– не выдержал Хусну и вытащил из-за кушака пару золотых браслетов с драгоценными камнями. – Сколько они, по-твоему, стоят?
– Дайте, посмотрю, – сказала Бисмилла и тут же надела браслеты. – Завтра покажу их сыну Чханнамала. А работа прекрасная! Ну ладно, теперь извольте уйти. За мной присылала Чхаттан-баджи, и я не могу больше задерживаться. Приходите завтра в это же время.
– Так снимите браслеты.
– Аллах! Да что тут у нас, воры, что ли? Не съем же я ваши драгоценности. Видите, какие простые браслеты у меня сейчас на руках? К Чхаттан-баджи я ухожу потихоньку от матери. Если пойду к ней за дорогими браслетами, она примется допытываться, куда я иду, да зачем. Так оставьте мне ваши. Утром заберете их обратно.
– Отдайте браслеты – ведь они чужие. Будь они моими, я и разговаривать бы не стал – сразу же подарил бы их вам.
– Так чьи же они? Вашей матери? Но она умерла. И все-таки вы говорите, что они не ваши?
– Я их вам просто показал. Они не мои.
– Будто я их не узнала! Да ведь это те самые браслеты, которые Чхаббан-сахиб передал вам, чтобы вы их заложили. Дело было при мне.
– Что вы говорите? Когда ж это было?
– В тот самый день, когда Чхаббан-сахиб приглашал сестрицу Умрао выступить у него. Она настаивала, чтобы ей сразу же заплатили всю сотню, а у Чхаббана-сахиба не оказалось наличных. Он при мне вынул браслеты из сундучка и бросил вам. Сестрица Умрао, ведь правда, это те самые браслеты?
– Зачем ты меня спрашиваешь? – ответила я. – Разве ты станешь врать?
– Слыхали?! – снова повернулась Бисмилла к Хусну. – Ну, вам их больше не видать. Это браслеты Чхаббана-сахиба, я их узнала. Теперь уж не отдам.
– Хорошенькое дело! А деньги, которые я за них уплатил?
– Откуда у вас взялись деньги? Верно, их тоже стащили у Чхаббана?
– Честное слово, занял у ростовщика. Он даже залога с меня не взял.
– Раз так, ростовщика и пришлите ко мне. Я сама отдам ему долг. А вы уходите.
– Так я возьму браслеты.
– Не отдам!
– Это насилие!
– Да, насилие. А теперь извольте убраться без лишних слов, не то…
– Ну, хорошо. Пусть они пока останутся у вас. Вернете завтра.
– Завтра посмотрим.
Это «посмотрим» Бисмилла подчеркнула столь выразительным взглядом, что мияну Хусну осталось только молча встать и уйти.
Дело было в том, что дядюшка Чхаббана-сахиба потребовал отчета у его слуг и выкупил все заложенные при их посредстве вещи, уплатив долги и проценты. Когда же насчет этих браслетов спросили мияна Хусну, он начисто отрицал, что участвовал в их закладе, и говорил даже, что никогда их не видел. Вот это его теперь и связывало.
– Поняла, сестрица, что это за жулик? – сказала мне Бисмилла, когда он вышел. – Из-за таких вот мошенников и пошло прахом все богатство Чхаббана-сахиба. Я долго ждала случая поймать на чем-нибудь этого подлеца, и сегодня он наконец попался. Для чего мне отдавать ему браслеты? Что он посмеет со мной сделать? Добро-то ворованное.
– Ни за что не отдавай, – согласилась я. – Если уж отдавать, верни их самому Чхаббану-сахибу. Сделаешь доброе дело.
– И ему не отдам! Браслеты, сестрица, стоят больше тысячи рупий, а этот подлец прикарманил их рупий за двести с чем-нибудь, никак не больше. Двести двадцать пять рупий я ему и отдам. Ну пусть еще закладных процентов десять. – Но как же ростовщик поверил ему без залога?
