Теперь у меня появился шанс добраться до Люси, не околев от мороза. Или хотя бы до ближайшего полицейского участка… но что я им скажу – что украл собаку?
Все это крутилось у меня в голове под рассказ об Иове многострадальном, об этом библейском персонаже, который никак не мог взять в толк, что, лишив его всего на свете (хорошего, разумеется), а все плохое оставив в избытке, его просто вразумляли. Только вот Иов упрямо не понимал намека.
Затем я вновь присоединился к супной очереди, прикрывая Пучка полой пуховика, чтобы его не осыпало снегом.
– Мне нравится, как он пахнет, – заметил Пучок.
– Это мой запах.
– Мой самый любимый запах, – сказал пес. Можно ли услышать лучшее признание в любви, чем это, сделанное на собачьем языке?
Пока мы торчали в очереди за супом, пес вернулся к недавнему разговору:
– Так все-таки, почему ты не можешь просто помахать картами перед носом Тиббса, чтобы он отдал деньги? Ты же всегда так делал, и у нас все прекрасно получалось.
– Надо сначала самим раздобыть где-то денег, чтобы раскрутить его на игру.
– Но почему бы тогда не попросить их у Майлса Кэд-Боф, – подал мысль пес. – Его матушка была добра к тебе.
– Вот именно, – вздохнул я, – поэтому он никогда и не даст мне денег.
– Он не даст, если ты не попросишь, – настаивал Пучок. – Стоит попытаться. Нюхом чую – это твоя единственная надежда.
– Все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
– Почему?
– Потому что… – Я не смог найти слов.
Возможно, это и был тот самый выход, который я искал. Чем затевать громкий процесс, который может растянуться на годы (ведь Кот просто так не сдастся), можно сберечь время и силы, достойные лучшего применения. Стоит Майлсу довериться мне, и я смогу вернуть ему хотя бы свой нечестно заработанный миллион.
– Все, что от тебя требуется, – сказал пес, – это объяснить ему, что мы не проигрываем.
Он был прав.
– Куриный суп с овощами или похлебка из бычьих хвостов? – спросила женщина на раздаче.
– Отставить, – сказал я. – Сегодня я обедаю в «Хотел Хотел».
35
ВЫСТРЕЛ НАУДАЧУ
– Майлс Кэдуоллер-Бофорт, сэр, сейчас позвоню ему, – сказала портье в отеле.
Должен сказать, что в Брайтоне надо произвести потрясающее впечатление, чтобы на тебя обратили внимание, главным образом потому, что большинство местных постояльцев только тем и занимаются, что производят потрясающее впечатление.
Портье любезно улыбалась мне, набирая номер.
– Разрешите вашу курточку, сэр? – спросил гардеробщик.
– Благодарю вас, я сниму ее, когда станет теплее, – поежился я.
– Как пожелаете. – Он коротко поклонился и исчез за стойкой.
– Как ваше имя? – спросила портье, и я назвал себя.
– Он спрашивает, по какому вопросу?
– По поводу возвращения двадцати пяти миллионов фунтов, – ответил я.
Портье доложила эту информацию по телефону.
– Сейчас он спустится, – сказала она и указала в сторону бара, куда я и двинулся, решив затем все-таки снять пуховик.
– Наверное, Дэмиен Хирст, – говорила портье. – Только очень богатые люди позволяют себе одеваться так небрежно. Простите, сэр.
Я оставил куртку в гардеробе и вернулся в бар, решив заказать каппучино.
Несмотря на вполне приличный внешний вид: брюки от костюма, рубашку и галстук, я все же чувствовал, что выделяюсь из толпы. Во-первых, оттого, что рубашка была пропитана различными выделениями, начиная от пота и кончая «автографами» щенка.
Во-вторых, «Хотел Хотел» вообще не мое место. Нет, он вполне уютен и привлекателен на вид, но не для меня. Лоснящиеся, будто от самодовольства, ореховые панели, роскошные кожаные диваны, соблазнительная, манящая полутьма бара и перекипевший, пенящийся каппучино – во всем этом просвечивает желание поспеть за лондонской модой, так девочка-акселератка, потратившаяся на макияж, качает права, чтобы ее пустили вместе со старшей сестрой на фильм под грифом «только для взрослых».
В подобном месте я никогда не очутился бы с Линдси, потому что выбрасывание денег на ветер, даже не своих, вызывало у нее аллергию. Да и я, если уж на то пошло, не испытывал симпатии к таким заведениям.
В углу темного бара что-то блеснуло яркими красками. Это был Майлс Кэдуоллер-Бофорт, одетый в рубашку, которую даже австралиец назвал бы «вычурной». Идея гавайской рубахи, доведенная до абсурда: такими Гавайи можно увидеть только сквозь призму необратимой шизофрении.
– Боже ж ты мой, – пробормотал пес, – вы только поглядите.
– Ты же не различаешь цвета, – напомнил я.
