И вот он сам прикоснулся к этому древнему легендарному роду, издревле
населявшему славянские земли, к племени, живущему с людьми бок о бок,
вымирающему, как само язычество, уходящему в никуда, растворяющемуся в
лесах, полях и реках. К душе природы он прикоснулся, к истоку своего
собственного племени, все более и более уходящему от природы.
И слиться с этим мифическим родом не означало ли и самому обрести
свой потерянный корень, уйти на свою незнаемую родину, туда, где русалка
нянчит головастиков и пасет мальков, где леший живет внутри дерева, а
водяной растворен в озерах, где лес, превратив свою душу в девушку,
приносит плоды в руках, пахнущих свежей водой.
Слиться с ним и перестать быть человеком или, быть может, наоборот,
найти разорванную связь и вернуться к тем временам, когда и люди едины с
природой, и не вычленяли себя из нее, и тела свои населяли душами зверей и
птиц, а душу свою посвящали всему живому...
И не знал Егор, что станется с ним, в одно он упрямо верил - смерть
его не дождется.
Он шел по затихшему лесу, и ни одна сойка не трещала над его головой,
и ни один лист на колыхался от ветра, и только хрустели сухие ветки и
шуршали под ногами. Он не выбирал направление, но, куда бы ни шел, в любую
сторону бесконечной тайги, все равно на его пути должны были встретиться
люди, и это вселяло надежду.
Вечер застал его в широкой лощине, поросшей густыми зарослями
папоротника. Волглые, ломкие, с узорчатыми листьями, они поднимались до
пояса, мешая продвижению. Он ломал их, сминал ногами, роса промочила
одежду. Зашло солнце, быстро накатили сумерки, а он никак не мог выбраться
из папоротника. Казалось, что лощина растянулась до бесконечности,
папоротники вытянулись и стали такими высокими и густыми, что приходилось
прорубать дорогу топором. Егор клял себя, что решил пересечь лощину, а не
обошел ее стороной, но возвращаться не было смысла, и он шел вперед, а на
самом деле кружил, заблудившись там, где заплутать было немыслимо.
Ему не хотелось верить, что нечистая снова водит его, но,
по-видимому, так оно и было. Тогда, зная, что сопротивляться бесполезно,
он расчистил себе место посуше, сел и стал ждать.
Взошла молодая луна, узкий серпик давал мало света. Егор сидел,
скрытый высоким папоротником, и разрезы листьев, черные на фоне неба,
нависали над головой, позванивая на ветру. Было тепло и даже душно, густые
испарения поднимались от земли, дурманили, навевали сон, неотличимый от
яви. Егор и сам не понял, заснул он или просто задумался, но когда
протрубил рожок вдалеке и он, вздрогнув, взглянул на небо, то увидел, что
луна поднялась высоко и неподалеку кто-то разжег костер. Отсветы огня
метались по листьям.
И вздрогнули резные листья папоротника, заколебались сочные стебли, и
снова запел рожок, и вслед ему заголосил рог, и гром барабана колыхнул
воздух. И папоротник ожил, зашевелился, изнанка листьев его вспучилась
буграми, тотчас же лопавшимися с приглушенным звоном, и оттуда
выпрастывались голубые, нигде и никем не виданные цветы.
И шум крыльев, гомон голосов, топот бесчисленных ног заполнили
поляну. Егор лег на землю и, не мучаясь напрасным любопытством, пожелал
одного - стать невидимым. От цветов исходил душный запах, щекотал ноздри,
пьянил, кружил голову.
Кудрявая кошачья голова просунулась меж стеблей, сверкнул зеленый
глаз в сторону Егора.
- Да это же Егор, - сказал мяукающий голос.
- Он тоже пьет сок? - спросил другой, шелестящий.
- Не-а, - мурлыкнул мяукающий.
И лохматый черный кот с длинными зубами, не помещающимися в пасти,
выпрыгнул из папоротников и мягко вскочил на живот Егору.
