– Нет повода думать, что к Мордреду он будет относиться по-другому.
Лицо Морганы стало растерянным, и она засмеялась коротким лающим смехом.
– Ты считаешь Мордреда сыном Лота?
– Конечно, – ответила я, вспомнив высказывание Игрейны о том, что у мальчика, зачатого перед самой смертью отца, будет трудная судьба. – А чьим же еще сыном он может быть?
Женщина, сидевшая против меня, смотрела на меня, открыв рот от изумления.
– Значит, Артур не сказал тебе?
Не понимая, что она имеет в виду, я покачала головой.
Накрашенный рот закрылся, и она зашлась в приступе смеха. Все ее тело содрогалось от буйных взрывов веселья, но челюсти были плотно сжаты, как бы храня его тайную причину, а глаза плотно зажмурены.
Я встревоженно отпрянула, подумав, что у нее начинается припадок, и оглянулась на вход, не зная, звать ли на помощь, но какой-то сдавленный звук заставил меня снова обратить взор на мою хозяйку.
Она грузно развалилась на стуле, от смеха по ее щекам текли слезы. Сквозь сжатые зубы прорывались довольные повизгивания, как будто поросята убегали из хлева. Наконец она открыла рот и изрыгнула хриплый, заполнивший шатер вопль.
– Как же он застенчив, даже не сказал своей жене, – грубо хохотала она, задыхаясь.
Я уже подумывала, что она, кроме того, что пьяна, еще и помешалась. Подобрав юбки, я собралась встать из-за стола.
– О да, моя дорогая… кровосмешение. Связь с сестрой. Бьюсь об заклад, что ты и подумать о таком не могла, не то что представить это. Мальчик-король, умоляющий, унижающийся, пускающий слюни у моих ног… отродье Утера, катающееся по полу, задыхаясь от жара в члене, со стонами лижущий мои груди, мои пальцы, любую часть моего тела, до которой мог дотянуться… а я отпихивала его ногами…
Ее лицо приняло угрожающие размеры, наплывая и искажаясь в непристойной гримасе. Я зажала уши руками, вскочила и выбежала из шатра.
Бедивер ждал меня снаружи. Я прижалась к нему, стараясь справиться с тошнотой и отвращением.
– Она утверждает… что Мордред…
Голос изменил мне, и Бедивер нашел слова, которые я не могла произнести:
– Что он сын Артура?
Молча кивнув, я отпрянула от него и заглянула ему в лицо. Но он оставался спокойным, и у меня похолодело в животе. Вывернувшись из рук Бедивера, я рванулась к лошадям и послала Тень в галоп еще до того, как он успел отвязать свою лошадь.
Я мчалась под сильным холодным ветром, жалея, что он не может содрать плоть с моих костей, очистить душу от липкой слизи, которой было вымазано все: Артур, наша женитьба, то, что я любила его так долго и терпеливо, так мало получая взамен… Чему удивляться, если все эти годы его сердце было отдано Моргаузе. Даже от ее имени становилось горько во рту, и, когда подступила тошнота, я перевела Тень на шаг и свернула с Римской дороги к развалинам старого храма. Я сползла с седла и упала на колени; меня рвало до тех пор, пока я не обессилела. Даже не пытаясь подняться, я отползла подальше в траву.
Там и нашел меня Бедивер, измученную рвотными судорогами. Я была так несчастна, что думала только о смерти. Но он заставил меня встать и, закутав в свою кожаную накидку, сел рядом со мной на треснувшие ступени храма.
– Почему, Бедивер? Зачем ему понадобилось жениться, если у него уже была семья на севере?
– Семья? – Бедивер схватил меня за подбородок и заставил смотреть себе в лицо. – Боже правый, ребенок и семья – совсем не одно и то же, Гвен… Она зачала его, движимая только ненавистью и жаждой мести. Прошло столько лет, и ты, конечно, понимаешь, что Артур не любит Моргаузу, поэтому не мучь себя подобными мыслями. К сожалению, то, что Мордред его сын, правда, и это большое горе для Артура. Но он никогда не думал о них как о своей семье… и небесам известно, что он тогда понятия не имел о своем отцовстве. Я был с ним в ту ночь и знаю, что произошло.
Я смотрела на суровое, печальное, сострадающее лицо Бедивера, думая о тех годах, которые мы делили с ним с той поры, когда он приехал в Регед, чтобы отвезти меня на юг к жениху. Он был предан, честен и уравновешен, и я была очень рада, что сейчас он рядом со мной.
– Расскажи мне обо всем, – прошептала я.
– А ты уверена, что хочешь это услышать? Может быть, лучше просто признать существование мальчика… и не вдаваться в подробности?
Я отчаянно затрясла головой.
