Беба неторопливо поднялась по трапу и, чтобы обратить на себя внимание, задержалась на последней ступеньке, окинув всех долгим взглядом; за ней вошел Персио, в голубой рубашке и мешковатых брюках кремового цвета. Бар наполнился шумом голосов и аппетитными запахами. Выкурив вторую сигарету, Медрано просунул в дверь голову – посмотреть, не пришла ли Клаудиа. Обеспокоенный, он снова спустился вниз и постучал в ее каюту.
– Боюсь показаться навязчивым, но мне пришло в голову, а вдруг Хорхе нездоровится и вам надо чем-то помочь.
Клаудиа в красном халате выглядела помолодевшей. Она протянула ему руку, но ни он, ни она не поняли, зачем понадобилось такое официальное приветствие.
– Спасибо, что пришли. Хорхе значительно лучше, он прекрасно спал всю ночь. Сегодня утром спросил, долго ли вы оставались у его постели… Но пусть он сам расспрашивает вас.
– Наконец-то пришел, – сказал Хорхе, обращавшийся к нему на «ты» без всякого смущения. – Вчера вечером ты обещал рассказать мне приключения Дэви Крокетта, смотри не забудь.
Медрано обещал, что попозже обязательно расскажет невероятные истории героев прерий.
– А сейчас, че, я пойду завтракать. Маме надо переодеться, да и тебе тоже. Мы встретимся на палубе, сегодня изумительное утро.
– Согласен, – сказал Хорхе. – Ну и болтали вы вчера, че.
– Ты слушал нас?
– Конечно, а еще мечтал о планетах. Знаешь, у нас с Персио есть своя планета.
– Немножко подражает Сент-Экзюпери, – доверительно заметила Клаудиа. – Чародей и полон всяких сенсационных открытий.
Возвращаясь в бар, Медрано думал о том, как всего за одну ночь чудесным образом изменилось лицо Клаудии. Прощаясь с ним вчера вечером, она выглядела усталой и огорченной, словно его исповедь причинила ей боль. И слова, которыми она сопровождала его признания, скупые и ленивые, и в то же время, суровые, язвительные, не вязались с выражением ее лица. Она говорила с ним не грубо, но безжалостно, словно платя ему искренностью за искренность. И вот он увидел ее вновь такой, как днем, мать львенка. «Она не из тех, кто долго хандрит, – подумал он благодарно. – И я тоже, а вот добряк Лопес, напротив… Сказал, что прекрасно себя чувствует, а на самом деле почти не спал».
– Вы пойдете стричься? – спросил он. – Тогда пойдемте вместе и, пока будем дожидаться очереди, поболтаем. Я считаю, что парикмахерские – это такой институт, который необходимо культивировать.
– Как жаль, что не существует салона для очищения, – сказал Медрано с иронией.
– Да, очень жаль. Посмотрите на Рестелли, каким франтом он вырядился.
Красный в белую крапинку шейный платок под открытым воротом спортивной рубашки выглядел на докторе Рестелли очень эффектно. Завязавшаяся между ним и доном Гало скорая и решительная дружба скреплялась теперь составлением какого-то списка, в который они то и дело вносили поправки карандашом, взятым у бармена.
Лопес принялся рассказывать о ночной вылазке, предупредив заранее, что рассказывать почти не о чем.
– В результате собачье настроение, желание растоптать всех этих липидов или как они там называются.
– Я все спрашиваю себя, не напрасно ли мы теряем время,…сказал Медрано. – С одной стороны, мне осточертели бесплодные поиски, а с другой – сидеть без действия – значит упускать время. Следует признать, что сторонники статус-кво пока развлекаются лучше нас.
– Однако вы не считаете, что они правы.
– Я лишь анализирую создавшееся положение. Лично мне хотелось бы найти какой-нибудь выход, по, кроме насильственного пути, я ничего не вижу. И все же я не хотел бы портить остальным путешествие, тем более что они, по-видимому, им вполне довольны.
– Пока мы будем лишь выдвигать проблемы… – сказал Лопес с раздражением. – Откровенно говоря, я проснулся сегодня в отвратительном расположении духа и готов взорваться по любому поводу. Но почему я проснулся в скверном настроении? Загадка. Может, из-за печени.
Но печень была здесь ни при чем, если только эта печень не носила рыжих полос. И все же он лег спать довольный и уверенный, что все прояснится и сложится благоприятно для него. «А все равно грустно», – подумал он, мрачно глядя в свою пустую чашку.
– Как вы считаете, этот Лусио давно женат? – спросил он неожиданно.
Медрано уставился на него. Лопесу показалось, что он не решается ответить.
