Виндилис достала одеяло, и они с Иннилис в него закутались, обняв друг друга за талию. Иннилис вздохнула и положила голову на плечо Виндилис. Она чувствовала себя почти счастливой.
— Какой прекрасный день, — после недолгого молчания тихо проговорила она.
Виндилис кивнула.
— На редкость.
— Когда… мы вернемся… и ты отведешь ребенка домой… можно, я приду к тебе ночью?
— Нет, это слишком рискованно.
— Почему? Граллон не придет. Сегодня ночь Гвилвилис.
— Я знаю. Но Дахут очень чутко спит. Два дня назад, когда ее взяла Форсквилис, она трижды вскакивала за ночь. А еще раньше Малдунилис, посмеиваясь, рассказала мне, что когда она занималась с ним любовью, неожиданно вошла Дахут.
Иннилис зарделась.
— Да? И что сделал Г-Граллон?
— О, он пожурил ее, выпроводил за дверь и продолжил заниматься любовью. На его взгляд, она не сделала ничего дурного, — Виндилис нахмурилась. — Мы с тобой… Он слишком ей потакает. У нее чуткий слух и не по-детски быстрый ум.
Иннилис наклонилась к ней.
— Понимаю. Пора возвращаться. Мы крадем время сами у себя.
— Галликены всегда должны хранить свои секреты в тайне от короля, а теперь особенно. — Виндилис посмотрела на девочку. Та играла у самой воды, сгребая в кучки песок. Виндилис прикоснулась губами к щеке Иннилис и положила руку ей на грудь. — У нас еще будет время, — пообещала она, — и никто его у нас не украдет. Это наше право. И не вини в этом ребенка. Она подарит нам счастливое завтра.
— Что? Почему?
— Не знаю. Ясно одно: над Дахут довлеет рок, и боги скоро потребуют с Граллона то, что им причитается.
— Нет, только не она, — взмолилась Иннилис.
— Я тоже надеюсь, что наказание не будет строгим. Подождем и посмотрим. Но если они, дорогая, будут милостивы к нам с тобой, если Дахут именно та, которая сможет заключить новый договор с богами… — Виндилис придвинулась к Иннилис.
Недалеко от берега вынырнул тюлень и взобрался на камень. Дахут увидела его, вскочила и принялась внимательно вглядываться в даль, щурясь от солнца и переливающихся на море бликов. Платье трепетало на ветру, обтягивая ее худенькую фигурку. Она позвала тюленя, но это был зов без слов. Животное спокойно лежало на камне. Дахут опустила голову, повернулась и направилась к женщинам.
Виндилис отодвинулась от Иннилис, вынула руки из-под одеяла и спросила:
— Что случилось, дорогая?
— Я думала, это моя тюлениха, — Дахут замолчала, сжала кулачки и, потупив взгляд, принялась ковырять ногой песок. — Это не она. Это обыкновенный тюлень.
Иннилис улыбнулась и, желая ее развеселить, спросила:
— А откуда ты знаешь?
Дахут подняла взгляд, посмотрела на нее лазурными глазами и твердо сказала:
— Знаю. Она меня научила.
— Правда? — сказала Виндилис. — Я слышала это и от тебя, и от других… Но почему ты называешь эту тюлениху своей?
— Она меня любит, — проговорила Дахут. — Меня никто так не любит, как она. Может быть, только отец.
— Тюлени — священные животные Лера и Белисамы, — тихо сказала Виндилис. — Я верю, что среди них есть… божества.
Дахут обрадовалась.
— А я могу стать тюленем? Как она? — Иннилис начертала в воздухе знак, чтобы ничего дурного не случилось. Виндилис сказала:
— Этого никто не знает. Рассказывают, что после смерти хорошие люди иногда превращаются в тюленей, потому что богиня слышит их молитвы. А потом они ждут того, кого любили. Но точно этого никто не знает.
— Я бы не испугалась, — заявила Дахут.
— Успокойся, — остановила ее Иннилис. — Остерегайся гордыни. Еще рассказывают, что плохие люди тоже возвращаются. Если боги на них разгневаются, то превращают их в акул или того хуже.
Дахут хотела возразить, но сдержалась, лишь высоко подняла голову и выпрямилась.
— Я думаю, — сказала Виндилис, — когда мы вечером вернемся домой, мне следует научить тебя новой молитве. «Матушка смерть, заклинаю тебя, будь ко мне милосердна». Ты уже достаточно взрослая. — Она заговорила приветливее: —А потом я расскажу тебе о весталках, которым благодаря Белисаме давным-давно довелось пережить удивительные приключения.
Чтобы задобрить девочку, Иннилис тоже сказала:
— Какую ты построила красивую крепость.
Дахут кивнула. Ее ничуть не тронула похвала. — Это Ис, — пояснила она. — Я строю Ис.
И она его строила, пока набежавшая волна не смыла песок.