- Ты кто? - спокойно спросил Егор.
- Курдыш, - ответил кот и лизнул Егора в щеку. Пасть его пахла медом.
- Ты почему не пьешь сок? Вку-у-сный со-о-к!
Неслышно выполз из зарослей еще кто-то, неразличимый в темноте,
зашуршал, завздыхал по-старушечьи.
- Кто это с тобой?
- Да Кикимора это, - ответил кот, вытянул шею, надкусил острыми
зубами голубой цветок и заурчал довольно.
Егор приподнялся на локтях. Все равно его обнаружили, и скрываться
было бесполезно.
- Забавно, - сказал он, - ну, покажись, Кикимора, покажись. Какая
хоть ты?
Он протянул руку по направлению к неясной тени и тут же получил
крепкий щелчок по лбу.
- Не приставай к ней, - посоветовал Курдыш, - она любопытных всегда
щелкает. Хочешь, она тебя пощекочет? Она хорошо щекочет.
- Вот уж не надо.
- Как хочешь. Пошли со мной. Я тебе всех покажу.
Курдыш снова надкусил цветок, аккуратно высосал сок, сплюнул комочек.
Егор встал. Идти к костру не хотелось, но, пожалуй, другого выхода и не
было. Он вздохнул и, оборачиваясь, медленно побрел сквозь заросли туда,
где слышались смех, крики, гуденье рожка и стрекот барабана. Под ногами
бесшумно вертелся Курдыш, поясняя на ходу:
- На второй день молодой луны зацветает папоротник, и все собираются
сюда. Все здешние и все пришедшие, все, кто уцелел. Ты всех увидишь.
- Папоротник не цветет, - сказал Егор. - Он размножается спорами.
Глупости ты говоришь.
- Ну да, - охотно согласился Курдыш, - и я говорю, что глупости.
Вку-у-сные глупости!
И он аппетитно зачмокал.
- И Лицедея там увидишь, - говорил Курдыш. - Их, леших-то, пропасть
как много здесь. И Стрибог здесь, и Похвист, и Белбог, и Чернобог, и Ладо
с пострелятами, и Перун здесь.
- И Мавка? - спросил Егор.
- И Мавка здесь, и Мара, и Полудница, и обийники, и очерепяники, и
болтняки, и трясовицы, и банники, и овинники, и жихари. Все сок любят. И
здешних много: Моу-нямы, Дялы-нямы, Коу-нямы, все они здесь.
- Короче, вся нечисть, - сказал Егор, - шабаш у вас, выходит,
сегодня. Ну и черт с вами, я вас не боюсь.
- А чего тебе бояться? - успокоил его Курдыш. - Ты теперь наш.
- Я пока человек, - усмехнулся Егор. - Люди давно цветущий папоротник
ищут, да не находят никогда. Или вы меня уже не боитесь и за человека-то
не считаете, раз на свой шабаш зовете?
- Да какой же ты человек! - засмеялся Курдыш. Замяукал, заурчал,
вспрыгнул на плечо, уцепившись острыми когтями за рубаху. - От тебя и
людским духом не пахнет.
- Еще чего! - возмутился Егор, но кота не сбросил. - Вы сами по себе,
я - сам по себе. Я вам мешать не буду, и вы меня не трогайте. Не нужен мне
ваш папоротник.
- А ты попробуй, Егор, попробуй, - льстиво уговаривал Курдыш, жарко
дыша на ухо. - Вку-у-сно, ой, как вкусно!
И раздвинулись заросли, и вышел Егор на поляну. Горел жаркий костер,
и в свете его, в тучах искр, в голубом дыму, теснились сотни существ,
опоясанных гирляндами и венками из цветущих листьев папоротника, плясали,
пели, дудели в свирели и рожки, прыгали, носились по поляне, взвизгивали,
кувыркались через костер, вспарывая воздух легкими телами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14