Нагадил — душевное ликование, восторг, ощущение полноты жизни. Простое, так сказать, человеческое счастье. Высокий душевный порыв. Жаль только, что не всякому дано… ну уж это — извините.
А Гамбургер — он Гамбургер и есть. Хоть и предупредил его Зверев: будешь у меня воду мутить — зарою! — все равно… гамбургер! Ну не переделаешь. Сначала до Сашки дошли разговоры, что он, завхоз, занимается поборами в отряде. Он промолчал. Тем более все знали: не тот человек Зверев. А потом — еще случай. Зачастил к Сашке с угощением один зэк. То пришел со своим кофе и шоколадом: давай, мол, Александр Андреич, кофейку попьем… — Ну, давай.
А потом снова пришел, опять с шоколадом. Да еще и норовил оставить после себя целую плитку.
— А ну-ка, Толян, — сказал Зверев, — постой. Что-то ему в поведении Толяна не понравилось.
— Ну-ка, постой, — сказал Зверев. — Что случилось? Что это ты меня начал шоколадом подкармливать? А?
Заключенный помялся, помялся, но Зверев спрашивать умел. Школа за плечами была та еще. И рассказал Толян, что Гамбургер его по-товарищески предупредил: на тебя чего-то завхоз взъелся. Зуб точит, собирается в черную литейку перевести. А уж Зверев такой человек, что коли решил сожрать — сожрет! И к бабке не ходи.
Сашка рассвирепел и пошел прямиком к Гамбургеру. Наверно, этого делать не следовало. Но у всякого человека есть предел… Он ворвался в будку, где стоял на вахте слюнявый сволочишка, и спросил почти дружелюбно:
— Валера, ты знаешь, что я на поселок скоро ухожу?
— Конечно, Андреич, — ответил Гамбургер псковский. — Очень рад за тебя.
— Рад, значит? — еще более дружелюбно спросил Сашка. Внутри все кипело. Он понимал, что поступает неразумно, но…
— Очень рад, Андреич… Ты уж свое-то на зоне отбухал. Пора и послабление тебе получить.
— Пора, Валера, пора. Но я на поселок не попаду.
— Что так? — удивился Гамбургер. Искренне удивился, губами зашлепал, подбородками затряс. — Что так, Александр Андреич?
— А я, Валера, завтра в ШИЗО сяду. Суток на пятнадцать.
Гамбургер выпучил глаза.
— Да за что?
— А за то, хорь вонючий, что я сейчас разобью тебе морду. От всей души, с удовольствием. И с легким сердцем пойду в ШИЗО.
…Бежал толстый Гамбургер неожиданно быстро. Видимо, страх силы придавал. Он промчался мимо пары офицеров охраны. А через секунду мимо них пробежал Зверев. Офицеры удивленно переглянулись, что-то выкрикнули вслед. Что, Зверев не расслышал.
Гамбургер добежал до административного корпуса, сунул пятерню в блок кодового замка и безошибочно набрал нужную комбинацию. Видно, что ты часто здесь бываешь, подумал Зверев со злостью. Когда он сам влетел в помещение, Гамбургера уже нигде не было видно. Ряд закрытых дверей и пустой коридор… Проще всего было бы плюнуть и уйти. Вместо этого Зверев прошел по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за дверьми. А там ничего не происходило — персонал уже разошелся по домам. Тихо… пусто. И только за дверью кабинета зама начальника по безопасности и режиму звучали голоса. Один — спокойный, негромкий. Другой — возбужденный, захлебывающийся.
Безо всяких сомнений Зверев распахнул дверь.
— Вот он! — вскрикнул Гамбургер тонко. — Вот он!
— Зверев! — резко сказал зам по БР. — Спокойно, Зверев. Ты что, пьян? Совсем оборзел? В кабинете заместителя начальника драку устраиваешь?
— Я, Михаил Петрович, — начал Зверев, медленно приближаясь к Гамбургеру, но замнач прервал его:
— Отойди к двери. Стой там. Что случилось? Ты можешь мне объяснить?
Сашка немного пришел в себя. Ситуация, конечно, складывалась идиотская… Объяснил, как мог. Может быть, излишне эмоционально. Но зато успокоился немного, остыл. На Гамбургера не смотрел — противно.
— Ладно, — сказал зам, — иди, Саша. Завтра разберемся.
— Да что же вы его отпускаете? — пискнул Гамбургер. — Его в ШИЗО надо.
— Помолчи, Кривцов, — ответил зам. Зверев не спеша вышел на улицу, закурил. Злость проходила.
Придурка Гамбургера он не тронул. Побрезговал. Но настоял, чтобы его перевели из отряда. Последствий инцидент не имел. А уж когда переходил Зверев на поселок, зам по БР рассказал ему остальное. Гамбургер тогда убеждал его, что Зверев — беспредельщик и обязательно его, невинного и беззащитного Гамбургера, искалечит… О, этот Зверев такой! Его обязательно надо в ШИЗО. Вы войдите в положение, Михаил Петрович. Я ЗА ПРАВДУ СТРАДАЮ.
