Но у нас остался крокодиловый чемоданчик, и даже, если в нем битый кирпич, он все равно стоит три или четыре соверена, любому можно продать за эту цену. И если этот джентльмен не вернется в конце года, мы дадим объявление, что, как невостребованная вещь, он будет продан в возмещение убытков.
– Неужели вам ни разу не приходило в голову, что с джентльменом кто-то сыграл дурную шутку, что могло случиться что-то неладное?
– Ну, нет! Она же с ним была, понимаете. Вряд ли можно убить сразу двоих и чтобы никто об этом не узнал. Нет, я думаю, он просто бежал с чьей-нибудь женой или еще удрал какую-нибудь штуку, и они вместе отплыли на Джерсейские острова пароходом, который отправляется в полночь.
– И больше с той самой ночи вы обо всем этом не думали?
– Знаете, сэр, это не мое дело думать обо всем таком. Я, благодарение Богу, не сыщик какой-нибудь.
Сидя в кофейной у огня, Фонс задумчиво выкурил сигарету и в десять часов отправился спать. На следующее утро, рано позавтракав, он пошел бродить по берегу, с одной стороны огражденному остатками старой городской стены и зданием Морского вокзала. Было время прибоя, и волны шаловливо плескались о низкий парапет, и Фонс не мог не заметить, как легко здесь оступиться в темноте и упасть в воду глубиной в восемь-девять футов. Но ведь существовало медицинское показание, что голова его размозжена сильным ударом. И опять же, если бы он утонул, то почему его тело нашли за четыре мили отсюда, спрятанное под сгнившей лодкой! Остаток утра Фонс провел в долгих разговорах с тремя-четырьмя владельцами лодок, которые отдавали их в наем. Он проявил живейший интерес к их делам, а особенно к тому, как, где и когда они сдавали лодки и не случилось ли кому лодку потерять. Он узнал, что однажды – это произошло в прошлом марте – один из них едва не расстался со своим прекрасным скифом, который у него «снял» какой-то незнакомец. Скиф нашли на следующее утро на плаву, недалеко от морского вокзала, а хозяин не получил ни гроша из обещанного полушиллинга за «снятие», что обещал негодяй и мошенник.
Фонс подверг память лодочника большому испытанию, задавая многочисленные вопросы касательно внешности незнакомца, и, хотя и с трудом, но составил некоторое общее представление о нем из того, что запомнилось владельцу лодки.
– Немногие берут лодку в такое время года, – сказал лодочник, – но этот сказал, что у него есть племянница, она живет в Хайте и он хочет покатать ее как-нибудь днем по морю. Он еще сказал: «Может, уже стемнеет, когда я приведу лодку обратно, но я старый морской волк, и ты не бойся, что я лодке вред какой причиню». Это был высокий, на вид сильный парень, похожий на моряка, так что я ему поверил, а он вот эдак со мной поступил, – обиженно закончил лодочник свой рассказ.
– Если вы точно скажете, какого числа он взял лодку, заплачу соверен, – ответил Фонс.
Получив такое стимулирующее обещание, лодочник сказал, что, пожалуй, найдет число. У него была самодельная тетрадка, в которую он записывал, когда и за сколько «сняли» лодку, и он, конечно, должен был отметить тот день, когда отдал лодку «даром» и как его обманули. Фонс пошел к нему домой, в причудливую старую хибарку между рекой и воротами, ведущими на причал, и не отставал от него, пока не положил в бумажник копию нужной ему записи.
– Мне, может быть, понадобится ваша помощь на следующем судебном заседании, но вам заплатят за потраченное время.
– Благодарю, сэр. Я знаю, что этот верзила был тот еще фрукт.
Так Фонс получил на свои вопросы все ответы, которые могло дать пребывание в Саутхэмптоне.
Наутро он вернулся в Лондон и провел волнующий вечер в «Бойцовом петухе» в обществе мистера Болиско и небольшой сплоченной группы его поклонников, из которых одни были букмекерами, а другие представляли благородную боксерскую профессию. Все разговоры сводились, преимущественно, к событиям на беговых дорожках и на ринге, и хоть эти беседы не дали прямых ответов на некоторые вопросы, но Фонс получил возможность использовать всю мощь своей проницательности и познаний в психологии, следя за проявлениями характера Болиско.
«Дикий, двуногий зверь», – подытожил Фонс свои наблюдения, возвращаясь из спортивной таверны. На следующее утро он, беседуя в уединенном помещении с хозяином «Бойцового петуха», получил более чем прямые ответы на оставшиеся вопросы.
