В ней действительно лежали отварные картофелины. Сухие и холодные как поленья.
Но у голодного -- свой вкус. Даже такая картошка после первого же укуса показалась сочнее апельсина и приятнее осетрины.
-- На, -- приподняв локоть, показала Ольга на карман фуфайки. -- Там соль... А чего ты без хлеба?
-- Хлеба? -- Ирина посмотрела вовнутрь свертка и только тогда увидела нарезанные ломтями полбуханки ржаного.
-- Надо было у Слона денег попросить, -- опять перестала пилить Ольга и шмыгнула носом. -- Да как-то не к месту было.
-- Ты ходила к Слону? -- съежилась Ирина.
-- Ходила, -- недовольно ответила Ольга. -- Скурвился он, гад! Не врала бабка... Как я его ненавижу!
Было бы светло, заплакала бы, но темнота почему-то удерживала от этого. Может, потому, что слез бы все равно не видно было.
Ирина перестала жевать. Она почувствовала, что Ольга знает что-то важное, а то, что она его до сих пор не сказала, означало, что нет ничего хорошего в этом важном.
-- Видела б ты эту обезьяну! -- сплюнула Ольга под ноги. -- Ни кожи, ни рожи и попка с кулачок!
Ирина представила, какой может быть попка с кулачок, и не поверила Ольге. Обида и злость говорили за нее.
-- Слушай, а на кой хрен ты поперлась к одноглазому?! Мне Слон маненько рассказал, что за человек он. Дракон, а не человек, -- наконец-то начала ругать Ольга. -- Я тебя о чем просила?
-- Оль, ну пойми: я не думала, что так получится... Если б он... ну, не был таким, он бы, может, сказал, кто его заставил... или попросил, чтоб он попросил того, седого, на суде, -- кажется, она начинала запутываться.
-- И ты веришь, что он просто так, без ножа у горла, тебе бы правду сказал?.. Ну, предположим, что он чокнутый и все-таки рассказал, заложил сам себя, ну и что?.. Что дальше-то?
-- Я бы знала, кто посадил меня... И... и... и доказала бы, что я невиновна...
-- Дура ты, -- тихо, но уверенно подвела итог Ольга. -- Кому б ты доказала? Мне или себе? Им бы, -- она показала звякнувшие наручники, -- ты бы ничего не доказала. Они что же: должны признаться, что ошиблись? Менты всякие там, следователи, судебная шушера -- они, что ли, признаются, что тебя зря за "колючку" законопатили?.. А, может, им "зеленые" отвалили за то, чтоб тебя посадили?
-- "Зеленые"? -- картошка выпала из Ириных рук на пол, в грязь, щепки и обломки коры.
-- Ну, может, и не "зеленые", а рубли, -- поправилась Ольга. -- Но что заплатили, я точно знаю.
-- Кто? -- еле сдержала себя, чтобы не вскочить, Ирина.
-- Кто-кто!.. Дед в пальто и баба с пистолетом, -- и вдруг наклонилась чуть поближе и зашептала: -- Дай слово, что к этому хмырю сама не побежишь разбираться... А?
-- Не побегу, -- таким же шепотом ответила Ирина.
-- Пеклушин это, -- тихо произнесла Ольга и обернулась к стене сарая.
Стало слышно, как сквозь щели между досками с легким присвистом сочится холодный северный ветер. Наружу он, казалось, не выходил, и Ольге почему-то стало легче, словно если бы он выходил, то унес бы ее слова за стены.
-- А кто это? -- выдохнула вопрос Ирина.
-- Ты к нему на заработки... в танцгруппу ходила наниматься? Ну, чтоб за "бугор" свалить, бабок нащелкать? -- опять повернулась к Ирине Ольга. -Ходила?
-- Хо... ходила, -- начала припоминать Ирина.
-- Вместе с какой-то Валентиной?
-- Да.
-- И что ты этой Валентине после просмотра у Пеклушина сказала?
