Плечи вздрагивали в беззвучных рыданиях. Раньше Мирина была очень сдержанной. Она выпрямилась, откинулась на спинку стула. На минуту задержала руку Нии в своей. Глаза Мирины были сухими. Черные волосы распущены по плечам.
«Она постарела», – подумал Харм. За те дни, что они не виделись, она постарела, действительно. В каждой морщинке проступил ее истинный возраст. Мирина с трудом сглотнула раз, другой.
– Кажется, я не могу плакать, – она дотронулась до горла. – Все застревает здесь. Думаю, что полный упадок сил наступит где-нибудь через год. Сейчас для этого неподходящее время. Моя семья держалась точно так же в Праге. Оставшиеся в живых. Стоики.
Ния села в кожаное кресло. Мирина протянула открытые ладони.
– Все так добры. Без вашего благородства… Спасибо, Ния. Я знаю, как тебе трудно было вернуться на съемки.
– Как ты и говорила, Мирина. Ради Леонарда.
– Я весь день сидела на связи, разговаривала с юристами, – Мирина вздохнула. – Мне надо рассказать вам, почему Леонард полетел в Лос-Анджелес. Дело в деньгах. Боюсь, что мы управлялись ужасно плохо. Леонард подготавливал документы для объявления банкротства. Потому я и настаиваю на продолжении съемок. Не только ради Леонарда. А чтобы спасти «Визионфильм». Может быть, спасти и себя. Я не понимаю, почему кто-то хочет причинить нам вред? Вы обнаружили что-нибудь в Лос-Анджелесе, Харм? Какую-нибудь зацепочку, которая помогла бы понять происходящее? Мои актрисы… Мой муж… Я не могу допустить, чтобы фильм развалился, остался недоснятым. Не могу потерять «Визионфильм». Поэтому, пожалуйста, не судите меня слишком строго, как судят некоторые члены труппы за то, что я не бросила работу. За то, что стараюсь завершить фильм. У меня, действительно, нет выбора. И как бы там ни было, я всегда верила в незаурядный талант Леонарда. Ты знаешь, что бы он сказал нам, Ния? Соберите энергию эмоций и донесите ее до камеры.
Мирина рассортировала бумаги на столе.
– Вот твоя почта, Ния, – она протянула кипу конвертов и журналов.
Харм увидел несколько голубых конвертов.
Мирина внимательно взглянула на Харма.
– Часть писем пришла сегодня.
Ния удивленно взглянула на Харма, он закрыл глаза. Он совсем забыл, что разговаривал с Мириной о письмах. В беседе с ним она упоминала о голубых конвертах, рассыпавшихся на постели.
«Волосы», – подумал он. – Куинтана обнаружил улики… Вполне вероятно, что на постели Мирины могли быть ее волосы».
Мирина повторила Нии все, что рассказала Харму о потерявшихся конвертах.
– Ты будешь читать сейчас? – спросила Мирина.
– Письма подождут, – ответила Ния. – Думаю, спешить некуда.
– Пойду, закончу укладывать кое-какие вещи. Я не собираюсь оставаться на ранчо. Здесь слишком много привидений. Вот номер, по которому можно связаться со мной. Ночлег и завтрак в городе. – Она поднялась и вышла.
Ния еле дождалась, пока в коридоре замер стук каблучков Мирины, вынула из пачки все голубые конверты, перевернула их.
– Видишь, – показала она письма Харму. – Леонард, Мирина, Мануэль Моравио, все они посланы через ранчо. Мирина не открывала ни одно из них. Она перехватила даже то, которое послано через Моравио. Бьюсь об заклад, он даже не видел его.
Потом Ния вытащила еще одно письмо и протянула его Харму. Адрес был напечатан на уже знакомом принтере.
– На нем нет почтовых штемпелей. Его просто оставили здесь. – Харм взял письмо из рук Нии. – Открой его ты, – попросила Ния. – Что там написано?
Харм разорвал конверт.
– Здесь всего три слова: «Я тоже готов».
«Времени почти не осталось.
Вся моя жизнь в последние годы – это длинный коридор к одной особой двери. По пути я заходил в другие комнаты – и в ту, и в эту. Но всегда стремился к конечному пункту. И вот я здесь. Я знаю, куда ты ушла, я знаю точно, где ты в этот самый момент. Сегодняшний вечер принадлежит мне для создания заключительной сцены. Монтажа не будет. Это – театр жизни. Полная импровизация. Исход неизвестен.
Я снова увидел тебя. Увидел тебя и сияющий вокруг тебя ореол страха. Я понял, что должен добраться до тебя прежде нее. Она придет за тобой. Я приду за тобой. Вопрос только в том, с кем из нас тебе выгодней встретиться; Я знаю, уверен, что ты будешь благоразумной и выберешь путь со мной. Ты увидишь, что по развитию ее сценария у тебя не будет такого шанса. У тебя вообще не будет никакого выбора.
Получив твое письмо, я узнал наверняка, что мы оба готовы сделать правильный выбор.
