Так изо дня в день проходило время. Заканчивалась вторая неделя их пребывания в Верхотурске. За это время друзья успели получить официальные документы. И казалось, так будет продолжаться еще долго. Из одной зоны Малой с Серым попали в другую, правда, без охраны и проволоки, но положения, по сути, это обстоятельство не меняло. Они не были свободными людьми, и груз постоянного ожидания чего-то неизвестного, но неотвратимого отравлял жизнь похуже иного яда. Быстрее бы началось то, ради чего они тут и остались. И оно началось! Началось на исходе вторника третьей недели их пребывания на карьере. Тогда Серый с Малым, возвращаясь из столовой, остановились у чайной. Серый предложил:
— Ну что, Малой, врежем по лобастому и к Кульге?
— Врезать-то можно, а вот к бабке чего-то тебя часто стало тянуть. С чего бы это? Вроде и так почти через день ныряем туда. Аль заприметил кого из сучек?
— Ну заприметил! И что? Нормальная деваха, сирота только, вроде тебя. Попала разок на клык по молодости да дурости, тут Кульга и подхватила ее. Ну и пошла Ксюха по рукам — ее Ксенией зовут. А так баба ничего, и побазарить может, и сама красивая, все при ней… Она не виновата, что так-то вот с ней судьба обошлась.
— Серый, — спросил Малой, — ты это серьезно?
— Что серьезно?
— Поверил бляди? А?
— Ну ты за базаром-то следи!
— Не, в натуре поверил? Поверил в то, что эта кукла тебе напела?
— Тебе-то чего?
— Мне чего? Ты че, влюбился, что ли? В шлюху?
— А что, шлюха не баба? Да из некоторых блядей жены знаешь какие выходят? Потому как семьей дорожат и в жизни своей повидали через край.
— Подожди, братан, — продолжал своеобразный допрос Малой, — какая, на хер, жена может быть? Ты забыл, зачем мы здесь?
— Да ничего я не забыл, Малой! — вздохнул Серый. — Все будет как надо! О Ксюхе я на будущее думаю. Если дело выгорит и лаве появятся, не шарахаться же по всему свету до старости лет, чтобы сгнить в конце в камере? Можно и домик свой собственный сообразить где-нибудь в центре. Волки и те в стаи сбиваются, потомство производят, семьи создают.
— Ну-ну, дело твое, конечно, но пока ты эти лаве делать будешь, другие тут будут твою невесту иметь по-всякому. Ништяк! И потом жить с такой? Не знаю, как ты, я не смог бы, как бы ни любил. Скорее убил бы на хрен! — Большаков был категоричен.
— Малой! Кончай базар! Мои дела — это мои дела, договорились? — Эх, Серый, Серый, черт с тобой, делай что хочешь, лишь бы не во вред делу и себе. Ну че, идем в чипок?
— Пошли! — сразу согласился Серый.
Они зашли в заведение, отчего-то названное «чайной», хотя собственно чая здесь никогда не продавалось. Водка, пиво — да, но не чай! Однако вывеска «Чайная» гордо висела над одноэтажным серым, как и все вокруг, зданием.
Серый занял крайний столик — в углу у окна, Малой принес два стакана по двести граммов водки каждый и тарелку с бутербродами. Вернулся за кружкой, без намека на пену, пива. Отставил ее в сторону.
Бывшие зэки подняли стаканы, с постоянным тостом «за нее…» в два глотка выпили, закусили хлебом с килькой. Серый закурил, Малой взялся за пиво. Тут же смачно выругался:
— Да что за блядство, в натуре? Ну не твою мать?
— Ты че, Малой?
— Не, в натуре, ну можно разбавить пиво, это понятно, каждый хочет копейку сбить, но не до такой же степени? Это же не пиво, — он поднял кружку, — моча ослиная, не иначе!
— Не пей!
— Чегой-то «не пей»? Это не я «не пей» буду. Это буфетчица у меня сейчас, сука, всю бочку заглотит вместе с пробкой, или удавлю овцу облезлую, бля буду!
Малой не на шутку разозлился, а этого допускать никак было нельзя! Он вполне мог разнести этот кабак на щепы вместе с посетителями. Что уж говорить о женщине-буфетчице? Нет, Малого надо было остановить, пока он не пошел вразнос, круша вместе с чипком и все дело, на которое они подписались.
Тут-то к ним и подошел щуплый с виду человек, мастер соседнего участка, Малой и Серый знали его в лицо.
— Чего ругаешься, хлопчик? — обратился он к Большакову.
— Тебе-то чего надо? — огрызнулся Малой.
— Ничего! Вижу, место рядом с вами свободное, вот и решил спросить, не позволите присесть рядом?
— Садись, место не куплено, — все так же грубо ответил Малой.
— Спасибо!
Мастер присел. Кивнул на пивную кружку:
— Насчет пива недовольство проявляете, молодой человек?
