Я. Малиновский более не допускал распыления ее сил.
Противник стремился уничтожить советские войска между Доном и Кубанью. Это вынуждало нас быстро отходить к Северному Кавказу. С 21 июля по 17 августа соединения и части фронта отошли на 500-600 километров. В этих условиях авиационным командирам нередко приходилось самостоятельно решать вопросы самообороны, эвакуации и снабжения. В Сальских степях не было ни аэродромной сети, ни материальных запасов.
Авиаторы вели боевые действия на пределе человеческих возможностей. Совершая ежедневно по нескольку вылетов, летчики очень часто поднимались с одного аэродрома, а садились на другом, так как за это время прежние уже оказывались в зоне боевых действий наземных частей.
Огромную нагрузку испытывал тыл армии, возглавляемый генерал-майором П. В. Коротаевым, Надо было отыскивать новые аэродромы, добывать горючее и боеприпасы в районах довоенной дислокации авиашкол и авиачастей, а также на железнодорожных станциях.
С 21 июля по 17 августа самолеты 4-й воздушной армии совершили более 10 000 боевых вылетов. Действия авиации сыграли значительную роль в срыве замысла противника по окружению и уничтожению войск Южного фронта.
Хочу привести выдержки из дневника М. Н. Полякова, относящиеся к этим дням.
"Связной из армии привез приказ начальнику РАБ полковнику М. А. Васильеву развернуть временную базу и принять авиаполки в Мечетинской и "Гиганте".
Большая, красивая, цветущая станица Мечетинская. Здесь, за Доном, а теперь и за Манычем, значительно спокойнее. Наши бомбят и штурмуют объекты в занятом противником Ростове и переправы. "Работают" неплохо. Пока фашистам не удалось форсировать Дон.
...Сегодня перебазирование. Все утро вдали не умолкает канонада. Нас бомбят. Работы много. Еле держусь на ногах. Радует, что имущество санслужбы постепенно собирается, личный состав приходит в себя. Стоит невыносимая жара.
...Бои идут у Б. Орловки, которую мы оставили три дня назад. Немцы лезут напролом, наши с боями отходят. Боеприпасов почти нет. Горючего ни капли. Летчики и техники, рыдая как дети, сегодня сжигали свои СУ-2. Кто-то сказал, что этих старых самолетов не жалко, дадут "илы". Его чуть не убили.
...Редкие селения, попадающиеся на пути, спешно эвакуируются. Картина тяжелая. Полная беспомощность женщин и детей. Невозможно смотреть им в глаза. Немцы бомбят почти каждую деревушку. Под обстрелом дороги.
Пылает Буденновск. Вывезенный из него госпиталь бездействует, тащится вслед за войсками. Гибнут медикаменты, ценное имущество, перевязочные материалы. Кое-что я отправил в наши лазареты. Ни армейских, ни фронтовых складов поблизости нет, а сельские аптеки пусты.
...Едем и едем по знойной, безводной степи. Вокруг ни деревца, ни ручейка. Степь ровная как стол. Только на востоке, в направлении Каспия, сквозь дрожащую дымку вырисовываются невысокие барханы. Пыль не оседает. Техники, "безлошадные" летчики, комсостав - все идем пешком: на машинах раненые и больные да необходимое имущество.
А ночь холодная. Костры разжигать нельзя. Скрытно кипятим чай только для раненых.
Где бы ни остановились - сейчас же ставим палатку операционную. Поскольку в одной колонне все лазареты БАО, в хирургах недостатка нет. Оперируем, в основном, удачно. Своих раненых никому не передаем. Довезем их хоть до Кавказа. Успокаиваем раненых летчиков, которые боятся, что мы сунем их в какой-нибудь ЭГ и они отобьются от армии..."
Мне кажется, сопоставление этого и приведенного выше отрывка из дневника одного человека дает представление об изменении самого характера нашего отступления после 21 июля. Были такие же, а подчас и большие тяготы, возникали угрожающие, а порой и отчаянные ситуации. Должно быть, некоторых охватывало непонимание: "Куда мы откатываемся? Доколе?" Но нервозность, граничащая с паникой, уступила место иному душевному состоянию.