– Какой там ростовщик! Хусну сам дал Чхаббану этиденьги, а когда старый наваб стал его расспрашивать, от всего отрекся. Только посмей он у меня ерепениться, я его с полицией познакомлю!
Не успели мы с нею договорить, как пожаловал Чхаббан-сахиб. Он пришел пешком, без провожатых. Его лицо омрачала тоска, в глазах стояли слезы. Ни прежнего блеска, ни прежней уверенности в себе, ни прежней непринужденности… Он тихо вошел и сел.
Скажу по правде, у меня самой навернулись слезы, но я проглотила их. А Бисмилла – вот истинная танцовщица! – едва он успел войти, завела разговор о браслетах.
– Посмотри-ка, наваб, – начала она, – ведь это та самая пара браслетов, которую ты дал мияну Хусну, чтобы он их заложил?
– Та самая, – ответил Чхаббан-сахиб. – Только он не признал, что браслеты были заложены при его посредстве.
– А сколько ты за них получил?
– Не помню точно. Наверное, двести пятьдесят или двести двадцать пять рупий. Около того.
– Процентов наросло много?
– Кто ж их считал? Раз вещь заложена, уже не надеешься ее когда-нибудь выручить. Чего уж тут считать проценты.
– Ладно. Так я возьму себе эти браслеты? – спросила Бисмилла.
– Бери.
– Скажи, а не отправить ли мне мияна Хусну к котвалю Мирзе-сахибу?
– Нет, не надо, заклинаю тебя. Он ведь сейид.
– Сейид? Отец его был невесть кто.
– Хватит! Я слышал от него самого, что он сейид.
Я в душе восхищалась благородством Чхаббана-сахиба. Что и говорить, сразу было видно, что он знатного рода.
Но послушайте же, до чего бессердечна была Бисмилла! Под тем же предлогом, – то есть, сказав, что ей нужно навестить Чхаттан-джан, – она вскоре выпроводила и Чхаббана-сахиба. Однако бог ее ведает, с кем у нее была условлена встреча на самом деле.
Спустя два-три дня я сидела у Ханум. И вот к ней вошла какая-то очень старая женщина и, поклонившись, поздоровалась. Ханум знаком велела ей присесть и сама села рядом нею.
– Ты от кого? – спросила она.
– Можно ли сказать, от кого я пришла? Нет ли тут лишних ушей? – отвечала старуха.
– Сама посуди, кто же здесь лишний? Я, ты да эта девочка, но она еще ничего не смыслит в наших делах. Расказывай!
– Меня послала Фахрунниса-бегам.
– Какая Фахрунниса-бегам? – спросила Ханум.
– Да вы ведь ее знаете. Матушка наваба Чхаббана-саиба…
– Понятно! Рассказывай дальше.
– Бегам-сахиб послала меня. Вы мать Бисмиллы-джан? ак ведь?
– Да. Говори прямо, что вам нужно.
– Бегам-сахиб велела сказать, что Чхаббан-сахиб ее единственный сын. Она обожает его, и отец тоже его обожал. Она лелеяла его как могла. Да и дядюшка ему не враг, – племянник ему все равно что родной сын. У него самого только одна дочка. Ее просватали за Чхаббана. А теперь ей грозит небывалый позор – Чхаббан не хочет на ней жениться. За это дядя на него и прогневался. Мать ничего не смогла поделать – никакие упреки не помогли. Она готова обеспечить вашу дочь на всю жизнь, дать ей вдесятеро больше того, что платил ее сын, только утешьте бегам – уговорите Чхаббана покориться и сыграть свадьбу. После женитьбы к нему перейдет все родовое богатство. Ведь у них нет других родственников. Он один будет владеть всем, что теперь имеют его мать и дядя. Поймите: нельзя же допустить семью до гибели! А если вы согласитесь, и вам будет хорошо и родным Чхаббана-сахиба. Будущее в ваших руках!