– Я должна знать. Я смогу выдержать все, только поняв, как это было…
Он долго молча разглядывая мое лицо, потом вздохнул и заговорил, не отводя глаз от далеких деревьев.
– Вспомни, какое было положение. Британию раздирали междуусобицы, и многие поддерживали северных королей, которые не хотели признать верховным королем сына Утера. Потребовалось все искусство Мерлина и помощь короля Бретани Бана, чтобы изменить ситуацию к лучшему. И, в конце концов, король Лот был убит, а Уриен побежден.
Когда окончилась Великая Битва, Артура должны были избрать верховным королем. Он был мальчиком, Гвен… мы все были тогда детьми. Он едва дорос до того, чтобы участвовать в сражениях, а уж чтобы стать королем…
Последствия войны ужасны и для победителя, и для побежденных, все они устали от кровавой бойни, эхо предсмертных криков терзало их души.
Среди этого ада сын Утера молча стоял на поле боя, принимая капитуляцию Уриена на пропитанной кровью земле, а после этого помог старику подняться с колен. Обняв его, измученный сражением мальчик называет Уриена дядей.
Кто-то считал это хитрым политическим ходом Мерлина, другие видели здесь человеческий поступок будущего великого вождя. Слово «дядя» никогда не использовалось позже, но, произнесенное тогда, оно залечило многие раны.
Знать в Йорке перестала готовиться к бегству, изумившись слуху о том, что их король прощен. Паника перед возможным опустошительным набегом медленно превращалась в радостную подготовку к сердечному приему. Из тайников торопливо вынималось серебро, смахивалась пыль от соломы, в которую оно было упаковано, и блюда уже наполнялись едой для пиршества. Столы ломились, придворные метались, то опасаясь подвоха, то неистово веселясь, словно смертники, получившие отмену приговора.
В своих комнатах вдова Лота прищурилась, услышав известие, что ее сводный брат стал верховным королем. Он вырос и воспитан вдали, от оркнейских родственников, и никаких семейных кровных уз, которые обеспечат будущее ей и ее сыновьям… пока нет.
Воины толпами шли через мост в Йорк, где их ждало веселье. Юноши из окружения сэра Эктора носились из бань в зал для пиршеств, за них поднимали тосты, их чествовали, ласкали, кормили до отвала. Юный Кэй не мог устоять, чтобы не попробовать все вкусные блюда. Усевшись за самый роскошный стол, он впервые в жизни сделал открытие, что от вкусной еды можно получать наслаждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Лицо Морганы стало растерянным, и она засмеялась коротким лающим смехом.
– Ты считаешь Мордреда сыном Лота?
– Конечно, – ответила я, вспомнив высказывание Игрейны о том, что у мальчика, зачатого перед самой смертью отца, будет трудная судьба. – А чьим же еще сыном он может быть?
Женщина, сидевшая против меня, смотрела на меня, открыв рот от изумления.
– Значит, Артур не сказал тебе?
Не понимая, что она имеет в виду, я покачала головой.
Накрашенный рот закрылся, и она зашлась в приступе смеха. Все ее тело содрогалось от буйных взрывов веселья, но челюсти были плотно сжаты, как бы храня его тайную причину, а глаза плотно зажмурены.
Я встревоженно отпрянула, подумав, что у нее начинается припадок, и оглянулась на вход, не зная, звать ли на помощь, но какой-то сдавленный звук заставил меня снова обратить взор на мою хозяйку.
Она грузно развалилась на стуле, от смеха по ее щекам текли слезы. Сквозь сжатые зубы прорывались довольные повизгивания, как будто поросята убегали из хлева. Наконец она открыла рот и изрыгнула хриплый, заполнивший шатер вопль.
– Как же он застенчив, даже не сказал своей жене, – грубо хохотала она, задыхаясь.
Я уже подумывала, что она, кроме того, что пьяна, еще и помешалась. Подобрав юбки, я собралась встать из-за стола.
– О да, моя дорогая… кровосмешение. Связь с сестрой. Бьюсь об заклад, что ты и подумать о таком не могла, не то что представить это. Мальчик-король, умоляющий, унижающийся, пускающий слюни у моих ног… отродье Утера, катающееся по полу, задыхаясь от жара в члене, со стонами лижущий мои груди, мои пальцы, любую часть моего тела, до которой мог дотянуться… а я отпихивала его ногами…
Ее лицо приняло угрожающие размеры, наплывая и искажаясь в непристойной гримасе. Я зажала уши руками, вскочила и выбежала из шатра.
Бедивер ждал меня снаружи. Я прижалась к нему, стараясь справиться с тошнотой и отвращением.
– Она утверждает… что Мордред…
Голос изменил мне, и Бедивер нашел слова, которые я не могла произнести:
– Что он сын Артура?
