Это даже хорошо, поскольку прибавляет авторитета.
Нельзя работать, нельзя служить в армии, нельзя закладывать своих, нельзя бросать друзей, нельзя отказываться, если предложат сыграть в карты. Даже если знаешь, что карты крапленые и приглашают играть натуральные шулера. Долг плати, обиду не спускай. Авторитетам надо подчиняться, что прикажут - умри, а сделай.
Никакого анархизма и вольницы в преступном сообществе не существовало. Жесткая иерархия, беспрекословная подчиненность, жестокие наказания, борьба за влияние и власть. Те, кто наверху, жируют за счет тех, кто в самом низу.
Белый сумел с самого начала оказаться на одну ступеньку выше других пацанов, стать бригадиром маленькой команды. Ему казалось, что вот так, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, он сейчас начнет свое восхождение на воровской олимп, где безграничные деньги, машины, особняки, девки и золотые "гайки" на растопыренных пальцах.
Иллюзии растаяли быстро. Первого сентября все пошли в школу, и мойки опустели. Только к обеду Белый понял, что случилось. Прибежал к Мэйсону, чтобы доложить о конце сезона, но услышал все то же:
- Кого колышет? Скоро мороз, зима, никаких моек, козе понятно. А тебя бригадиром зачем поставили? Чтобы ты общак подпитывал. А откуда ты двести пятьдесят в день открутишь, твои дела. Чеши лохов, лови за язык, делай подставы. А не можешь, я вон Хрома вместо тебя назначу.
Через неделю даже старшеклассники, завидев восьмиклассника Белого, сломя голову неслись на другой конец школы, лишь бы случайно с ним не столкнуться. Любой случайный толчок или неосторожное слово мгновено превращались в весомый штраф. Белый сам провоцировал, толкался, задирался, а за спиной у него толпилась кодла. В каждом классе находилась хотя бы пара гаденышей, готовых доносить Белому, кто и что про него сказал. Всем шибко разговорчивым устраивалась разборка с побоями и назначался выкуп, именуемый штрафом. Били регулярно до тех пор, пока парень не откупался. Если долго тянул, включали счетчик: ежедневно к сумме "долга" прибавлялось ещё столько же. Каждый школяр знал, что дергаться бесполезно, ведь за спиной Белого стоит целая криминальная группировка во главе с вором в законе по кличке Ижевский.
В то же время усиленно всем внушалось: кто донесет учителям, родителям или, не дай бог, ментам, тот - стукач, самый поганый и ничтожный человечишко, изгой. Всю жизнь его будут чуханить, как лося рогатого и последнего петуха. Воровская мораль быстро въедалась в школьные нравы.
Учиться Белый не бросил, хоть, вроде, оно уже было и ни к чему. Просто помнил слова Мэйсона про глупого Тарзая, которого из пятого класса выгнали. Чуял, что девять классов надо вытянуть, и даже примерно понимал, почему: чтобы менты не вязались, мол, не учишься и не работаешь. А учиться было легко. Учителя махнули рукой, ставили тройки и даже четверки, лишь бы уроков не срывал.
К весне нашел (не сам, конечно, пацаны придумали) настоящее поле для большого рэкета. Начал на вокзале бомбить мелких "челноков". Приезжали из городишек и сел мелкие торговцы, закупали на местных рынках всякое тряпье, аудиокассеты, жвачку и тому подобное, везли в свои Нижние Головешки, чтоб маленько подзаработать. Тут и подлавливали их ребята Белого. Сидит глупый мужик возле камеры хранения, пакует баулы, а его уже пасут.
Что везешь? А куда? Тут у тебя, мужик, тыщ на пятнадцать товару, отстегни десять процентов. А то, топчешь, понимаешь, нашу родную екатеринбургскую землю, плюешь и окурки бросаешь, зашибаешь деньгу, а тут народ прозябает. Ты, конечно, мужик, можешь и не платить, но ведь через неделю, небось, снова припрешься? А до вагона своего как барахло понесешь? Милицейскую охрану вызовешь?
Мужики шли пятнами, сжимали кулаки, но, как правило, понимали, что лучше откупиться. Были и такие, что давили на совесть, что дети малые, зарплату не платят, жена болеет и прочие такие сопли развозили. Но Белого на жалость не возьмешь.
- Кого колышет? Смотри, дети сиротками останутся, а баба вдовой.
Случалось, что и не платили, ножи вытаскивали. В таких случаях приходилось идти на попятный. Но таких единицы встречались. В основном торговлей занимался народ тихий, интеллигентный, на рожон не лез. А вот с бабами лучше было не связываться. Мужику-то орать стыдно, лучше деньги отдаст, а баба сразу визжит дурным голосом. Через минуту весь вокзал соберется, и наряд милиции впереди.