— Слушай, мужик! Тебе место нужно было? Место. Получил? Получил! Так сиди, как сидишь, и в чужой базар не впрягайся. Пей, жри, че хочешь делай, но других не замай, мой тебе совет!
— Да! Хреновые мне соседи попались, — продолжал, не обращая внимания на раздраженный тон Малого, мастер, — никакого понятия о вежливости не имеют. К вам, — обратился он к Серому, — мои слова отношения не имеют.
— Да? — У Малого свело скулы, это было заметно. — Значит, ты конкретно мне предъяву кидаешь, коря?
— Малой! — попытался остановить друга Серый, но тот уже начал заводиться, что было чревато…
— Погодь, Серый! Этот курок сам напрашивается, чтобы ему чухло свернули. А ну, чушкан мышиный, пошли-ка на улицу, разберемся по теме!
Малой встал, собираясь вытащить из кафе подсевшего так некстати мастера, как тот неожиданно властным голосом, не двигаясь с места, рявкнул:
— Место, щенок!
— Че??? — остолбенел Малой, да и Серый тоже от такого поведения соседа.
— Сядь, сказал! Я от деда Ефима, не помните такого?
Малому понадобилось некоторое время, чтобы въехать в смысл сказанного мастером. Наконец он понял ситуацию, сел, играя желваками на скулах. А мастер в это время повернулся к стойке, крикнул буфетчице:
— Маша, родная, подойди сюда, пожалуйста!
Оставив очередь, грозная буфетчица, приняв кроткий вид, выполнила просьбу мастера беспрекословно:
— Слушаю, Семен Семенович, простите, я в толчее не заметила вас!
— Ничего, все нормально. Сделай-ка нам бутылочку водки, бутербродиков приличных и пару бутылок пива! Хорошего, Маша, пива!
— Сейчас, Семен Семенович, пару минут только…
— Ну что такое?
— Пиво в бокалы налью, чтобы другие не увидели, а то шуму не миновать.
— Делай, как считаешь нужным, здесь я тебе не советчик!
Народ возле стойки начал волноваться:
— Это че за «шишкари»? Им к столу подносят, а ты стой тут?
Но Марья была не из тех буфетчиц, которые позволяют выходки против себя:
— Кому тут че не нравится? Тебе, прыщавый? Или тебе, хлюпик? Кому?
— Ну а что, на самом деле?..
— Так! — подбоченилась Маша. — Если еще хоть слово услышу — шабаш, чипок закрою. Вы меня знаете! И не ваше собачье дело, что я делаю, кому сама подношу, а кого на хер посылаю. Не нравится — вперед, в профком. Жалуйтесь. Себе же хуже сделаете!
— Ну ладно, Маш, закончили! Хорош, мужики, лаяться, — выступил стоящий первым в очереди тот, кого буфетчица назвала прыщавым. — Налей сто пятьдесят!
Остальные, переминаясь, стояли молча, держа злость в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Ну что, Малой, врежем по лобастому и к Кульге?
— Врезать-то можно, а вот к бабке чего-то тебя часто стало тянуть. С чего бы это? Вроде и так почти через день ныряем туда. Аль заприметил кого из сучек?
— Ну заприметил! И что? Нормальная деваха, сирота только, вроде тебя. Попала разок на клык по молодости да дурости, тут Кульга и подхватила ее. Ну и пошла Ксюха по рукам — ее Ксенией зовут. А так баба ничего, и побазарить может, и сама красивая, все при ней… Она не виновата, что так-то вот с ней судьба обошлась.
— Серый, — спросил Малой, — ты это серьезно?
— Что серьезно?
— Поверил бляди? А?
— Ну ты за базаром-то следи!
— Не, в натуре поверил? Поверил в то, что эта кукла тебе напела?
— Тебе-то чего?
— Мне чего? Ты че, влюбился, что ли? В шлюху?
— А что, шлюха не баба? Да из некоторых блядей жены знаешь какие выходят? Потому как семьей дорожат и в жизни своей повидали через край.
— Подожди, братан, — продолжал своеобразный допрос Малой, — какая, на хер, жена может быть? Ты забыл, зачем мы здесь?
— Да ничего я не забыл, Малой! — вздохнул Серый. — Все будет как надо! О Ксюхе я на будущее думаю. Если дело выгорит и лаве появятся, не шарахаться же по всему свету до старости лет, чтобы сгнить в конце в камере? Можно и домик свой собственный сообразить где-нибудь в центре. Волки и те в стаи сбиваются, потомство производят, семьи создают.
— Ну-ну, дело твое, конечно, но пока ты эти лаве делать будешь, другие тут будут твою невесту иметь по-всякому. Ништяк! И потом жить с такой? Не знаю, как ты, я не смог бы, как бы ни любил. Скорее убил бы на хрен! — Большаков был категоричен.
— Малой! Кончай базар! Мои дела — это мои дела, договорились? — Эх, Серый, Серый, черт с тобой, делай что хочешь, лишь бы не во вред делу и себе. Ну че, идем в чипок?