– Всему есть разумные пределы, – ответил Пучок.
Майлс приближался. Он был явно очень зол на меня, но к этому чувству примешивалось и легкое недовольство собой – своим внешним видом.
– Неурядицы с багажом, – сказал он вместо приветствия. – Мое пальто уехало в Манилу. А с вами что стряслось?
– Именно это я и хотел объяснить. Я хочу вернуть вам деньги.
– Каким образом?
– Выиграть в покер.
– Прощайте, – развернулся к выходу Майлс.
– Нет, вы не поняли! – воскликнул я. – Я не могу проиграть, пока со мной этот говорящий пес.
Он покачал головой.
– Знаете, что я нахожу в вас особенно необычным, мистер Баркер?
– Запах у него чересчур высокомерный, даже для человека, – сообщил пес.
– Что? – спросил я, надеясь, что это не относится к моей любезной улыбке, которая в этот момент словно приклеилась к лицу.
– То, что для дурака вы слишком хорошо провернули это дело, чтобы выглядеть жертвой. Меня просто поражает, как такой нытик и слюнтяй мог задумать такую аферу. Вкрасться в доверие и потом так обмануть чудаковатую старушку.
– Но я же говорил, – вырвалось у меня, – что это не я…
– До свидания, – сухо обронил он.
– Скажи ему, что он ел вчера на обед паштет из гусиной печенки, – сказал, принюхавшись, Пучок.
– Вчера вы обедали страсбургским пирогом, – сказал я ему в спину.
Майлс остановился.
– И что с того, вы теперь борец за права животных?
– Скажи ему, что основным блюдом была форель, а на десерт он взял, как обычно, фруктовый торт с шоколадом.
Я повторил слова Пучка.
– Так вы подсматривали за мной, пока я обедал. И что это доказывает?
– Его женщина пользуется легким мускусным парфюмом, и на днях у него была с ней случка, – добавил пес.
Я почти в точности повторил сказанное Пучком.
– Вы что, шпионите за мной?
– Ни в коем случае, – ответил я. – Собака чувствует все эти запахи на вас. Он знает, чем вы занимались вчера, и может примерно догадаться даже о том, что вы думаете сейчас.
– Он слегка вспотел, наверное, принимает тебя за психа, – в подтверждение моих слов сказал Пучок.
– Например, в данный момент вы думаете, что я не в себе, – сказал я. – Я прав?
Майлс неторопливо кивнул.
– Чтобы догадаться об этом, вовсе не обязательно иметь психованную собаку.
– Он не психованный, – сказал я, – просто чрезвычайно чувствительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Все это крутилось у меня в голове под рассказ об Иове многострадальном, об этом библейском персонаже, который никак не мог взять в толк, что, лишив его всего на свете (хорошего, разумеется), а все плохое оставив в избытке, его просто вразумляли. Только вот Иов упрямо не понимал намека.
Затем я вновь присоединился к супной очереди, прикрывая Пучка полой пуховика, чтобы его не осыпало снегом.
– Мне нравится, как он пахнет, – заметил Пучок.
– Это мой запах.
– Мой самый любимый запах, – сказал пес. Можно ли услышать лучшее признание в любви, чем это, сделанное на собачьем языке?
Пока мы торчали в очереди за супом, пес вернулся к недавнему разговору:
– Так все-таки, почему ты не можешь просто помахать картами перед носом Тиббса, чтобы он отдал деньги? Ты же всегда так делал, и у нас все прекрасно получалось.
– Надо сначала самим раздобыть где-то денег, чтобы раскрутить его на игру.
– Но почему бы тогда не попросить их у Майлса Кэд-Боф, – подал мысль пес. – Его матушка была добра к тебе.
– Вот именно, – вздохнул я, – поэтому он никогда и не даст мне денег.
– Он не даст, если ты не попросишь, – настаивал Пучок. – Стоит попытаться. Нюхом чую – это твоя единственная надежда.
– Все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
– Почему?
– Потому что… – Я не смог найти слов.
Возможно, это и был тот самый выход, который я искал. Чем затевать громкий процесс, который может растянуться на годы (ведь Кот просто так не сдастся), можно сберечь время и силы, достойные лучшего применения. Стоит Майлсу довериться мне, и я смогу вернуть ему хотя бы свой нечестно заработанный миллион.
– Все, что от тебя требуется, – сказал пес, – это объяснить ему, что мы не проигрываем.
Он был прав.
– Куриный суп с овощами или похлебка из бычьих хвостов? – спросила женщина на раздаче.
– Отставить, – сказал я. – Сегодня я обедаю в «Хотел Хотел».
35
ВЫСТРЕЛ НАУДАЧУ
– Майлс Кэдуоллер-Бофорт, сэр, сейчас позвоню ему, – сказала портье в отеле.
Должен сказать, что в Брайтоне надо произвести потрясающее впечатление, чтобы на тебя обратили внимание, главным образом потому, что большинство местных постояльцев только тем и занимаются, что производят потрясающее впечатление.