IV
Тот год изобиловал сильными грозами, с градом и молниями. Урожай по всей западной Арморике собрали скудный. Некоторые роптали, что Таранис мстит за то, что произошло в Лесу. Таких было немного, но они были. Король Граллон еще давно построил зернохранилища и заполнил их остатками от прошлых урожаев, купленными у озисмиев. Теперь жители его прославляли. Сопровождаемый ликующей толпой, он снарядил корабли в Британию и Аквитанию. Поскольку торговля оживилась — в основном благодаря предпринятым им мерам по борьбе с грабителями и пиратами — в Ис вернулось благополучие, и город без труда мог пережить предстоящий год. Таким образом, несчастье не только не подорвало авторитет Граллона, но и укрепило его.
Поэтому Корентин удивился, когда в церковь пришел Будик и сказал, что король срочно хочет его видеть. Он ничего не стал спрашивать, лишь набросил плащ поверх повседневного темного платья и последовал за солдатом. День был ненастный, усиливался дождь, дул пронизывающий холодный ветер. Он бил в лицо, пробирался до самых костей. Сверкали молнии, за ними сразу раскатисто гремел гром, будто по небу грохотала колесами чудовищная колесница. Море яростно обрушивалось на запертые королем ворота.
Во дворце мажордом принял у гостя плащ и предложил ему полотенце и сухую одежду.
— Благодарю тебя, но не надо, — ответил Корентин. — Пусть мои мокрые следы станут для тебя символом того, что здесь никто не скрывается от Господа. Веди меня к своему хозяину.
Грациллоний сидел в своей любимой комнате для личных переговоров. Перед ним на столе стояли кубки и кувшины с вином и водой. Рядом с ними лежал свернутый папирус. Ни огонь, ни окна из зеленого стекла не оживляли темноту, в которой пасторальные фрески казались сделанными из слоновой кости. На Грациллонием были в спешке наброшенная повседневная туника и штаны, из-под которых выглядывала накидка; это было странно — обычно он всегда сохранял спокойствие, а его одеяние свидетельствовало об обратном. Украшения отсутствовали. Когда он посмотрел на вошедшего Корентина, хорепископ заметил, что лицо у него изможденное.
— Закрой дверь, — резко сказал на латыни Грациллоний. — Садись.
Корентин повиновался. Грациллоний потянулся к столу, ткнул указательным пальцем в документ и, не меняя тона, произнес:
— Максим мертв.
— Что? — Корентин был потрясен. Он перекрестился, склонил голову и зашептал молитву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Какой прекрасный день, — после недолгого молчания тихо проговорила она.
Виндилис кивнула.
— На редкость.
— Когда… мы вернемся… и ты отведешь ребенка домой… можно, я приду к тебе ночью?
— Нет, это слишком рискованно.
— Почему? Граллон не придет. Сегодня ночь Гвилвилис.
— Я знаю. Но Дахут очень чутко спит. Два дня назад, когда ее взяла Форсквилис, она трижды вскакивала за ночь. А еще раньше Малдунилис, посмеиваясь, рассказала мне, что когда она занималась с ним любовью, неожиданно вошла Дахут.
Иннилис зарделась.
— Да? И что сделал Г-Граллон?
— О, он пожурил ее, выпроводил за дверь и продолжил заниматься любовью. На его взгляд, она не сделала ничего дурного, — Виндилис нахмурилась. — Мы с тобой… Он слишком ей потакает. У нее чуткий слух и не по-детски быстрый ум.
Иннилис наклонилась к ней.
— Понимаю. Пора возвращаться. Мы крадем время сами у себя.
— Галликены всегда должны хранить свои секреты в тайне от короля, а теперь особенно. — Виндилис посмотрела на девочку. Та играла у самой воды, сгребая в кучки песок. Виндилис прикоснулась губами к щеке Иннилис и положила руку ей на грудь. — У нас еще будет время, — пообещала она, — и никто его у нас не украдет. Это наше право. И не вини в этом ребенка. Она подарит нам счастливое завтра.
— Что? Почему?
— Не знаю. Ясно одно: над Дахут довлеет рок, и боги скоро потребуют с Граллона то, что им причитается.
— Нет, только не она, — взмолилась Иннилис.
— Я тоже надеюсь, что наказание не будет строгим. Подождем и посмотрим. Но если они, дорогая, будут милостивы к нам с тобой, если Дахут именно та, которая сможет заключить новый договор с богами… — Виндилис придвинулась к Иннилис.
Недалеко от берега вынырнул тюлень и взобрался на камень. Дахут увидела его, вскочила и принялась внимательно вглядываться в даль, щурясь от солнца и переливающихся на море бликов. Платье трепетало на ветру, обтягивая ее худенькую фигурку. Она позвала тюленя, но это был зов без слов. Животное спокойно лежало на камне. Дахут опустила голову, повернулась и направилась к женщинам.