– Передай бегам мое совершеннейшее почтение и доложи: все, что она изволила пожелать, даст бог, исполнится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Дайте, посмотрю, – сказала Бисмилла и тут же надела браслеты. – Завтра покажу их сыну Чханнамала. А работа прекрасная! Ну ладно, теперь извольте уйти. За мной присылала Чхаттан-баджи, и я не могу больше задерживаться. Приходите завтра в это же время.
– Так снимите браслеты.
– Аллах! Да что тут у нас, воры, что ли? Не съем же я ваши драгоценности. Видите, какие простые браслеты у меня сейчас на руках? К Чхаттан-баджи я ухожу потихоньку от матери. Если пойду к ней за дорогими браслетами, она примется допытываться, куда я иду, да зачем. Так оставьте мне ваши. Утром заберете их обратно.
– Отдайте браслеты – ведь они чужие. Будь они моими, я и разговаривать бы не стал – сразу же подарил бы их вам.
– Так чьи же они? Вашей матери? Но она умерла. И все-таки вы говорите, что они не ваши?
– Я их вам просто показал. Они не мои.
– Будто я их не узнала! Да ведь это те самые браслеты, которые Чхаббан-сахиб передал вам, чтобы вы их заложили. Дело было при мне.
– Что вы говорите? Когда ж это было?
– В тот самый день, когда Чхаббан-сахиб приглашал сестрицу Умрао выступить у него. Она настаивала, чтобы ей сразу же заплатили всю сотню, а у Чхаббана-сахиба не оказалось наличных. Он при мне вынул браслеты из сундучка и бросил вам. Сестрица Умрао, ведь правда, это те самые браслеты?
– Зачем ты меня спрашиваешь? – ответила я. – Разве ты станешь врать?
– Слыхали?! – снова повернулась Бисмилла к Хусну. – Ну, вам их больше не видать. Это браслеты Чхаббана-сахиба, я их узнала. Теперь уж не отдам.
– Хорошенькое дело! А деньги, которые я за них уплатил?
– Откуда у вас взялись деньги? Верно, их тоже стащили у Чхаббана?
– Честное слово, занял у ростовщика. Он даже залога с меня не взял.
– Раз так, ростовщика и пришлите ко мне. Я сама отдам ему долг. А вы уходите.
– Так я возьму браслеты.
– Не отдам!
– Это насилие!
– Да, насилие. А теперь извольте убраться без лишних слов, не то…
– Ну, хорошо. Пусть они пока останутся у вас. Вернете завтра.
– Завтра посмотрим.
Это «посмотрим» Бисмилла подчеркнула столь выразительным взглядом, что мияну Хусну осталось только молча встать и уйти.
Дело было в том, что дядюшка Чхаббана-сахиба потребовал отчета у его слуг и выкупил все заложенные при их посредстве вещи, уплатив долги и проценты. Когда же насчет этих браслетов спросили мияна Хусну, он начисто отрицал, что участвовал в их закладе, и говорил даже, что никогда их не видел. Вот это его теперь и связывало.
– Поняла, сестрица, что это за жулик? – сказала мне Бисмилла, когда он вышел. – Из-за таких вот мошенников и пошло прахом все богатство Чхаббана-сахиба. Я долго ждала случая поймать на чем-нибудь этого подлеца, и сегодня он наконец попался. Для чего мне отдавать ему браслеты? Что он посмеет со мной сделать? Добро-то ворованное.
– Ни за что не отдавай, – согласилась я. – Если уж отдавать, верни их самому Чхаббану-сахибу. Сделаешь доброе дело.
– И ему не отдам! Браслеты, сестрица, стоят больше тысячи рупий, а этот подлец прикарманил их рупий за двести с чем-нибудь, никак не больше. Двести двадцать пять рупий я ему и отдам. Ну пусть еще закладных процентов десять. – Но как же ростовщик поверил ему без залога?