Портье любезно улыбалась мне, набирая номер.
– Разрешите вашу курточку, сэр? – спросил гардеробщик.
– Благодарю вас, я сниму ее, когда станет теплее, – поежился я.
– Как пожелаете. – Он коротко поклонился и исчез за стойкой.
– Как ваше имя? – спросила портье, и я назвал себя.
– Он спрашивает, по какому вопросу?
– По поводу возвращения двадцати пяти миллионов фунтов, – ответил я.
Портье доложила эту информацию по телефону.
– Сейчас он спустится, – сказала она и указала в сторону бара, куда я и двинулся, решив затем все-таки снять пуховик.
– Наверное, Дэмиен Хирст, – говорила портье. – Только очень богатые люди позволяют себе одеваться так небрежно. Простите, сэр.
Я оставил куртку в гардеробе и вернулся в бар, решив заказать каппучино.
Несмотря на вполне приличный внешний вид: брюки от костюма, рубашку и галстук, я все же чувствовал, что выделяюсь из толпы. Во-первых, оттого, что рубашка была пропитана различными выделениями, начиная от пота и кончая «автографами» щенка.
Во-вторых, «Хотел Хотел» вообще не мое место. Нет, он вполне уютен и привлекателен на вид, но не для меня. Лоснящиеся, будто от самодовольства, ореховые панели, роскошные кожаные диваны, соблазнительная, манящая полутьма бара и перекипевший, пенящийся каппучино – во всем этом просвечивает желание поспеть за лондонской модой, так девочка-акселератка, потратившаяся на макияж, качает права, чтобы ее пустили вместе со старшей сестрой на фильм под грифом «только для взрослых».
В подобном месте я никогда не очутился бы с Линдси, потому что выбрасывание денег на ветер, даже не своих, вызывало у нее аллергию. Да и я, если уж на то пошло, не испытывал симпатии к таким заведениям.
В углу темного бара что-то блеснуло яркими красками. Это был Майлс Кэдуоллер-Бофорт, одетый в рубашку, которую даже австралиец назвал бы «вычурной». Идея гавайской рубахи, доведенная до абсурда: такими Гавайи можно увидеть только сквозь призму необратимой шизофрении.
– Боже ж ты мой, – пробормотал пес, – вы только поглядите.
– Ты же не различаешь цвета, – напомнил я.
– Всему есть разумные пределы, – ответил Пучок.
Майлс приближался. Он был явно очень зол на меня, но к этому чувству примешивалось и легкое недовольство собой – своим внешним видом.
– Неурядицы с багажом, – сказал он вместо приветствия. – Мое пальто уехало в Манилу. А с вами что стряслось?
– Именно это я и хотел объяснить. Я хочу вернуть вам деньги.
– Каким образом?
– Выиграть в покер.
– Прощайте, – развернулся к выходу Майлс.
– Нет, вы не поняли! – воскликнул я. – Я не могу проиграть, пока со мной этот говорящий пес.
Он покачал головой.
– Знаете, что я нахожу в вас особенно необычным, мистер Баркер?
– Запах у него чересчур высокомерный, даже для человека, – сообщил пес.
– Что? – спросил я, надеясь, что это не относится к моей любезной улыбке, которая в этот момент словно приклеилась к лицу.
– То, что для дурака вы слишком хорошо провернули это дело, чтобы выглядеть жертвой. Меня просто поражает, как такой нытик и слюнтяй мог задумать такую аферу. Вкрасться в доверие и потом так обмануть чудаковатую старушку.
– Но я же говорил, – вырвалось у меня, – что это не я…
– До свидания, – сухо обронил он.
– Скажи ему, что он ел вчера на обед паштет из гусиной печенки, – сказал, принюхавшись, Пучок.
– Вчера вы обедали страсбургским пирогом, – сказал я ему в спину.
Майлс остановился.
– И что с того, вы теперь борец за права животных?
– Скажи ему, что основным блюдом была форель, а на десерт он взял, как обычно, фруктовый торт с шоколадом.
Я повторил слова Пучка.
– Так вы подсматривали за мной, пока я обедал. И что это доказывает?
– Его женщина пользуется легким мускусным парфюмом, и на днях у него была с ней случка, – добавил пес.
Я почти в точности повторил сказанное Пучком.
– Вы что, шпионите за мной?
– Ни в коем случае, – ответил я. – Собака чувствует все эти запахи на вас. Он знает, чем вы занимались вчера, и может примерно догадаться даже о том, что вы думаете сейчас.
– Он слегка вспотел, наверное, принимает тебя за психа, – в подтверждение моих слов сказал Пучок.
– Например, в данный момент вы думаете, что я не в себе, – сказал я. – Я прав?
Майлс неторопливо кивнул.
– Чтобы догадаться об этом, вовсе не обязательно иметь психованную собаку.
– Он не психованный, – сказал я, – просто чрезвычайно чувствительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108