– Видите ли, мне не хотелось бы вас обманывать. Но и не хочется, чтобы об этом узнали все. Кажется, официально они числятся молодоженами, по па самом деле им еще предстоит совершить маленькую церемонию в заведении, где пахнет чернилами и старой кожей. Лусио признался мне в этом еще в Буэнос-Айресе, мы иногда встречаемся с ним в университетском клубе на занятиях гимнастикой.
– Вообще меня это не интересует, – сказал Лопес. – Будьте уверены, я сохраню этот секрет, к вящей досаде наших дам, но меня не удивит, если их тонкий нюх… Смотрите, одну уже укачало.
Несколько неуклюже, с грубоватой силой Пушок подхватил под руку свою мамашу и потащил ее к ближайшему трапу.
– Глоток свежего воздуха, мама, и у тебя все пройдет. Нелли, поставь, пожалуйста, кресло туда, где не дует. И зачем ты съела столько хлеба с мармеладом. Ведь я же тебя предупреждал.
Дон Гало и доктор Рестелли с заговорщическим видом делали знаки Медрано И Лопесу. Список, который они держали в руках, уже состоял из нескольких листков.
– Давайте немного поговорим о нашем вечере, – предложил, дон Гало, закуривая сигару сомнительного качества. – Черт побери, настало время немного поразвлечься.
– Хорошо, – сказал Лопес. – А потом пойдем в парикмахерскую. Отличная программа.
XXXIII
«Все устраивается, когда меньше всего этого ожидаешь», – подумал Рауль, просыпаясь. Пощечина Паулы пошла ему на пользу: он лег в постель и быстро уснул. Но после прекрасного сна он снова подумал о Фелипе, который спускался в трюмную Нибеландию, освещенную фиолетовым светом, чтобы почувствовать себя независимым и уверенным в своих силах. «Чертов сопляк, теперь попятно, почему он так быстро опьянел, ведь он еще перегрелся па солнце». Рауль представил себе (задумчиво разглядывая повернувшуюся в постели Паулу), как Фелипе входит в каюту Орфа и этой гориллы с татуировкой, завоевывает их симпатии, получает несколько рюмочек, разыгрывает из себя важную птицу и, возможно, дурно отзывается об остальных пассажирах. «Драть его, выдрать как следует», – Думал Рауль с улыбочкой, ведь выдрать Фелипе было все равно, что…
Паула открыла одни глаз и посмотрела на него.
– Привет.
– Привет, – ответил Рауль, – Look, love, what envious streaks. Do lace the severing clouds in yonder east …
– В самом деле сверкает солнце?
– Night's candles are burnt out, and jocund day …
– Подойди, поцелуй меня, – сказала Паула.
– И не подумаю.
– Подойди, не будь злопамятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Боюсь показаться навязчивым, но мне пришло в голову, а вдруг Хорхе нездоровится и вам надо чем-то помочь.
Клаудиа в красном халате выглядела помолодевшей. Она протянула ему руку, но ни он, ни она не поняли, зачем понадобилось такое официальное приветствие.
– Спасибо, что пришли. Хорхе значительно лучше, он прекрасно спал всю ночь. Сегодня утром спросил, долго ли вы оставались у его постели… Но пусть он сам расспрашивает вас.
– Наконец-то пришел, – сказал Хорхе, обращавшийся к нему на «ты» без всякого смущения. – Вчера вечером ты обещал рассказать мне приключения Дэви Крокетта, смотри не забудь.
Медрано обещал, что попозже обязательно расскажет невероятные истории героев прерий.
– А сейчас, че, я пойду завтракать. Маме надо переодеться, да и тебе тоже. Мы встретимся на палубе, сегодня изумительное утро.
– Согласен, – сказал Хорхе. – Ну и болтали вы вчера, че.
– Ты слушал нас?
– Конечно, а еще мечтал о планетах. Знаешь, у нас с Персио есть своя планета.
– Немножко подражает Сент-Экзюпери, – доверительно заметила Клаудиа. – Чародей и полон всяких сенсационных открытий.
Возвращаясь в бар, Медрано думал о том, как всего за одну ночь чудесным образом изменилось лицо Клаудии. Прощаясь с ним вчера вечером, она выглядела усталой и огорченной, словно его исповедь причинила ей боль. И слова, которыми она сопровождала его признания, скупые и ленивые, и в то же время, суровые, язвительные, не вязались с выражением ее лица. Она говорила с ним не грубо, но безжалостно, словно платя ему искренностью за искренность. И вот он увидел ее вновь такой, как днем, мать львенка. «Она не из тех, кто долго хандрит, – подумал он благодарно. – И я тоже, а вот добряк Лопес, напротив… Сказал, что прекрасно себя чувствует, а на самом деле почти не спал».
– Вы пойдете стричься? – спросил он. – Тогда пойдемте вместе и, пока будем дожидаться очереди, поболтаем. Я считаю, что парикмахерские – это такой институт, который необходимо культивировать.