Потом Белого и пару его подельников забрали в милицию. Слишком глаза намозолили, да и, видать, кто-то настучал. Но выкрутились, их же не с поличным брали, а прямо на входе остановили, попросили документы и предложили следовать. Белый к такому обороту давно был готов, уроки Мэйсона помнил, маленько покачал права. Потом вызвали родителей, провели профилактическую беседу, да и отпустили. На учет, правда, поставили.
Когда через пару дней Белый с кодлой снова сунулся на вокзал, сразу почувствовал, что за ним приглядывают. Буквально пару шагов сделали по залу ожидания, даже не осмотрелись толком, а уже за спиной замаячила пара милиционеров. Пришлось срочно сматываться. Зашли с другого конца, через перрон в камеру хранения, а там прямо у дверей милиционер на стуле сидит, прямо так глазами и впился.
Понес Белый печаль свою все тому же Мэйсону. А тот обозвал всяко и приказал больше на вокзал не соваться. Оказывается, рэкетиры, которые вокзальным киоскам крышу дают, тоже очень недовольны их набегами. Мол, мы бы и сами так всех доили. А теперь из-за этих сопляков и нам жизни никакой. Но, поскольку принадлежали они к той же группировке Ижака и с Чумовым состояли в корифанских отношениях, разрешили молодым ежикам трясти старушню, которая с поставленных на землю ящиков торгует всякой мелочевкой. Только не буреть, старух не разгонять.
Такой подарок Белый справедливо расценил, как подарок судьбы, высокое доверие и чрезвычайную милость. Так и стал старушачьим пастухом. Тут и экзамены за девятый класс подкатили. Спихнул на тройки и пошел во взрослую бандитскую жизнь. Привык уже вымогать, научился смотреть страшным взглядом, нападать со спины и пинать впятером одного. Короче, стал законченной сволочью.
Старух пасти - хитрости никакой. Подошел и объявил: по двадцатке с рыла. Какая бабка завыступала, мол, пошел отсель, у той берешь с ящика колбасу и идешь. Так сказать, натуроплата. К полночи и денежкой разживешься, и выпивки с закуской напасешь полные руки. Правда, положенное Мэйсону отдай. Погода плохая, старух нет, значит, из вчерашней дани отдели.
Потом старух от вокзала милиция разогнала - антисанитария и вид портят. Перебежало все бабье на уличный рынок, стало в ночную смену за прилавком кантоваться. Ну, куда олени, туда, понятно, и волки с шакалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Нельзя работать, нельзя служить в армии, нельзя закладывать своих, нельзя бросать друзей, нельзя отказываться, если предложат сыграть в карты. Даже если знаешь, что карты крапленые и приглашают играть натуральные шулера. Долг плати, обиду не спускай. Авторитетам надо подчиняться, что прикажут - умри, а сделай.
Никакого анархизма и вольницы в преступном сообществе не существовало. Жесткая иерархия, беспрекословная подчиненность, жестокие наказания, борьба за влияние и власть. Те, кто наверху, жируют за счет тех, кто в самом низу.
Белый сумел с самого начала оказаться на одну ступеньку выше других пацанов, стать бригадиром маленькой команды. Ему казалось, что вот так, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, он сейчас начнет свое восхождение на воровской олимп, где безграничные деньги, машины, особняки, девки и золотые "гайки" на растопыренных пальцах.
Иллюзии растаяли быстро. Первого сентября все пошли в школу, и мойки опустели. Только к обеду Белый понял, что случилось. Прибежал к Мэйсону, чтобы доложить о конце сезона, но услышал все то же:
- Кого колышет? Скоро мороз, зима, никаких моек, козе понятно. А тебя бригадиром зачем поставили? Чтобы ты общак подпитывал. А откуда ты двести пятьдесят в день открутишь, твои дела. Чеши лохов, лови за язык, делай подставы. А не можешь, я вон Хрома вместо тебя назначу.
Через неделю даже старшеклассники, завидев восьмиклассника Белого, сломя голову неслись на другой конец школы, лишь бы случайно с ним не столкнуться. Любой случайный толчок или неосторожное слово мгновено превращались в весомый штраф. Белый сам провоцировал, толкался, задирался, а за спиной у него толпилась кодла. В каждом классе находилась хотя бы пара гаденышей, готовых доносить Белому, кто и что про него сказал. Всем шибко разговорчивым устраивалась разборка с побоями и назначался выкуп, именуемый штрафом. Били регулярно до тех пор, пока парень не откупался. Если долго тянул, включали счетчик: ежедневно к сумме "долга" прибавлялось ещё столько же. Каждый школяр знал, что дергаться бесполезно, ведь за спиной Белого стоит целая криминальная группировка во главе с вором в законе по кличке Ижевский.