После обсуждения, я вышел к ее машине, оставленной возле грунтовой дороги на ранчо. Она просила меня пойти туда с ней, поговорить наедине.
– Сейчас все хорошо. Все должно закончиться хорошо, – сказала она. – Все улики уничтожены, сценария нет. Никто никогда ничего не узнает. Никоим образом невозможно выследить, кто писал письма, – успокоила она и протянула мне деньги в конверте. – Это тебе за все, что ты вложил в проект. Мне жаль, что мы не сможем запустить сценарий в производство сейчас. Это слишком рискованно. Ты и сам, конечно же, знаешь обо всем. Верно? – спросила она.
Я ответил, что все понимаю. Убедился, что вся моя многолетняя работа, работа всей моей жизни сведена на нет. Счета сведены. Простой обмен. Я не сказал, что слишком хорошо понимаю ее. Оставил свое мнение при себе.
Она вышла из машины и захлопнула дверцу. Не знаю, почему я поднял бумажку. Я заметил белый лоскуток между сиденьями. Она что-то искала в чемодане. Я развернул узкую длинную бумажную полоску – квитанция на бензин с заправочной станции в Лас-Вегасе. И дата; первое июля. Это было вчера. Я сунул бумажку в карман. Вышел из машины. Вернулся к дому. Вот тогда-то я и понял, что произошло.
«Лас-Вегас. Первое июля». Она доехала до Лас-Вегаса из Санта-Фе на машине. Рейс в Лос-Анджелес.
Вот когда я с абсолютной уверенностью понял, кто убил Леонарда Джакобса.
Вот когда я совершенно точно понял, что и я, и ты, дорогая, будем ее следующими жертвами. Я все сопоставил, и вывод напросился сам.
Но я не могу предоставить ей доступ к тебе или мне. Я должен опередить.
Поэтому я вернулся в свою комнату. Уложил вещи. Осталось довести до финала заключительную сцену. Я снова сел к компьютеру и снова записал все задуманное. Экран мягко светился в темной комнате. Посмотрел на часы. Сейчас ты уже там. Я знаю, что должен делать».
Глава 28
– Эпизод с поездом, – сказала Ния. – Я знаю, они введут каскадера, когда машина будет стоять на железнодорожных путях. Но я не хочу садиться в эту машину. Совсем не хочу, после того, что случилось с «Харлеем».
Створчатые двери «Пинк Адоб» открыты во внутренний двор. На розовые стены ложатся тени. Фонари зажжены. Ния повернула стеклянный кувшин с мерцающей свечой. Пристально глядела на пульсирующее пламя.
– Мы можем попросить людей Куинтаны осмотреть машину вдоль и поперек, проверить все механизмы, – успокоил ее Харм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
«Она постарела», – подумал Харм. За те дни, что они не виделись, она постарела, действительно. В каждой морщинке проступил ее истинный возраст. Мирина с трудом сглотнула раз, другой.
– Кажется, я не могу плакать, – она дотронулась до горла. – Все застревает здесь. Думаю, что полный упадок сил наступит где-нибудь через год. Сейчас для этого неподходящее время. Моя семья держалась точно так же в Праге. Оставшиеся в живых. Стоики.
Ния села в кожаное кресло. Мирина протянула открытые ладони.
– Все так добры. Без вашего благородства… Спасибо, Ния. Я знаю, как тебе трудно было вернуться на съемки.
– Как ты и говорила, Мирина. Ради Леонарда.
– Я весь день сидела на связи, разговаривала с юристами, – Мирина вздохнула. – Мне надо рассказать вам, почему Леонард полетел в Лос-Анджелес. Дело в деньгах. Боюсь, что мы управлялись ужасно плохо. Леонард подготавливал документы для объявления банкротства. Потому я и настаиваю на продолжении съемок. Не только ради Леонарда. А чтобы спасти «Визионфильм». Может быть, спасти и себя. Я не понимаю, почему кто-то хочет причинить нам вред? Вы обнаружили что-нибудь в Лос-Анджелесе, Харм? Какую-нибудь зацепочку, которая помогла бы понять происходящее? Мои актрисы… Мой муж… Я не могу допустить, чтобы фильм развалился, остался недоснятым. Не могу потерять «Визионфильм». Поэтому, пожалуйста, не судите меня слишком строго, как судят некоторые члены труппы за то, что я не бросила работу. За то, что стараюсь завершить фильм. У меня, действительно, нет выбора. И как бы там ни было, я всегда верила в незаурядный талант Леонарда. Ты знаешь, что бы он сказал нам, Ния? Соберите энергию эмоций и донесите ее до камеры.
Мирина рассортировала бумаги на столе.
– Вот твоя почта, Ния, – она протянула кипу конвертов и журналов.
Харм увидел несколько голубых конвертов.
Мирина внимательно взглянула на Харма.
– Часть писем пришла сегодня.
Ния удивленно взглянула на Харма, он закрыл глаза. Он совсем забыл, что разговаривал с Мириной о письмах. В беседе с ним она упоминала о голубых конвертах, рассыпавшихся на постели.
