– А теперь? – спросил я. – Существует этот контракт или нет?
– Не знаю, – растерялась Геда, – но могу выяснить. Ты думаешь, это важно?
– Разумеется, – воодушевился я, – ведь он мог послужить мотивом!
– Итак, снова Бонди.
– Или Добеш.
– Ну нет, – улыбнулась Геда, – я ведь знаю и Добеша, и Гертнера… так же, как тебя, Честмир.
Ее трезвый дружеский взгляд вернул меня к действительности. Неужели мы когда-то могли любить друг друга?
14
Томаш в туалете подставил лицо под воду, а потом стал шумно отфыркиваться в полотенце.
– Дурак, – сказал я.
Он растерянно обернулся, изображая удивление, хотя должен был видеть в зеркале, что это я.
– Чего тебе?
– Хочу поздравить, – улыбнулся я, – ярко выступил. Шеф с женой в восторге. Жди повышения.
– Оставь.
– Собственно, меня послал Славик. На тот случай, если тебе станет плохо.
Томаш начал усердно вытираться полотенцем – не слишком свежим, зато с монограммой треста «Рестораны и столовые Праги». Мокрые волосы свисали ему на лоб.
– А я ведь о тебе беспокоился, – забормотал куда-то в мыльницу Томаш, – и если и вел себя как-то не так, то только из-за тебя. Неужели ты этого не понял?
– Что?! А мне-то и невдомек! Так, значит, ты из-за меня так дергался?
– Я дергался? – непонимающе спросил Томаш.
– Дергался, – злорадно настаивал я, – когда маневрировал под столом.
– Ах, ты о Богунке.
– Да, – подтвердил я, – я о том, как ты дергался, отражая любовные наскоки шефовой жены.
– Богунка, конечно, шлюха, – целомудренно сказал Томаш и опять энергично схватился за полотенце.
– Ну, это ваше дело, – небрежно заметил я, – и я бы не упомянул, если бы ты не заявил, что печешься о моем благе.
– Не хочешь – не верь, – отозвался Томаш, – но это так. – Он изрек это точно таким же тоном, каким только что обозвал жену своего шефа особой легкого поведения.
– Ты думаешь, – добродушно продолжал я, – что я ничего не знаю?
– Может, и знаешь, – ответил Том, – но кое-что… кое-что тебе, наверное, неизвестно…
– Как бы не так, если ты, конечно, о Богунке. Томаш поправил галстук и застегнул воротничок.
– Не можешь же ты знать, что…
– Да знаю, знаю, дружок, – усмехнулся я, – и тронут твоим сочувствием.
– Да ну? – искренне удивился Томаш.
– Ну да, – сказал я, – Бубеничек говорил мне, что Богунка путалась с Колдой.
– Но это… – изумленный Гертнер не находил слов, – это же гнусно, в конце концов!
– О мертвых плохо не говорят.
– Я не о Зузане.
– Понимаю, – успокоил я, – ты лучше давай собирайся.
– А все-таки, разве тебе не ясно, как это гнусно?
Мне в тот момент и впрямь не было ясно, как поступить – разыграть из себя растроганного друга или негодующего Зорро-мстителя. Лютеранская натура Томаша, проявляющаяся в его рассуждениях, здорово меня раздражала. Ревновать к Богоушу Колде? Мы все, конечно, ужасно устали, и нервы у нас издерганы, но мы же взрослые люди.
– Отстань.
– Не понимаю! – Томаш вытаращил глаза.
– Может, вернемся?
– Да, – очнулся Томаш, – наверное, они уже ушли. Я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
– Ты обещал, что расскажешь мне… о Зузане.
– А-а, – я вспомнил обещание, которое необдуманно дал, чтобы только отвязаться от Богунки Славиковой. – Потом.
– Поехали ко мне, а? – предложил Томаш.
– К тебе так к тебе… – согласился я.
Мы вернулись в бар. Уже издалека я заметил, как Славик уговаривает жену уйти.