Виндилис отодвинулась от Иннилис, вынула руки из-под одеяла и спросила:
— Что случилось, дорогая?
— Я думала, это моя тюлениха, — Дахут замолчала, сжала кулачки и, потупив взгляд, принялась ковырять ногой песок. — Это не она. Это обыкновенный тюлень.
Иннилис улыбнулась и, желая ее развеселить, спросила:
— А откуда ты знаешь?
Дахут подняла взгляд, посмотрела на нее лазурными глазами и твердо сказала:
— Знаю. Она меня научила.
— Правда? — сказала Виндилис. — Я слышала это и от тебя, и от других… Но почему ты называешь эту тюлениху своей?
— Она меня любит, — проговорила Дахут. — Меня никто так не любит, как она. Может быть, только отец.
— Тюлени — священные животные Лера и Белисамы, — тихо сказала Виндилис. — Я верю, что среди них есть… божества.
Дахут обрадовалась.
— А я могу стать тюленем? Как она? — Иннилис начертала в воздухе знак, чтобы ничего дурного не случилось. Виндилис сказала:
— Этого никто не знает. Рассказывают, что после смерти хорошие люди иногда превращаются в тюленей, потому что богиня слышит их молитвы. А потом они ждут того, кого любили. Но точно этого никто не знает.
— Я бы не испугалась, — заявила Дахут.
— Успокойся, — остановила ее Иннилис. — Остерегайся гордыни. Еще рассказывают, что плохие люди тоже возвращаются. Если боги на них разгневаются, то превращают их в акул или того хуже.
Дахут хотела возразить, но сдержалась, лишь высоко подняла голову и выпрямилась.
— Я думаю, — сказала Виндилис, — когда мы вечером вернемся домой, мне следует научить тебя новой молитве. «Матушка смерть, заклинаю тебя, будь ко мне милосердна». Ты уже достаточно взрослая. — Она заговорила приветливее: —А потом я расскажу тебе о весталках, которым благодаря Белисаме давным-давно довелось пережить удивительные приключения.
Чтобы задобрить девочку, Иннилис тоже сказала:
— Какую ты построила красивую крепость.
Дахут кивнула. Ее ничуть не тронула похвала. — Это Ис, — пояснила она. — Я строю Ис.
И она его строила, пока набежавшая волна не смыла песок.
IV
Тот год изобиловал сильными грозами, с градом и молниями. Урожай по всей западной Арморике собрали скудный. Некоторые роптали, что Таранис мстит за то, что произошло в Лесу. Таких было немного, но они были. Король Граллон еще давно построил зернохранилища и заполнил их остатками от прошлых урожаев, купленными у озисмиев. Теперь жители его прославляли. Сопровождаемый ликующей толпой, он снарядил корабли в Британию и Аквитанию. Поскольку торговля оживилась — в основном благодаря предпринятым им мерам по борьбе с грабителями и пиратами — в Ис вернулось благополучие, и город без труда мог пережить предстоящий год. Таким образом, несчастье не только не подорвало авторитет Граллона, но и укрепило его.
Поэтому Корентин удивился, когда в церковь пришел Будик и сказал, что король срочно хочет его видеть. Он ничего не стал спрашивать, лишь набросил плащ поверх повседневного темного платья и последовал за солдатом. День был ненастный, усиливался дождь, дул пронизывающий холодный ветер. Он бил в лицо, пробирался до самых костей. Сверкали молнии, за ними сразу раскатисто гремел гром, будто по небу грохотала колесами чудовищная колесница. Море яростно обрушивалось на запертые королем ворота.
Во дворце мажордом принял у гостя плащ и предложил ему полотенце и сухую одежду.
— Благодарю тебя, но не надо, — ответил Корентин. — Пусть мои мокрые следы станут для тебя символом того, что здесь никто не скрывается от Господа. Веди меня к своему хозяину.
Грациллоний сидел в своей любимой комнате для личных переговоров. Перед ним на столе стояли кубки и кувшины с вином и водой. Рядом с ними лежал свернутый папирус. Ни огонь, ни окна из зеленого стекла не оживляли темноту, в которой пасторальные фрески казались сделанными из слоновой кости. На Грациллонием были в спешке наброшенная повседневная туника и штаны, из-под которых выглядывала накидка; это было странно — обычно он всегда сохранял спокойствие, а его одеяние свидетельствовало об обратном. Украшения отсутствовали. Когда он посмотрел на вошедшего Корентина, хорепископ заметил, что лицо у него изможденное.
— Закрой дверь, — резко сказал на латыни Грациллоний. — Садись.
Корентин повиновался. Грациллоний потянулся к столу, ткнул указательным пальцем в документ и, не меняя тона, произнес:
— Максим мертв.
— Что? — Корентин был потрясен. Он перекрестился, склонил голову и зашептал молитву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97