— Пошли! — сразу согласился Серый.
Они зашли в заведение, отчего-то названное «чайной», хотя собственно чая здесь никогда не продавалось. Водка, пиво — да, но не чай! Однако вывеска «Чайная» гордо висела над одноэтажным серым, как и все вокруг, зданием.
Серый занял крайний столик — в углу у окна, Малой принес два стакана по двести граммов водки каждый и тарелку с бутербродами. Вернулся за кружкой, без намека на пену, пива. Отставил ее в сторону.
Бывшие зэки подняли стаканы, с постоянным тостом «за нее…» в два глотка выпили, закусили хлебом с килькой. Серый закурил, Малой взялся за пиво. Тут же смачно выругался:
— Да что за блядство, в натуре? Ну не твою мать?
— Ты че, Малой?
— Не, в натуре, ну можно разбавить пиво, это понятно, каждый хочет копейку сбить, но не до такой же степени? Это же не пиво, — он поднял кружку, — моча ослиная, не иначе!
— Не пей!
— Чегой-то «не пей»? Это не я «не пей» буду. Это буфетчица у меня сейчас, сука, всю бочку заглотит вместе с пробкой, или удавлю овцу облезлую, бля буду!
Малой не на шутку разозлился, а этого допускать никак было нельзя! Он вполне мог разнести этот кабак на щепы вместе с посетителями. Что уж говорить о женщине-буфетчице? Нет, Малого надо было остановить, пока он не пошел вразнос, круша вместе с чипком и все дело, на которое они подписались.
Тут-то к ним и подошел щуплый с виду человек, мастер соседнего участка, Малой и Серый знали его в лицо.
— Чего ругаешься, хлопчик? — обратился он к Большакову.
— Тебе-то чего надо? — огрызнулся Малой.
— Ничего! Вижу, место рядом с вами свободное, вот и решил спросить, не позволите присесть рядом?
— Садись, место не куплено, — все так же грубо ответил Малой.
— Спасибо!
Мастер присел. Кивнул на пивную кружку:
— Насчет пива недовольство проявляете, молодой человек?
— Слушай, мужик! Тебе место нужно было? Место. Получил? Получил! Так сиди, как сидишь, и в чужой базар не впрягайся. Пей, жри, че хочешь делай, но других не замай, мой тебе совет!
— Да! Хреновые мне соседи попались, — продолжал, не обращая внимания на раздраженный тон Малого, мастер, — никакого понятия о вежливости не имеют. К вам, — обратился он к Серому, — мои слова отношения не имеют.
— Да? — У Малого свело скулы, это было заметно. — Значит, ты конкретно мне предъяву кидаешь, коря?
— Малой! — попытался остановить друга Серый, но тот уже начал заводиться, что было чревато…
— Погодь, Серый! Этот курок сам напрашивается, чтобы ему чухло свернули. А ну, чушкан мышиный, пошли-ка на улицу, разберемся по теме!
Малой встал, собираясь вытащить из кафе подсевшего так некстати мастера, как тот неожиданно властным голосом, не двигаясь с места, рявкнул:
— Место, щенок!
— Че??? — остолбенел Малой, да и Серый тоже от такого поведения соседа.
— Сядь, сказал! Я от деда Ефима, не помните такого?
Малому понадобилось некоторое время, чтобы въехать в смысл сказанного мастером. Наконец он понял ситуацию, сел, играя желваками на скулах. А мастер в это время повернулся к стойке, крикнул буфетчице:
— Маша, родная, подойди сюда, пожалуйста!
Оставив очередь, грозная буфетчица, приняв кроткий вид, выполнила просьбу мастера беспрекословно:
— Слушаю, Семен Семенович, простите, я в толчее не заметила вас!
— Ничего, все нормально. Сделай-ка нам бутылочку водки, бутербродиков приличных и пару бутылок пива! Хорошего, Маша, пива!
— Сейчас, Семен Семенович, пару минут только…
— Ну что такое?
— Пиво в бокалы налью, чтобы другие не увидели, а то шуму не миновать.
— Делай, как считаешь нужным, здесь я тебе не советчик!
Народ возле стойки начал волноваться:
— Это че за «шишкари»? Им к столу подносят, а ты стой тут?
Но Марья была не из тех буфетчиц, которые позволяют выходки против себя:
— Кому тут че не нравится? Тебе, прыщавый? Или тебе, хлюпик? Кому?
— Ну а что, на самом деле?..
— Так! — подбоченилась Маша. — Если еще хоть слово услышу — шабаш, чипок закрою. Вы меня знаете! И не ваше собачье дело, что я делаю, кому сама подношу, а кого на хер посылаю. Не нравится — вперед, в профком. Жалуйтесь. Себе же хуже сделаете!
— Ну ладно, Маш, закончили! Хорош, мужики, лаяться, — выступил стоящий первым в очереди тот, кого буфетчица назвала прыщавым. — Налей сто пятьдесят!
Остальные, переминаясь, стояли молча, держа злость в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89