«Волосы», – подумал он. – Куинтана обнаружил улики… Вполне вероятно, что на постели Мирины могли быть ее волосы».
Мирина повторила Нии все, что рассказала Харму о потерявшихся конвертах.
– Ты будешь читать сейчас? – спросила Мирина.
– Письма подождут, – ответила Ния. – Думаю, спешить некуда.
– Пойду, закончу укладывать кое-какие вещи. Я не собираюсь оставаться на ранчо. Здесь слишком много привидений. Вот номер, по которому можно связаться со мной. Ночлег и завтрак в городе. – Она поднялась и вышла.
Ния еле дождалась, пока в коридоре замер стук каблучков Мирины, вынула из пачки все голубые конверты, перевернула их.
– Видишь, – показала она письма Харму. – Леонард, Мирина, Мануэль Моравио, все они посланы через ранчо. Мирина не открывала ни одно из них. Она перехватила даже то, которое послано через Моравио. Бьюсь об заклад, он даже не видел его.
Потом Ния вытащила еще одно письмо и протянула его Харму. Адрес был напечатан на уже знакомом принтере.
– На нем нет почтовых штемпелей. Его просто оставили здесь. – Харм взял письмо из рук Нии. – Открой его ты, – попросила Ния. – Что там написано?
Харм разорвал конверт.
– Здесь всего три слова: «Я тоже готов».
«Времени почти не осталось.
Вся моя жизнь в последние годы – это длинный коридор к одной особой двери. По пути я заходил в другие комнаты – и в ту, и в эту. Но всегда стремился к конечному пункту. И вот я здесь. Я знаю, куда ты ушла, я знаю точно, где ты в этот самый момент. Сегодняшний вечер принадлежит мне для создания заключительной сцены. Монтажа не будет. Это – театр жизни. Полная импровизация. Исход неизвестен.
Я снова увидел тебя. Увидел тебя и сияющий вокруг тебя ореол страха. Я понял, что должен добраться до тебя прежде нее. Она придет за тобой. Я приду за тобой. Вопрос только в том, с кем из нас тебе выгодней встретиться; Я знаю, уверен, что ты будешь благоразумной и выберешь путь со мной. Ты увидишь, что по развитию ее сценария у тебя не будет такого шанса. У тебя вообще не будет никакого выбора.
Получив твое письмо, я узнал наверняка, что мы оба готовы сделать правильный выбор.
После обсуждения, я вышел к ее машине, оставленной возле грунтовой дороги на ранчо. Она просила меня пойти туда с ней, поговорить наедине.
– Сейчас все хорошо. Все должно закончиться хорошо, – сказала она. – Все улики уничтожены, сценария нет. Никто никогда ничего не узнает. Никоим образом невозможно выследить, кто писал письма, – успокоила она и протянула мне деньги в конверте. – Это тебе за все, что ты вложил в проект. Мне жаль, что мы не сможем запустить сценарий в производство сейчас. Это слишком рискованно. Ты и сам, конечно же, знаешь обо всем. Верно? – спросила она.
Я ответил, что все понимаю. Убедился, что вся моя многолетняя работа, работа всей моей жизни сведена на нет. Счета сведены. Простой обмен. Я не сказал, что слишком хорошо понимаю ее. Оставил свое мнение при себе.
Она вышла из машины и захлопнула дверцу. Не знаю, почему я поднял бумажку. Я заметил белый лоскуток между сиденьями. Она что-то искала в чемодане. Я развернул узкую длинную бумажную полоску – квитанция на бензин с заправочной станции в Лас-Вегасе. И дата; первое июля. Это было вчера. Я сунул бумажку в карман. Вышел из машины. Вернулся к дому. Вот тогда-то я и понял, что произошло.
«Лас-Вегас. Первое июля». Она доехала до Лас-Вегаса из Санта-Фе на машине. Рейс в Лос-Анджелес.
Вот когда я с абсолютной уверенностью понял, кто убил Леонарда Джакобса.
Вот когда я совершенно точно понял, что и я, и ты, дорогая, будем ее следующими жертвами. Я все сопоставил, и вывод напросился сам.
Но я не могу предоставить ей доступ к тебе или мне. Я должен опередить.
Поэтому я вернулся в свою комнату. Уложил вещи. Осталось довести до финала заключительную сцену. Я снова сел к компьютеру и снова записал все задуманное. Экран мягко светился в темной комнате. Посмотрел на часы. Сейчас ты уже там. Я знаю, что должен делать».
Глава 28
– Эпизод с поездом, – сказала Ния. – Я знаю, они введут каскадера, когда машина будет стоять на железнодорожных путях. Но я не хочу садиться в эту машину. Совсем не хочу, после того, что случилось с «Харлеем».
Створчатые двери «Пинк Адоб» открыты во внутренний двор. На розовые стены ложатся тени. Фонари зажжены. Ния повернула стеклянный кувшин с мерцающей свечой. Пристально глядела на пульсирующее пламя.
– Мы можем попросить людей Куинтаны осмотреть машину вдоль и поперек, проверить все механизмы, – успокоил ее Харм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111