Во-первых, что связывало Кейт Делмейн, в девичестве Проджерс, и Джима Болиско. Мистер Лодвей, теперешний владелец кабачка, тогда был барменом у Билла Проджерса, хозяина «Бойцового петуха», и помнил Китти Проджерс, когда ей было лет пятнадцать, упрямую и заносчивую девчонку в фартучке, но она всегда была красоткой и всегда с дьявольски тяжелым характером. Была она единственным ребенком, росла без матери, о которой никто ничего не знал. Она умерла до того, как Проджерс стал владельцем «Петуха». Девушка и отец часто ссорились, и Болиско, квартировавший у них время от времени, обычно брал сторону Китти, и порой у них с Проджерсом дело доходило до драки. Вот с этого времени, – заключил мистер Лодвей, – боксер и Китти стали держаться вместе.
– Значит Кейт и Болиско влюбились друг в друга?
– Ну, они вроде бы подружились, только она всегда была своенравная, и никто не думал, что эта дружба может привести к чему-нибудь серьезному. Болиско тогда был красивым парнем, до того, как ему хаммерсмитский негр сломал нюхало. Но с Китти он был в друзьях год, а то и два, более или менее прочно, хотя Кейт ни с кем не могла ужиться мирно. И потом однажды, после ссоры с отцом, она ушла из дому и поступила в «Великолепный театр». Ее туда сразу взяли. В семнадцать-то лет она стала такой красавицей, что достаточно ей было только показаться менеджеру и порядок. Наверное у него было человек сорок таких девушек и он всем платил одинаково. К этому времени ее папаша уже пил горькую, дела у него шли все хуже, и ему до нее было дело, как до убежавшего котенка. Но я и еще один-два парня отправились разузнать, где она, нашли ее в приличных меблированных комнатах на Кэтрин-стрит, и она строго себя соблюдала. Но через полгода у нее был уже дом в Сент-Джонс Вуд, и она разъезжала в карете, словно герцогиня. И за все это платил денежки один покровитель Болиско, баронет из Йоркшира очень молодой и зеленый, как ранняя капуста.
– И Болиско был при ней?
– Господи, конечно! Он не собирался терять ее из виду, пока на нее тратился этот молодой мозгляк.
– Очевидно, мистер Болиско немножко склонен к мотовству?
– Да нет, множко. Никогда у него деньги долго не держались, хотя щедрости особой за ним тоже не наблюдалось, насколько мне известно. Все уходило на компанию таких же бездельников-боксеров или на бега. Конечно, ему иногда везло, но, как правило, Болиско в игре не счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Неужели вам ни разу не приходило в голову, что с джентльменом кто-то сыграл дурную шутку, что могло случиться что-то неладное?
– Ну, нет! Она же с ним была, понимаете. Вряд ли можно убить сразу двоих и чтобы никто об этом не узнал. Нет, я думаю, он просто бежал с чьей-нибудь женой или еще удрал какую-нибудь штуку, и они вместе отплыли на Джерсейские острова пароходом, который отправляется в полночь.
– И больше с той самой ночи вы обо всем этом не думали?
– Знаете, сэр, это не мое дело думать обо всем таком. Я, благодарение Богу, не сыщик какой-нибудь.
Сидя в кофейной у огня, Фонс задумчиво выкурил сигарету и в десять часов отправился спать. На следующее утро, рано позавтракав, он пошел бродить по берегу, с одной стороны огражденному остатками старой городской стены и зданием Морского вокзала. Было время прибоя, и волны шаловливо плескались о низкий парапет, и Фонс не мог не заметить, как легко здесь оступиться в темноте и упасть в воду глубиной в восемь-девять футов. Но ведь существовало медицинское показание, что голова его размозжена сильным ударом. И опять же, если бы он утонул, то почему его тело нашли за четыре мили отсюда, спрятанное под сгнившей лодкой! Остаток утра Фонс провел в долгих разговорах с тремя-четырьмя владельцами лодок, которые отдавали их в наем. Он проявил живейший интерес к их делам, а особенно к тому, как, где и когда они сдавали лодки и не случилось ли кому лодку потерять. Он узнал, что однажды – это произошло в прошлом марте – один из них едва не расстался со своим прекрасным скифом, который у него «снял» какой-то незнакомец. Скиф нашли на следующее утро на плаву, недалеко от морского вокзала, а хозяин не получил ни гроша из обещанного полушиллинга за «снятие», что обещал негодяй и мошенник.
Фонс подверг память лодочника большому испытанию, задавая многочисленные вопросы касательно внешности незнакомца, и, хотя и с трудом, но составил некоторое общее представление о нем из того, что запомнилось владельцу лодки.