Как и все, кто пережил войну, не могу обойти молчанием факт огромного мобилизующего значения приказа № 227 Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, с которым армия ознакомилась в эти дни. В нем говорилось о том, что "отступать дальше - значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину". Командный и политический состав обязан обеспечить резкий перелом в военных действиях. Необходимо объявить решительную борьбу трусам, нарушителям дисциплины. Исход войны решается именно сейчас. И люди нашли в себе такие внутренние резервы, о которых, может быть, даже не подозревали.
- Александр Николаевич, вы можете полететь в Солдатско-Александровскую?
Настойчиво потряхивая за плечо, Быков вывел меня из состояния тяжелого забытья. Сиял день, а я лежал на лавке в душной хате с земляным полом. Никогда до этого не испытывал такого чувства полной разбитости. Пережил такую ненависть к врагу, такое душевное страдание, описать которые невозможно...
Два часа назад здесь, в заполненной войсками станице Кавказская, воспитательницы вывели на прогулку малышей из детского сада. Пошли с ними на поляну, подальше от домов и грохочущих по улицам машин. Вдруг в небе появился и снизился "Мессершмитт-110". Фашист, видимо, вел разведку и теперь решил освободиться от груза бомб. Какую же цель он выбрал? Описав несколько кругов, он рассчетливо метнул бомбы в детей, сидевших на поляне. Большего варварства, слепой злобы, человеконенавистничества невозможно себе представить! Было много убитых, раненых, искалеченных на всю жизнь малышей. Когда хирурги в лазарете ампутировали кому ручку, кому ножку и делали другие операции, слезы застилали им глаза. Побывав в лазарете, я пришел в свою хату, упал на лавку и словно провалился в яму...
- Лететь? Куда? Зачем?
- Туда прибыл штаб двести шестнадцатой истребительной авиадивизии. Она понесла большие потери. Расспросите Жилина (это был начальник санслужбы дивизии), где, когда и куда эвакуированы раненые летчики.
Узнайте, чем нужно ему помочь. Он по званию старше нас с вами и, по-моему, избегает обращаться с просьбами.
- Слушаюсь, Павел Константинович. Тогда заодно из Солдатско-Александровской я попробую добраться до Георгиевска, получить со склада какое-нибудь медицинское имущество. Полагаю, что Жилин найдет автомашину.
- Хорошо. Сюда, в Кавказскую, не возвращайтесь. Штаб армии скоро снимется с места.
Через несколько минут я поднялся на У-2 в воздух.
Летел и думал, какую огромную работу выполняют самолеты связи. Без них штаб не мог бы так оперативно руководить действиями авиационных частей и соединений. Вражеские истребители охотятся за ними, хорошо понимая их значение. У нас погибло уже несколько летчиков и офицеров связи.
В Солдатско-Александровской увидел летчиков-истребителей, летавших на самолетах МиГ-3 и И-16.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Противник стремился уничтожить советские войска между Доном и Кубанью. Это вынуждало нас быстро отходить к Северному Кавказу. С 21 июля по 17 августа соединения и части фронта отошли на 500-600 километров. В этих условиях авиационным командирам нередко приходилось самостоятельно решать вопросы самообороны, эвакуации и снабжения. В Сальских степях не было ни аэродромной сети, ни материальных запасов.
Авиаторы вели боевые действия на пределе человеческих возможностей. Совершая ежедневно по нескольку вылетов, летчики очень часто поднимались с одного аэродрома, а садились на другом, так как за это время прежние уже оказывались в зоне боевых действий наземных частей.
Огромную нагрузку испытывал тыл армии, возглавляемый генерал-майором П. В. Коротаевым, Надо было отыскивать новые аэродромы, добывать горючее и боеприпасы в районах довоенной дислокации авиашкол и авиачастей, а также на железнодорожных станциях.