– Ну и засиделись же мы, – сказал Томаш.
– А завтра снова на службу, – весело произнес главный редактор, краем глаза следя за Богункой.
– Ладно, – зевнула Богунка. – Пошли, что ли.
Томаш заговорщицки мне подмигнул. Видишь, мол, как я все устроил. Как и договорились.
Я кивнул:
– Да, на сегодня, пожалуй, хватит.
– М-да, уж вам-то досталось, – мрачно заметил Славик.
Компания Пилата тоже засобиралась. Но я не видел Милоня и той веснушчатой девицы. Неужели ушли вместе? Нет, это как-то не вязалось с ее обликом. У Милоня более чем известная репутация.
– Кого это вы высматриваете? – спросила меня Богунка и поднялась со стула. – Пошли?
– Пошли, – кивнул муж.
– А я, пожалуй, выпью еще кофе, – заявил Гертнер.
Перед нами появилась услужливая пани Махачкова:
– Кофе? Один?
– Мне тоже, – сказал я.
– Значит, два, – улыбнулась пани Махачкова.
Богунка двинулась к выходу, даже не попрощавшись, а Славик перед тем, как за ней последовать, молча пожал руку Тому и кивнул мне.
– Смотри-ка, – Томаш показал на другой конец стойки, – Милонь забыл сумку.
Мы уже остались наедине, и пани Махачкова поставила перед нами кофе.
– Да ведь он здесь, – подмигнула барменша, умерила поток децибелов, несущийся из магнитофона, и приложила к губам палец: – Тсс, слышите?
Из пустого зала, где недавно проводил дискотеку Анди Арношт, доносились звуки рояля и пение. Пел Пилат.
– Чего это он? – спросил Том.
– Он там с девушкой, – томно произнесла Махачкова, прилежная читательница бульварной литературы, – с той малышкой. – Многоопытная дама явно заметила юный возраст новой невесты Милоня.
– Завалимся туда, а? – ухмыльнулся Том.
К нему, похоже, возвращалось настроение.
– Зачем?
– Смеха ради.
– Глупо как-то…
Пока мы спорили, рояль умолк, и раздался звучащий резким диссонансом грохот. Стул, что ли, у них упал. За этим последовала звонкая пощечина.
– Вы бы заглянули туда, Честик, – озабоченно сказала пани Махачкова.
С веснушчатой близняшкой Марлен Жобер мы столкнулись в коридоре.
– Пожалуйста…
В дверях зала показался Пилат. Диалектика причин и следствий взяла свое. На сей раз багровым пятном на левой щеке был отмечен Милонь.
– Яна!
– Исчезни, – дружески посоветовал я Пилату; веснушчатое создание затаилось у меня за спиной.
– Ну ты…
– Исчезни, – повторил я.
И оскорбленный Милонь послушно исчез.
– Спасибо, – сказала девушка.
– Не за что. Вы, я вижу, и сами можете за себя постоять.
– Когда как, – возразила она.
– Верно, – кивнул я, – я и забыл о том парне в темных очках…
Комментировать мои слова она не стала, но и договорить мне не дала:
– Вы не могли бы вызвать мне такси?
– Это лишнее, – сказал я и взглянул на часы. – Перед «Ротондой» их сейчас целая куча. Да и дешевле обойдется, – добавил я отечески. Из сумки, висящей у нее через плечо, выглядывала «История античной философии». – Если хотите, я принесу ваше пальто.
Она заморгала в знак согласия. Томаш обнимал Пилата, а маэстро что-то тихо ворчал. Они даже не заметили, как я взял пальто несостоявшейся невесты – коричневую пелерину с капюшоном.
Девушка ждала меня у лестницы:
– Спасибо.
– Вдруг там уже заперто, – засомневался я, – подождите, я пойду с вами.
Заперто быть не могло, но я хотел ее проводить. Чтобы выглядеть в собственных глазах благородно. Мы поднялись по лестнице и вышли на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42