Михаил Петрович в положение вошел, ответил:
— Да как же ты, Гамбургер, не можешь понять простой вещи: чтобы посадить, нужно действие! За одно желание совершить нечто сажать в ШИЗО нельзя. А вот когда искалечит, тогда — не волнуйся! — посадим.
Кстати, о слепоте случая… Однажды теплым апрельским вечером, когда душа волнуется от весеннего куража и остро, почти неуловимо пахнет оттаявшей землей, а небо над тринадцатой зоной голубое, чистое и бесконечное… И почки на вербе набухают, как соски у кормящей матери… И звучит в воздухе шепот: идет зеленый прокурор… Вот в один из таких вечеров несколько зэков отдыхали, сидя на ступеньках у входа в помещение отряда. Курили, смотрели на маленькую вербу — единственное деревце в локалке 16-го отряда. Сидели, нежились, трепались… О чем? Ну сам подумай: о чем могут говорить несколько праздных мужиков весенним вечером? Когда кровь бурлит в жилах. Когда хочется любви… высокой Любви. Но и плотской тоже.
Ты все уже понял, наш проницательный читатель, Именно о плотской любви они и говорили. Обнорский загнул одну из своих хохм на эту тему. Таких рассказов у него было в запасе изрядное количество. Рассказывать он умел хорошо, слушали его всегда с удовольствием.
…Обнорский рассказал баечку, посмеялись. Зверев, улыбаясь, сказал:
— Тебе бы, Андрюха, все эти истории записывать нужно.
— Зачем? — спросил Андрей.
— Как зачем? Издать… издать отдельной книжкой. Видишь — люди слушают тебя с интересом. Значит, и читать будут с интересом.
— Может, когда-нибудь и соберусь, — ответил Обнорский, пряча улыбку в бороду. — Только не знаю, когда еще это будет… и будет ли вообще.
— А я вот разок видал книжку рукописную, — сказал один из зэков. — Старинную, с рисунками… почище всяких пентхаузов будет, ну!
Этот зэк тоже был из питерских. В прошлом — мент, потом — охранник у одного банкира. Голова, шея и плечи у этого двадцатипятилетнего мужика походили на усеченную пирамиду. Новые русские почему-то считали, что чем более гориллообразным выглядит охранник, тем круче… В этом отношении бывший мент Вова мог считаться почти эталоном.
— А что за пентхауз-то рукописный? — небрежно спросил Зверев.
— О! Крутизна. Шефу моему подарили… Он — ну! — такие штуки коллекционирует, ну, типа любитель.
— Дак ты сам-то видел? — опять спросил Зверев.
— Ну! Конкретно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
А Гамбургер — он Гамбургер и есть. Хоть и предупредил его Зверев: будешь у меня воду мутить — зарою! — все равно… гамбургер! Ну не переделаешь. Сначала до Сашки дошли разговоры, что он, завхоз, занимается поборами в отряде. Он промолчал. Тем более все знали: не тот человек Зверев. А потом — еще случай. Зачастил к Сашке с угощением один зэк. То пришел со своим кофе и шоколадом: давай, мол, Александр Андреич, кофейку попьем… — Ну, давай.
А потом снова пришел, опять с шоколадом. Да еще и норовил оставить после себя целую плитку.
— А ну-ка, Толян, — сказал Зверев, — постой. Что-то ему в поведении Толяна не понравилось.
— Ну-ка, постой, — сказал Зверев. — Что случилось? Что это ты меня начал шоколадом подкармливать? А?
Заключенный помялся, помялся, но Зверев спрашивать умел. Школа за плечами была та еще. И рассказал Толян, что Гамбургер его по-товарищески предупредил: на тебя чего-то завхоз взъелся. Зуб точит, собирается в черную литейку перевести. А уж Зверев такой человек, что коли решил сожрать — сожрет! И к бабке не ходи.
Сашка рассвирепел и пошел прямиком к Гамбургеру. Наверно, этого делать не следовало. Но у всякого человека есть предел… Он ворвался в будку, где стоял на вахте слюнявый сволочишка, и спросил почти дружелюбно:
— Валера, ты знаешь, что я на поселок скоро ухожу?
— Конечно, Андреич, — ответил Гамбургер псковский. — Очень рад за тебя.
— Рад, значит? — еще более дружелюбно спросил Сашка. Внутри все кипело. Он понимал, что поступает неразумно, но…
— Очень рад, Андреич… Ты уж свое-то на зоне отбухал. Пора и послабление тебе получить.
— Пора, Валера, пора. Но я на поселок не попаду.
— Что так? — удивился Гамбургер. Искренне удивился, губами зашлепал, подбородками затряс. — Что так, Александр Андреич?
— А я, Валера, завтра в ШИЗО сяду. Суток на пятнадцать.
Гамбургер выпучил глаза.
— Да за что?
— А за то, хорь вонючий, что я сейчас разобью тебе морду. От всей души, с удовольствием. И с легким сердцем пойду в ШИЗО.