Темный сарай осветился вспышкой. Как тогда в черной-пречерной камере ДИЗО. И тоже тьма как была тьмой, так и осталась. А вспышка ослепила изнутри. И напомнила Ирине о том, о чем она могла лишь догадываться.
-- Я не пошла на просмотр. Там нужно было раздеваться совсем... ну, это... догола, -- еле выдавила Ирина и густо покраснела. Тьма спасла ее.
-- Ну, и чего тут такого?!. Я б разделась...
-- А Валентина пошла. Они обещали такие большие... нет, даже огромные, очень огромные деньги после гастролей, -- сделала вид, что не слышала собеседницу, Ирина. -- И пока Валентина была за занавесом... таким черным... ну, голая, я вышла в другую комнату... Я хотела найти выход... А там... В общем, я услышала разговор двух мужчин. Одного я узнала по голосу. Это был хозяин фирмы. Фамилию я не запомнила...
-- Пеклушин, -- помогла Ольга.
-- Он в очках был. Симпатичный такой. И голос у него мягкий такой и одновременно очень уверенный, как будто он наперед все знает. Как у завуча у нас в школе...
-- Как у пса комсомольского! -- прервала Ольга. -- Чмошником он был горкомовским! Там и голос поставил. Они ж больше ни хрена делать не могли, как только болтать...
-- Они говорили о нас... О тех, кто пришел на просмотр в группу. Говорили так мерзко... Они... они торговались, сколько какая из нас стоит. Как про скот: у кого какой вес, размер... грудей и вообще... Такая похабщина, что повторить не... не могу, -- Ирина произнесла это и ей показалось, что на то, что она сейчас высказала, она потратила столько же сил, сколько на бег по ночному Горняцку. -- И я сразу поняла, что нет никаких танцгрупп, и нет никаких гастролей... Ну, может, гастроли-то и есть, но не те. И деньги -- еще неизвестно: будут они или нет. Они просто хотели вывезти нас в Турцию, отобрать документы и продать в рабство в публичные дома...
-- А что, хорошая работенка! Я б согласилась! Лежишь под клиентом, а денежки щелкают...
-- А тот, второй, не Пеклушин, -- сделала Ирина вид, что не услышала собеседницу, -- он ему сказал: "Ну, ты, Костя, молодец! Еще немного -- и мы весь город превратим в сучью зону".
-- Серьезно? -- удивилась Ольга. -- Это ж у нас была сучья зона... В смысле, колония...
-- Ну, он так сказал... Наверно, он другой смысл в это название вкладывал.
-- Ну, и тянуло тебя за язык?! -- возмутилась Ольга. -- Промолчать, что ли, не могла?
-- Да ведь я только Валентине... Уже потом, на второй день...
-- Ну так вот она тебя и заложила Пеклушину. А тот, видать, струхнул, -- Ольга потянулась за картофелиной, окунула ее в соль, пожевала немного и выплюнула с лошадиным фырканьем. Жевать бумагу было, наверно, приятнее. -- У Пеклушина с комсомольских времен связи еще те. Организовал грабеж магазина, свидетелей соорудил -- все честь по чести. А следователю что надо? Да совсем немного: сотню "баксов" кинь на лапу и никаких профессиональных сомнений уже не будет. Сначала были, а потом -- пш-шик! -и пропали, испарились, -- развела Ольга руками, и снова противно звякнули наручники.
-- Но зачем?! -- вскрикнула Ирина. -- Зачем?!
-- А чтоб спокойнее было. Мало ли: а вдруг ты и вправду сходишь и кое-кому расскажешь про этого гуся... И потом учти, милая, после отсидки, даже если ты уже захочешь его заложить, тебе никто не поверит. У нас в стране так испокон веку принято: бывшим зэкам веры нету... Врубилась?
-- А зачем в колонии... меня убить... зачем? -- не могла понять Ирина.
Наверное, не могла потому, что не было у нее на плечах головы Пеклушина.
-- Валентина ведь твоя в Турции поги-и-ибла, -- протянула Ольга. -Публичный дом сгорел, и она вместе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65