В то же время усиленно всем внушалось: кто донесет учителям, родителям или, не дай бог, ментам, тот - стукач, самый поганый и ничтожный человечишко, изгой. Всю жизнь его будут чуханить, как лося рогатого и последнего петуха. Воровская мораль быстро въедалась в школьные нравы.
Учиться Белый не бросил, хоть, вроде, оно уже было и ни к чему. Просто помнил слова Мэйсона про глупого Тарзая, которого из пятого класса выгнали. Чуял, что девять классов надо вытянуть, и даже примерно понимал, почему: чтобы менты не вязались, мол, не учишься и не работаешь. А учиться было легко. Учителя махнули рукой, ставили тройки и даже четверки, лишь бы уроков не срывал.
К весне нашел (не сам, конечно, пацаны придумали) настоящее поле для большого рэкета. Начал на вокзале бомбить мелких "челноков". Приезжали из городишек и сел мелкие торговцы, закупали на местных рынках всякое тряпье, аудиокассеты, жвачку и тому подобное, везли в свои Нижние Головешки, чтоб маленько подзаработать. Тут и подлавливали их ребята Белого. Сидит глупый мужик возле камеры хранения, пакует баулы, а его уже пасут.
Что везешь? А куда? Тут у тебя, мужик, тыщ на пятнадцать товару, отстегни десять процентов. А то, топчешь, понимаешь, нашу родную екатеринбургскую землю, плюешь и окурки бросаешь, зашибаешь деньгу, а тут народ прозябает. Ты, конечно, мужик, можешь и не платить, но ведь через неделю, небось, снова припрешься? А до вагона своего как барахло понесешь? Милицейскую охрану вызовешь?
Мужики шли пятнами, сжимали кулаки, но, как правило, понимали, что лучше откупиться. Были и такие, что давили на совесть, что дети малые, зарплату не платят, жена болеет и прочие такие сопли развозили. Но Белого на жалость не возьмешь.
- Кого колышет? Смотри, дети сиротками останутся, а баба вдовой.
Случалось, что и не платили, ножи вытаскивали. В таких случаях приходилось идти на попятный. Но таких единицы встречались. В основном торговлей занимался народ тихий, интеллигентный, на рожон не лез. А вот с бабами лучше было не связываться. Мужику-то орать стыдно, лучше деньги отдаст, а баба сразу визжит дурным голосом. Через минуту весь вокзал соберется, и наряд милиции впереди.
Потом Белого и пару его подельников забрали в милицию. Слишком глаза намозолили, да и, видать, кто-то настучал. Но выкрутились, их же не с поличным брали, а прямо на входе остановили, попросили документы и предложили следовать. Белый к такому обороту давно был готов, уроки Мэйсона помнил, маленько покачал права. Потом вызвали родителей, провели профилактическую беседу, да и отпустили. На учет, правда, поставили.
Когда через пару дней Белый с кодлой снова сунулся на вокзал, сразу почувствовал, что за ним приглядывают. Буквально пару шагов сделали по залу ожидания, даже не осмотрелись толком, а уже за спиной замаячила пара милиционеров. Пришлось срочно сматываться. Зашли с другого конца, через перрон в камеру хранения, а там прямо у дверей милиционер на стуле сидит, прямо так глазами и впился.
Понес Белый печаль свою все тому же Мэйсону. А тот обозвал всяко и приказал больше на вокзал не соваться. Оказывается, рэкетиры, которые вокзальным киоскам крышу дают, тоже очень недовольны их набегами. Мол, мы бы и сами так всех доили. А теперь из-за этих сопляков и нам жизни никакой. Но, поскольку принадлежали они к той же группировке Ижака и с Чумовым состояли в корифанских отношениях, разрешили молодым ежикам трясти старушню, которая с поставленных на землю ящиков торгует всякой мелочевкой. Только не буреть, старух не разгонять.
Такой подарок Белый справедливо расценил, как подарок судьбы, высокое доверие и чрезвычайную милость. Так и стал старушачьим пастухом. Тут и экзамены за девятый класс подкатили. Спихнул на тройки и пошел во взрослую бандитскую жизнь. Привык уже вымогать, научился смотреть страшным взглядом, нападать со спины и пинать впятером одного. Короче, стал законченной сволочью.
Старух пасти - хитрости никакой. Подошел и объявил: по двадцатке с рыла. Какая бабка завыступала, мол, пошел отсель, у той берешь с ящика колбасу и идешь. Так сказать, натуроплата. К полночи и денежкой разживешься, и выпивки с закуской напасешь полные руки. Правда, положенное Мэйсону отдай. Погода плохая, старух нет, значит, из вчерашней дани отдели.
Потом старух от вокзала милиция разогнала - антисанитария и вид портят. Перебежало все бабье на уличный рынок, стало в ночную смену за прилавком кантоваться. Ну, куда олени, туда, понятно, и волки с шакалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93