– Как жаль, что не существует салона для очищения, – сказал Медрано с иронией.
– Да, очень жаль. Посмотрите на Рестелли, каким франтом он вырядился.
Красный в белую крапинку шейный платок под открытым воротом спортивной рубашки выглядел на докторе Рестелли очень эффектно. Завязавшаяся между ним и доном Гало скорая и решительная дружба скреплялась теперь составлением какого-то списка, в который они то и дело вносили поправки карандашом, взятым у бармена.
Лопес принялся рассказывать о ночной вылазке, предупредив заранее, что рассказывать почти не о чем.
– В результате собачье настроение, желание растоптать всех этих липидов или как они там называются.
– Я все спрашиваю себя, не напрасно ли мы теряем время,…сказал Медрано. – С одной стороны, мне осточертели бесплодные поиски, а с другой – сидеть без действия – значит упускать время. Следует признать, что сторонники статус-кво пока развлекаются лучше нас.
– Однако вы не считаете, что они правы.
– Я лишь анализирую создавшееся положение. Лично мне хотелось бы найти какой-нибудь выход, по, кроме насильственного пути, я ничего не вижу. И все же я не хотел бы портить остальным путешествие, тем более что они, по-видимому, им вполне довольны.
– Пока мы будем лишь выдвигать проблемы… – сказал Лопес с раздражением. – Откровенно говоря, я проснулся сегодня в отвратительном расположении духа и готов взорваться по любому поводу. Но почему я проснулся в скверном настроении? Загадка. Может, из-за печени.
Но печень была здесь ни при чем, если только эта печень не носила рыжих полос. И все же он лег спать довольный и уверенный, что все прояснится и сложится благоприятно для него. «А все равно грустно», – подумал он, мрачно глядя в свою пустую чашку.
– Как вы считаете, этот Лусио давно женат? – спросил он неожиданно.
Медрано уставился на него. Лопесу показалось, что он не решается ответить.
– Видите ли, мне не хотелось бы вас обманывать. Но и не хочется, чтобы об этом узнали все. Кажется, официально они числятся молодоженами, по па самом деле им еще предстоит совершить маленькую церемонию в заведении, где пахнет чернилами и старой кожей. Лусио признался мне в этом еще в Буэнос-Айресе, мы иногда встречаемся с ним в университетском клубе на занятиях гимнастикой.
– Вообще меня это не интересует, – сказал Лопес. – Будьте уверены, я сохраню этот секрет, к вящей досаде наших дам, но меня не удивит, если их тонкий нюх… Смотрите, одну уже укачало.
Несколько неуклюже, с грубоватой силой Пушок подхватил под руку свою мамашу и потащил ее к ближайшему трапу.
– Глоток свежего воздуха, мама, и у тебя все пройдет. Нелли, поставь, пожалуйста, кресло туда, где не дует. И зачем ты съела столько хлеба с мармеладом. Ведь я же тебя предупреждал.
Дон Гало и доктор Рестелли с заговорщическим видом делали знаки Медрано И Лопесу. Список, который они держали в руках, уже состоял из нескольких листков.
– Давайте немного поговорим о нашем вечере, – предложил, дон Гало, закуривая сигару сомнительного качества. – Черт побери, настало время немного поразвлечься.
– Хорошо, – сказал Лопес. – А потом пойдем в парикмахерскую. Отличная программа.
XXXIII
«Все устраивается, когда меньше всего этого ожидаешь», – подумал Рауль, просыпаясь. Пощечина Паулы пошла ему на пользу: он лег в постель и быстро уснул. Но после прекрасного сна он снова подумал о Фелипе, который спускался в трюмную Нибеландию, освещенную фиолетовым светом, чтобы почувствовать себя независимым и уверенным в своих силах. «Чертов сопляк, теперь попятно, почему он так быстро опьянел, ведь он еще перегрелся па солнце». Рауль представил себе (задумчиво разглядывая повернувшуюся в постели Паулу), как Фелипе входит в каюту Орфа и этой гориллы с татуировкой, завоевывает их симпатии, получает несколько рюмочек, разыгрывает из себя важную птицу и, возможно, дурно отзывается об остальных пассажирах. «Драть его, выдрать как следует», – Думал Рауль с улыбочкой, ведь выдрать Фелипе было все равно, что…
Паула открыла одни глаз и посмотрела на него.
– Привет.
– Привет, – ответил Рауль, – Look, love, what envious streaks. Do lace the severing clouds in yonder east …
– В самом деле сверкает солнце?
– Night's candles are burnt out, and jocund day …
– Подойди, поцелуй меня, – сказала Паула.
– И не подумаю.
– Подойди, не будь злопамятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108