– Миллион и двести тысяч фунтов, – сказал сверху Майлс. – И запись ваша.
Кот сморщился, это была крайняя степень неприятия и отвращения, которую может выразить кошачья физиономия.
– Шестьсот тысяч последняя цена.
– До свидания, – сказал Майлс.
– Ладно, ладно, – закивал Кот.
Он прекрасно знал, что затевать процесс с этим защитником обиженных и оскорбленных, тем паче с «международником», выйдет себе дороже.
– Вот и прекрасно, – сказал Майлс и выложил кассету на стол.
Кот выполз из-под стола и уставился на пленку. Он замер, выпучив глаза: таким я его еще никогда не видел, даже игра не действовала на него столь возбуждающе.
– Шайка чайников! – воскликнул он и затем, чудесным образом вмиг оправившись от удара оземь (этим свойством отличаются особо набожные католики и немецкие центрфорварды), с неожиданным проворством выбежал из комнаты, застучав ботинками по лестнице.
Случившееся дальше как-то неаккуратно уложилось в моей голове. Помню, кого-то назвали не то «грязным щенком», не то «сопливым паршивцем». Видимо, относилось это не к псу.
На ковре, где-то между Мартином и Котом, завалялся куриный окорочок. Пока Мартин, бывший моряк и нынешний буйнопомешанный, пытался перехватить Кота, Пучок прыгнул вперед, чтобы разобраться с лакомым куском, вследствие чего буйнопомешанный споткнулся и сломал ногу в лодыжке.
К чести Мартина, стоит сказать, что это не остановило его, и он с грохотом понесся вниз по лестнице, но было поздно: Кот ушел в туманное утро.
– Зато у нас осталась запись, – заметил я, взяв кассету со стола. – Странно, отчего это он решил смыться, когда у нас в руках все доказательства… Вот интересно… И картинка есть, «Спайс Гелз», альбом «Forever».
– Это слушал Мартин на своем плеере, – сказал Майлс, забирая у меня кассету.
– Блеф?
– Я думал, сработает. Он ведь тоже блефовал с пистолетом.
– Да, – зарделся отчего-то Мартин, приползший с лестницы. Видимо, краснел он не со стыда, а от натуги. – Порылся в твоих старых записях, захотелось вспомнить… старину.
– И что будем делать? – спросил пес.
– Опять он с вами разговаривает? – поинтересовался Майлс.
– Да.
– И что он сказал?
– Спрашивает, что мы собираемся делать. Меня, кстати, тоже интересует этот вопрос.
– Вы или я?
– Ну, допустим, хотя бы один из нас.
– Вы будете арестованы, и с вас по закону взыщут все деньги, приобретенные несправедливым путем. Я не сентиментален, как Мартин.
– А как же бедные африканские дети? – заскулил Пучок.
– Пошли, Пучок, – вздохнул я. – Мы проиграли. Примем же это достойно, как полагается людям. – Я почесал его за ухом. – Или собакам.
– А вы в любом случае пошли бы в тюрьму, – сказал Майлс.
– То есть?
– Мне нужны все двадцать пять миллионов, и я получу их обратно. Каким бы ни был результат игры, я бы все равно предъявил ваше признание в полицию, и вы сели бы. Так что, – развел он руками, – можете особенно не огорчаться.
– Так вот вы какой? – поразился я. – Вы, оказывается, еще почище Кота?
– Намного почище и покруче, чем вы себе представляете, – пренебрежительно отозвался Майлс, которого явно не интересовало мое мнение.
– Так вы не собираетесь говорить по своей… трубке? – спросил пес, отвлекая меня. – Она жужжит и трясется.
Под столом на ковре, выроненная в пылу сражения, валялась трубка Кота.
Я взял ее и нажал на кнопку приема. Но еще перед этим на экране мобильного высветилось имя: «Линдси».
39
РАЗБУДИ БЛЕФУЮЩИХ СОБАК
– Привет, – прогнусил я, стараясь подражать южному акценту Кота и его ленивому выговору. Не знаю, зачем я это сделал, чем был обоснован такой поступок и чего я, собственно, добивался, – просто инстинкт подсказал мне, что обмануть ее – самое милое дело, раз представился такой случай.
– Это я, детка! – пропищала она.
– Да, – ответил я, шевеля откидную крышку телефона и создавая помехи.
– Ты как будто не очень рад, – надула губки Линдси. – В чем дело?
– Они все узнали, – проскрипел я. – Баркер распустил язык.
Пес тревожно оглянулся – явно в поисках этого самого «языка», который, как ему было известно, является весьма питательным.
– Что ты хочешь сказать?
– Не телефонный разговор, – продолжал я гундосить в трубку. – Нас могут прослушивать. Немедленно выезжай и забери у меня из сейфа все бумаги.
– Все бумаги? – поразилась она.
– Все, имеющее отношение к этому проекту, над которым мы с тобой работали. Больше ничего сказать не могу.
– Какое прослушивание, что ты? И почему тогда говоришь по этому телефону о…
– Все, больше ни слова. Буду ждать тебя на… – но тут я еще не придумал. Посмотрим на ходу. – Перезвоню позже.
– Черт, – запаниковала она. – Этот придурок бросил меня по уши в своих долгах, а теперь еще хочет испортить мне всю оставшуюся жизнь. Какой у тебя шифр в сейфе?
Я посмотрел на пса. Он переминался с лапы на лапу. Четыре лапы. Ничего лучшего в голову не приходило. Люси говорила, что любой шифр – обычно первые четыре цифры. Чтобы не забыть.
– Код простой, – сказал я, – один, два, три, четыре.
– Погоди, запишу… Такой же, как твоя сигнализация! Послушай, а Дженкинс не может этого сделать?
– Я не доверяю этому обормоту.
Последовала краткая пауза. Затем она сказала доверительным тоном, в котором слышалась такая знакомая решимость:
– Понятно. Не беспокойся, Майк, я ценю это. Ты можешь на меня положиться.
– Позвоню потом, – пробубнил я. – С другого телефона.
– Я от тебя без ума, – сказала она.
– Да… – сказал я, добавив к этому неопределенное кошачье междометие, и отключился.
Майлс недоуменно посмотрел на меня:
– И что дальше?
– Появился проблеск надежды!
– Это у вас он появился. Тиббс все равно у меня на крючке, ему не уйти, так же как и вам.
– И что же. – Я посмотрел на пса. – Вы собираетесь разлучить меня с моим единственным другом.
– Да, – коротко кивнул Майлс. – Это дело решенное.
– О нет, – заскулил Пучок, тычась ему в ноги. – Мир не может быть так жесток.
Майлс посмотрел на него, недоверчиво покачивая головой.
– И в чем же состоит ваш план? – спросил он.
Дело в том, что еще с детства у меня был готов план на все. Недаром мать, когда я особенно доставал ее, называла меня «зеленозадой мухой». Например, я всегда имел наготове водяной пистолет, чтобы достойно встретить марсиан, если они появятся на пороге. Ядерная война меня тоже не застала бы врасплох – я всегда был готов укрыться под столом или за диваном. Миноносцы, преследующие в ванной мою субмарину, тоже были мне не в диковинку: я зажимал нос и залегал на дно, чем особенно выводил из себя маму, которой приходилось убирать с пола последствия морского сражения. Словом, из таких вот мечтателей вырастают классические взрослые лентяи, готовые, в принципе, ко всему.
Однако сейчас как раз был необходим такой неожиданный, сумасбродный поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108