…Бежал толстый Гамбургер неожиданно быстро. Видимо, страх силы придавал. Он промчался мимо пары офицеров охраны. А через секунду мимо них пробежал Зверев. Офицеры удивленно переглянулись, что-то выкрикнули вслед. Что, Зверев не расслышал.
Гамбургер добежал до административного корпуса, сунул пятерню в блок кодового замка и безошибочно набрал нужную комбинацию. Видно, что ты часто здесь бываешь, подумал Зверев со злостью. Когда он сам влетел в помещение, Гамбургера уже нигде не было видно. Ряд закрытых дверей и пустой коридор… Проще всего было бы плюнуть и уйти. Вместо этого Зверев прошел по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за дверьми. А там ничего не происходило — персонал уже разошелся по домам. Тихо… пусто. И только за дверью кабинета зама начальника по безопасности и режиму звучали голоса. Один — спокойный, негромкий. Другой — возбужденный, захлебывающийся.
Безо всяких сомнений Зверев распахнул дверь.
— Вот он! — вскрикнул Гамбургер тонко. — Вот он!
— Зверев! — резко сказал зам по БР. — Спокойно, Зверев. Ты что, пьян? Совсем оборзел? В кабинете заместителя начальника драку устраиваешь?
— Я, Михаил Петрович, — начал Зверев, медленно приближаясь к Гамбургеру, но замнач прервал его:
— Отойди к двери. Стой там. Что случилось? Ты можешь мне объяснить?
Сашка немного пришел в себя. Ситуация, конечно, складывалась идиотская… Объяснил, как мог. Может быть, излишне эмоционально. Но зато успокоился немного, остыл. На Гамбургера не смотрел — противно.
— Ладно, — сказал зам, — иди, Саша. Завтра разберемся.
— Да что же вы его отпускаете? — пискнул Гамбургер. — Его в ШИЗО надо.
— Помолчи, Кривцов, — ответил зам. Зверев не спеша вышел на улицу, закурил. Злость проходила.
Придурка Гамбургера он не тронул. Побрезговал. Но настоял, чтобы его перевели из отряда. Последствий инцидент не имел. А уж когда переходил Зверев на поселок, зам по БР рассказал ему остальное. Гамбургер тогда убеждал его, что Зверев — беспредельщик и обязательно его, невинного и беззащитного Гамбургера, искалечит… О, этот Зверев такой! Его обязательно надо в ШИЗО. Вы войдите в положение, Михаил Петрович. Я ЗА ПРАВДУ СТРАДАЮ.
Михаил Петрович в положение вошел, ответил:
— Да как же ты, Гамбургер, не можешь понять простой вещи: чтобы посадить, нужно действие! За одно желание совершить нечто сажать в ШИЗО нельзя. А вот когда искалечит, тогда — не волнуйся! — посадим.
Кстати, о слепоте случая… Однажды теплым апрельским вечером, когда душа волнуется от весеннего куража и остро, почти неуловимо пахнет оттаявшей землей, а небо над тринадцатой зоной голубое, чистое и бесконечное… И почки на вербе набухают, как соски у кормящей матери… И звучит в воздухе шепот: идет зеленый прокурор… Вот в один из таких вечеров несколько зэков отдыхали, сидя на ступеньках у входа в помещение отряда. Курили, смотрели на маленькую вербу — единственное деревце в локалке 16-го отряда. Сидели, нежились, трепались… О чем? Ну сам подумай: о чем могут говорить несколько праздных мужиков весенним вечером? Когда кровь бурлит в жилах. Когда хочется любви… высокой Любви. Но и плотской тоже.
Ты все уже понял, наш проницательный читатель, Именно о плотской любви они и говорили. Обнорский загнул одну из своих хохм на эту тему. Таких рассказов у него было в запасе изрядное количество. Рассказывать он умел хорошо, слушали его всегда с удовольствием.
…Обнорский рассказал баечку, посмеялись. Зверев, улыбаясь, сказал:
— Тебе бы, Андрюха, все эти истории записывать нужно.
— Зачем? — спросил Андрей.
— Как зачем? Издать… издать отдельной книжкой. Видишь — люди слушают тебя с интересом. Значит, и читать будут с интересом.
— Может, когда-нибудь и соберусь, — ответил Обнорский, пряча улыбку в бороду. — Только не знаю, когда еще это будет… и будет ли вообще.
— А я вот разок видал книжку рукописную, — сказал один из зэков. — Старинную, с рисунками… почище всяких пентхаузов будет, ну!
Этот зэк тоже был из питерских. В прошлом — мент, потом — охранник у одного банкира. Голова, шея и плечи у этого двадцатипятилетнего мужика походили на усеченную пирамиду. Новые русские почему-то считали, что чем более гориллообразным выглядит охранник, тем круче… В этом отношении бывший мент Вова мог считаться почти эталоном.
— А что за пентхауз-то рукописный? — небрежно спросил Зверев.
— О! Крутизна. Шефу моему подарили… Он — ну! — такие штуки коллекционирует, ну, типа любитель.
— Дак ты сам-то видел? — опять спросил Зверев.
— Ну! Конкретно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98