– Не может быть! – прошептала она. Но все подсказывало ей, что Сайлас прав. Они и так уже обыскали все мыслимые и немыслимые места в этом доме.
Сайлас обошел вокруг статуи, как будто примериваясь к ней.
– Хочешь сказать, – произнесла Дэни, – что он под статуей?
– Вряд ли. Статуя слишком тяжелая. Если Моррису часто приходилось доставать свой дневник и снова прятать, то он должен был хранить его в доступном месте. Очевидно, в статуе есть какой-то тайник.
Он начал трогать идола в разных местах. Дэни помогала ему. Но все части статуи оставались неподвижными, пока Дэни не попыталась повернуть чашу, на которой сидела. Та на удивление легко поддалась.
Дэни попробовала снять чашу. Та оказалась довольно тяжелой, но не настолько, чтобы с ней нельзя было справиться. Осторожно, словно опасаясь чего-то, Дэни заглянула туда, где была чаша.
В руках Чакмула, в небольшом углублении, лежала маленькая тетрадка в клеенчатой обложке под мрамор.
Глава 22
Сон как рукой сняло. Взяв тетрадь, Сайлас и Дэни пошли на кухню, заварили большой кувшин кофе и расположились за столом. Со двора доносился звук газонокосилки – Росарио уже приступил к работе. Этот звук действовал на Дэни успокаивающе.
– Это не все его дневники, – со знанием дела заявил Сайлас. – Сколько я его знаю, он едва ли не каждый день что-то царапал в тетрадке.
– Остальные дневники он, наверное, сжег перед смертью. Если помнишь, Мустафа предсказал день и час его кончины.
Сайлас улыбнулся:
– Похоже, ты окончательно поверила в существование Мустафы!
– Я готова поверить во все, что угодно. – Дэни осторожно дотронулась пальцем до мраморной обложки. – Страшно открывать!
– Может, ты и права – Моррис не хотел, чтобы его дневники кто-то читал.
– За исключением этого. Иначе он сжег бы и его. Но он велел нам его найти!
– Может быть, он имел в виду не дневник. Он сказал: “Найдите его!”
– Не дневник? Что же тогда?
– Не знаю. – Сайлас устремил взгляд в пространство. – Черт побери, Моррис, ты ведь мог переслать свой дневник кому-нибудь из нас по почте!
– Мог. – Дэни готова была поклясться, что голос, который она слышала, был голосом Морриса. – Но это было бы не так интересно.
– Интересно? – поморщилась Дэни. – Но это тебе, Моррис. А мы себе здорово потрепали нервы.
– Скажи ему, – усмехнулся Сайлас, – все, что ты о нем думаешь!
– Что я о нем думаю? – Теперь, когда вожделенный дневник был наконец у Дэни в руках, все эти загробные разговоры почему-то казались ей смешными. – Что я о тебе думаю, Моррис? Ты умнейший, добрейший, щедрейший человек, но шутки твои – уж извини – не всегда удачны. Все это, Моррис, перестало быть смешным после того, как к нам заявился третий из твоих ужасных родственничков. А когда мы оказались взаперти в кладовке, я чуть от страха не умерла! А Лестер и Эрни, стрелявшие в Сайласа? Ведь они могли его ранить. И это было бы на твоей совести.
– Поделом ему! – очень довольный произнес Сайлас. – Пусть слушает! Учиться никогда не поздно!
– Не знаю, – пожала плечами Дэни, – слышал он меня или нет, но после того как я высказалась, мне стало легче.
Кофе сварился. Наполнив большие кружки, Сайлас и Дэни сели рядом.
– Пусть один из нас читает вслух, – предложила Дэни, – а другой слушает. Итак, кто? Ты или я?
– Может быть, каждый будет читать про себя?
– Хорошая идея.
Почерк у Морриса оказался на редкость четким и разборчивым, Моррис сам как-то сказал Дэни об этом: “Я родился в эпоху, когда люди еще не разучились красиво писать”.
На первой странице значилось: “Сайласу и Дэни”. Сомнений больше не оставалось, дневник предназначался им.
“Простите меня за то, что заставил вас поискать эту тетрадку, – писал Моррис, – но я хотел, чтобы прежде, чем вы ее прочтете, прошло какое-то время и вы получше узнали друг друга.
Я начал эти записи в тот день, когда мне впервые явился призрак девушки. С тех пор он начал являться мне регулярно. Возможно, вы его тоже видели…”
Сайлас и Дэни переглянулись.
“Эту девушку звали Трисия Янгер. Ее фотографию вы найдете в кармашке задней обложки”.
В кармашке действительно обнаружилась старая черно-белая фотография девушки в старомодном платье простого фасона двадцатых годов, на фоне пышных пальм и песчаного флоридского пляжа в жаркий безоблачный день. Девушка заразительно смеялась.
Но это было не главное. Девушка на фотографии была невероятно похожа на Дэни.
– Силы небесные! – воскликнул Сайлас. – Поразительное сходство. Дэни, это не ты?
– Нет, – улыбнулась она, – не я.
Теперь Дэни наконец поняла, почему Моррис вдруг заинтересовался ею, Дэникой Хиллард. Она-то думала, мэтра привлекли ум и талант молодой начинающей писательницы… На самом деле она просто как две капли воды была похожа на девушку, в которую Моррис, очевидно, был когда-то влюблен. Дэни вдруг почувствовала разочарование.
“Что ж, – подумала она, – как бы то ни было, наша дружба с Моррисом была замечательной”.
– Должно быть, – произнесла Дэни, – это очень печальная история.
– Мене тоже так кажется, – согласился Сайлас. – Что ж, читаем…
Они вернулись к началу дневника.
“Трисия, – писал Моррис, – была племянницей Хулио Ривераса, владельца табачной фабрики из Тампы. Я был сыном врача из провинциального городка и в то время едва перебивался с хлеба на квас, работая репортером в местной газетенке. Мне было двадцать два, ей – восемнадцать. Мы познакомились на светском приеме, где я присутствовал в качестве репортера, и уже через час после нашего знакомства сбежали из душного зала на песчаный пляж, где, забыв обо всем, предавались любви.
Мы стали встречаться – как правило, во время светских приемов, и вскоре об этом узнал дядюшка Трисии. Вы, должно быть, подумали, что он, конечно же, пришел в бешенство, запер Трисию за семью замками и мне велел навсегда забыть о ней… Ничего подобного. Риверас оказался человеком широких взглядов. Он заявил, что я ему нравлюсь, он считает меня талантливым молодым человеком, подающим надежды, и не возражает против нашей свадьбы, однако считает своим долгом предупредить, что Дрисня не привыкла жить в бедности. Впрочем, я и сам отлично понимал, что на зарплату репортера едва свожу концы с концами, а о том, чтобы содержать жену, и говорить нечего. Придется искать другой заработок. Трисия клялась, что готова жить на воде и хлебе, но я и слушать не хотел. Я твердо решил жениться не раньше, чем когда буду в состоянии обеспечить ей если не роскошную, то хотя бы безбедную жизнь. Боже мой, как я был тогда глуп! Я совершил самую большую ошибку в своей жизни и никогда ее себе не прощу. Надо было сначала жениться, а потом уже подыскивать работу.
Старик Риверас предложил мне работу на его фабрике с перспективой хорошей карьеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48