Молча кивнув, я отпрянула от него и заглянула ему в лицо. Но он оставался спокойным, и у меня похолодело в животе. Вывернувшись из рук Бедивера, я рванулась к лошадям и послала Тень в галоп еще до того, как он успел отвязать свою лошадь.
Я мчалась под сильным холодным ветром, жалея, что он не может содрать плоть с моих костей, очистить душу от липкой слизи, которой было вымазано все: Артур, наша женитьба, то, что я любила его так долго и терпеливо, так мало получая взамен… Чему удивляться, если все эти годы его сердце было отдано Моргаузе. Даже от ее имени становилось горько во рту, и, когда подступила тошнота, я перевела Тень на шаг и свернула с Римской дороги к развалинам старого храма. Я сползла с седла и упала на колени; меня рвало до тех пор, пока я не обессилела. Даже не пытаясь подняться, я отползла подальше в траву.
Там и нашел меня Бедивер, измученную рвотными судорогами. Я была так несчастна, что думала только о смерти. Но он заставил меня встать и, закутав в свою кожаную накидку, сел рядом со мной на треснувшие ступени храма.
– Почему, Бедивер? Зачем ему понадобилось жениться, если у него уже была семья на севере?
– Семья? – Бедивер схватил меня за подбородок и заставил смотреть себе в лицо. – Боже правый, ребенок и семья – совсем не одно и то же, Гвен… Она зачала его, движимая только ненавистью и жаждой мести. Прошло столько лет, и ты, конечно, понимаешь, что Артур не любит Моргаузу, поэтому не мучь себя подобными мыслями. К сожалению, то, что Мордред его сын, правда, и это большое горе для Артура. Но он никогда не думал о них как о своей семье… и небесам известно, что он тогда понятия не имел о своем отцовстве. Я был с ним в ту ночь и знаю, что произошло.
Я смотрела на суровое, печальное, сострадающее лицо Бедивера, думая о тех годах, которые мы делили с ним с той поры, когда он приехал в Регед, чтобы отвезти меня на юг к жениху. Он был предан, честен и уравновешен, и я была очень рада, что сейчас он рядом со мной.
– Расскажи мне обо всем, – прошептала я.
– А ты уверена, что хочешь это услышать? Может быть, лучше просто признать существование мальчика… и не вдаваться в подробности?
Я отчаянно затрясла головой.
– Я должна знать. Я смогу выдержать все, только поняв, как это было…
Он долго молча разглядывая мое лицо, потом вздохнул и заговорил, не отводя глаз от далеких деревьев.
– Вспомни, какое было положение. Британию раздирали междуусобицы, и многие поддерживали северных королей, которые не хотели признать верховным королем сына Утера. Потребовалось все искусство Мерлина и помощь короля Бретани Бана, чтобы изменить ситуацию к лучшему. И, в конце концов, король Лот был убит, а Уриен побежден.
Когда окончилась Великая Битва, Артура должны были избрать верховным королем. Он был мальчиком, Гвен… мы все были тогда детьми. Он едва дорос до того, чтобы участвовать в сражениях, а уж чтобы стать королем…
Последствия войны ужасны и для победителя, и для побежденных, все они устали от кровавой бойни, эхо предсмертных криков терзало их души.
Среди этого ада сын Утера молча стоял на поле боя, принимая капитуляцию Уриена на пропитанной кровью земле, а после этого помог старику подняться с колен. Обняв его, измученный сражением мальчик называет Уриена дядей.
Кто-то считал это хитрым политическим ходом Мерлина, другие видели здесь человеческий поступок будущего великого вождя. Слово «дядя» никогда не использовалось позже, но, произнесенное тогда, оно залечило многие раны.
Знать в Йорке перестала готовиться к бегству, изумившись слуху о том, что их король прощен. Паника перед возможным опустошительным набегом медленно превращалась в радостную подготовку к сердечному приему. Из тайников торопливо вынималось серебро, смахивалась пыль от соломы, в которую оно было упаковано, и блюда уже наполнялись едой для пиршества. Столы ломились, придворные метались, то опасаясь подвоха, то неистово веселясь, словно смертники, получившие отмену приговора.
В своих комнатах вдова Лота прищурилась, услышав известие, что ее сводный брат стал верховным королем. Он вырос и воспитан вдали, от оркнейских родственников, и никаких семейных кровных уз, которые обеспечат будущее ей и ее сыновьям… пока нет.
Воины толпами шли через мост в Йорк, где их ждало веселье. Юноши из окружения сэра Эктора носились из бань в зал для пиршеств, за них поднимали тосты, их чествовали, ласкали, кормили до отвала. Юный Кэй не мог устоять, чтобы не попробовать все вкусные блюда. Усевшись за самый роскошный стол, он впервые в жизни сделал открытие, что от вкусной еды можно получать наслаждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116