– Какой там ростовщик! Хусну сам дал Чхаббану этиденьги, а когда старый наваб стал его расспрашивать, от всего отрекся. Только посмей он у меня ерепениться, я его с полицией познакомлю!
Не успели мы с нею договорить, как пожаловал Чхаббан-сахиб. Он пришел пешком, без провожатых. Его лицо омрачала тоска, в глазах стояли слезы. Ни прежнего блеска, ни прежней уверенности в себе, ни прежней непринужденности… Он тихо вошел и сел.
Скажу по правде, у меня самой навернулись слезы, но я проглотила их. А Бисмилла – вот истинная танцовщица! – едва он успел войти, завела разговор о браслетах.
– Посмотри-ка, наваб, – начала она, – ведь это та самая пара браслетов, которую ты дал мияну Хусну, чтобы он их заложил?
– Та самая, – ответил Чхаббан-сахиб. – Только он не признал, что браслеты были заложены при его посредстве.
– А сколько ты за них получил?
– Не помню точно. Наверное, двести пятьдесят или двести двадцать пять рупий. Около того.
– Процентов наросло много?
– Кто ж их считал? Раз вещь заложена, уже не надеешься ее когда-нибудь выручить. Чего уж тут считать проценты.
– Ладно. Так я возьму себе эти браслеты? – спросила Бисмилла.
– Бери.
– Скажи, а не отправить ли мне мияна Хусну к котвалю Мирзе-сахибу?
– Нет, не надо, заклинаю тебя. Он ведь сейид.
– Сейид? Отец его был невесть кто.
– Хватит! Я слышал от него самого, что он сейид.
Я в душе восхищалась благородством Чхаббана-сахиба. Что и говорить, сразу было видно, что он знатного рода.
Но послушайте же, до чего бессердечна была Бисмилла! Под тем же предлогом, – то есть, сказав, что ей нужно навестить Чхаттан-джан, – она вскоре выпроводила и Чхаббана-сахиба. Однако бог ее ведает, с кем у нее была условлена встреча на самом деле.
Спустя два-три дня я сидела у Ханум. И вот к ней вошла какая-то очень старая женщина и, поклонившись, поздоровалась. Ханум знаком велела ей присесть и сама села рядом нею.
– Ты от кого? – спросила она.
– Можно ли сказать, от кого я пришла? Нет ли тут лишних ушей? – отвечала старуха.
– Сама посуди, кто же здесь лишний? Я, ты да эта девочка, но она еще ничего не смыслит в наших делах. Расказывай!
– Меня послала Фахрунниса-бегам.
– Какая Фахрунниса-бегам? – спросила Ханум.
– Да вы ведь ее знаете. Матушка наваба Чхаббана-саиба…
– Понятно! Рассказывай дальше.
– Бегам-сахиб послала меня. Вы мать Бисмиллы-джан? ак ведь?
– Да. Говори прямо, что вам нужно.
– Бегам-сахиб велела сказать, что Чхаббан-сахиб ее единственный сын. Она обожает его, и отец тоже его обожал. Она лелеяла его как могла. Да и дядюшка ему не враг, – племянник ему все равно что родной сын. У него самого только одна дочка. Ее просватали за Чхаббана. А теперь ей грозит небывалый позор – Чхаббан не хочет на ней жениться. За это дядя на него и прогневался. Мать ничего не смогла поделать – никакие упреки не помогли. Она готова обеспечить вашу дочь на всю жизнь, дать ей вдесятеро больше того, что платил ее сын, только утешьте бегам – уговорите Чхаббана покориться и сыграть свадьбу. После женитьбы к нему перейдет все родовое богатство. Ведь у них нет других родственников. Он один будет владеть всем, что теперь имеют его мать и дядя. Поймите: нельзя же допустить семью до гибели! А если вы согласитесь, и вам будет хорошо и родным Чхаббана-сахиба. Будущее в ваших руках!
– Передай бегам мое совершеннейшее почтение и доложи: все, что она изволила пожелать, даст бог, исполнится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60