– Немногие берут лодку в такое время года, – сказал лодочник, – но этот сказал, что у него есть племянница, она живет в Хайте и он хочет покатать ее как-нибудь днем по морю. Он еще сказал: «Может, уже стемнеет, когда я приведу лодку обратно, но я старый морской волк, и ты не бойся, что я лодке вред какой причиню». Это был высокий, на вид сильный парень, похожий на моряка, так что я ему поверил, а он вот эдак со мной поступил, – обиженно закончил лодочник свой рассказ.
– Если вы точно скажете, какого числа он взял лодку, заплачу соверен, – ответил Фонс.
Получив такое стимулирующее обещание, лодочник сказал, что, пожалуй, найдет число. У него была самодельная тетрадка, в которую он записывал, когда и за сколько «сняли» лодку, и он, конечно, должен был отметить тот день, когда отдал лодку «даром» и как его обманули. Фонс пошел к нему домой, в причудливую старую хибарку между рекой и воротами, ведущими на причал, и не отставал от него, пока не положил в бумажник копию нужной ему записи.
– Мне, может быть, понадобится ваша помощь на следующем судебном заседании, но вам заплатят за потраченное время.
– Благодарю, сэр. Я знаю, что этот верзила был тот еще фрукт.
Так Фонс получил на свои вопросы все ответы, которые могло дать пребывание в Саутхэмптоне.
Наутро он вернулся в Лондон и провел волнующий вечер в «Бойцовом петухе» в обществе мистера Болиско и небольшой сплоченной группы его поклонников, из которых одни были букмекерами, а другие представляли благородную боксерскую профессию. Все разговоры сводились, преимущественно, к событиям на беговых дорожках и на ринге, и хоть эти беседы не дали прямых ответов на некоторые вопросы, но Фонс получил возможность использовать всю мощь своей проницательности и познаний в психологии, следя за проявлениями характера Болиско.
«Дикий, двуногий зверь», – подытожил Фонс свои наблюдения, возвращаясь из спортивной таверны. На следующее утро он, беседуя в уединенном помещении с хозяином «Бойцового петуха», получил более чем прямые ответы на оставшиеся вопросы.
Во-первых, что связывало Кейт Делмейн, в девичестве Проджерс, и Джима Болиско. Мистер Лодвей, теперешний владелец кабачка, тогда был барменом у Билла Проджерса, хозяина «Бойцового петуха», и помнил Китти Проджерс, когда ей было лет пятнадцать, упрямую и заносчивую девчонку в фартучке, но она всегда была красоткой и всегда с дьявольски тяжелым характером. Была она единственным ребенком, росла без матери, о которой никто ничего не знал. Она умерла до того, как Проджерс стал владельцем «Петуха». Девушка и отец часто ссорились, и Болиско, квартировавший у них время от времени, обычно брал сторону Китти, и порой у них с Проджерсом дело доходило до драки. Вот с этого времени, – заключил мистер Лодвей, – боксер и Китти стали держаться вместе.
– Значит Кейт и Болиско влюбились друг в друга?
– Ну, они вроде бы подружились, только она всегда была своенравная, и никто не думал, что эта дружба может привести к чему-нибудь серьезному. Болиско тогда был красивым парнем, до того, как ему хаммерсмитский негр сломал нюхало. Но с Китти он был в друзьях год, а то и два, более или менее прочно, хотя Кейт ни с кем не могла ужиться мирно. И потом однажды, после ссоры с отцом, она ушла из дому и поступила в «Великолепный театр». Ее туда сразу взяли. В семнадцать-то лет она стала такой красавицей, что достаточно ей было только показаться менеджеру и порядок. Наверное у него было человек сорок таких девушек и он всем платил одинаково. К этому времени ее папаша уже пил горькую, дела у него шли все хуже, и ему до нее было дело, как до убежавшего котенка. Но я и еще один-два парня отправились разузнать, где она, нашли ее в приличных меблированных комнатах на Кэтрин-стрит, и она строго себя соблюдала. Но через полгода у нее был уже дом в Сент-Джонс Вуд, и она разъезжала в карете, словно герцогиня. И за все это платил денежки один покровитель Болиско, баронет из Йоркшира очень молодой и зеленый, как ранняя капуста.
– И Болиско был при ней?
– Господи, конечно! Он не собирался терять ее из виду, пока на нее тратился этот молодой мозгляк.
– Очевидно, мистер Болиско немножко склонен к мотовству?
– Да нет, множко. Никогда у него деньги долго не держались, хотя щедрости особой за ним тоже не наблюдалось, насколько мне известно. Все уходило на компанию таких же бездельников-боксеров или на бега. Конечно, ему иногда везло, но, как правило, Болиско в игре не счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50