосновались в новом подвесном ресторане у склона прибрежной скалы. Ресторанчик медленно перемещался вдоль берега, и из него открывался изменчивый вид на море и скалистые берега. Фуражки офицеров лежали на широком подоконнике. Волны с рокотом разбивались о скалы, а потом ручейками, окутанными белой кружевной пеной, сбегали обратно в море. От воды отражались лучи неяркого, клонящегося к закату солнца.
Одетые в зелено-красную форму двое мужчин любовались начинающимся приливом, пили вино и отдыхали душой и телом от бесконечного Джихада. Вориан носил форму со свойственной ему небрежностью, не нося медалей, в то время как Абульурд был вычищен, выглажен и казался таким же прямым, как стрелки на брюках. В точности как его дед.
Вориан взял молодого человека под свою опеку, помогал ему советом и делом, следя за его продвижением. Абульурд не знал своей матери – младшей дочери Ксавьера, – которая перенесла тяжелый инсульт, когда рожала младшего сына, после чего потеряла разум, превратившись в застывшее в кататонии растение. Теперь, когда юноше исполнилось восемнадцать, он вступил в армию Джихада. Отец и братья уже успели прославиться и заслужить множество наград. Со временем, конечно, отличится и младший сын Квентина Батлера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208