С 21 июля по 17 августа самолеты 4-й воздушной армии совершили более 10 000 боевых вылетов. Действия авиации сыграли значительную роль в срыве замысла противника по окружению и уничтожению войск Южного фронта.
Хочу привести выдержки из дневника М. Н. Полякова, относящиеся к этим дням.
"Связной из армии привез приказ начальнику РАБ полковнику М. А. Васильеву развернуть временную базу и принять авиаполки в Мечетинской и "Гиганте".
Большая, красивая, цветущая станица Мечетинская. Здесь, за Доном, а теперь и за Манычем, значительно спокойнее. Наши бомбят и штурмуют объекты в занятом противником Ростове и переправы. "Работают" неплохо. Пока фашистам не удалось форсировать Дон.
...Сегодня перебазирование. Все утро вдали не умолкает канонада. Нас бомбят. Работы много. Еле держусь на ногах. Радует, что имущество санслужбы постепенно собирается, личный состав приходит в себя. Стоит невыносимая жара.
...Бои идут у Б. Орловки, которую мы оставили три дня назад. Немцы лезут напролом, наши с боями отходят. Боеприпасов почти нет. Горючего ни капли. Летчики и техники, рыдая как дети, сегодня сжигали свои СУ-2. Кто-то сказал, что этих старых самолетов не жалко, дадут "илы". Его чуть не убили.
...Редкие селения, попадающиеся на пути, спешно эвакуируются. Картина тяжелая. Полная беспомощность женщин и детей. Невозможно смотреть им в глаза. Немцы бомбят почти каждую деревушку. Под обстрелом дороги.
Пылает Буденновск. Вывезенный из него госпиталь бездействует, тащится вслед за войсками. Гибнут медикаменты, ценное имущество, перевязочные материалы. Кое-что я отправил в наши лазареты. Ни армейских, ни фронтовых складов поблизости нет, а сельские аптеки пусты.
...Едем и едем по знойной, безводной степи. Вокруг ни деревца, ни ручейка. Степь ровная как стол. Только на востоке, в направлении Каспия, сквозь дрожащую дымку вырисовываются невысокие барханы. Пыль не оседает. Техники, "безлошадные" летчики, комсостав - все идем пешком: на машинах раненые и больные да необходимое имущество.
А ночь холодная. Костры разжигать нельзя. Скрытно кипятим чай только для раненых.
Где бы ни остановились - сейчас же ставим палатку операционную. Поскольку в одной колонне все лазареты БАО, в хирургах недостатка нет. Оперируем, в основном, удачно. Своих раненых никому не передаем. Довезем их хоть до Кавказа. Успокаиваем раненых летчиков, которые боятся, что мы сунем их в какой-нибудь ЭГ и они отобьются от армии..."
Мне кажется, сопоставление этого и приведенного выше отрывка из дневника одного человека дает представление об изменении самого характера нашего отступления после 21 июля. Были такие же, а подчас и большие тяготы, возникали угрожающие, а порой и отчаянные ситуации. Должно быть, некоторых охватывало непонимание: "Куда мы откатываемся? Доколе?" Но нервозность, граничащая с паникой, уступила место иному душевному состоянию.
Как и все, кто пережил войну, не могу обойти молчанием факт огромного мобилизующего значения приказа № 227 Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, с которым армия ознакомилась в эти дни. В нем говорилось о том, что "отступать дальше - значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину". Командный и политический состав обязан обеспечить резкий перелом в военных действиях. Необходимо объявить решительную борьбу трусам, нарушителям дисциплины. Исход войны решается именно сейчас. И люди нашли в себе такие внутренние резервы, о которых, может быть, даже не подозревали.
- Александр Николаевич, вы можете полететь в Солдатско-Александровскую?
Настойчиво потряхивая за плечо, Быков вывел меня из состояния тяжелого забытья. Сиял день, а я лежал на лавке в душной хате с земляным полом. Никогда до этого не испытывал такого чувства полной разбитости. Пережил такую ненависть к врагу, такое душевное страдание, описать которые невозможно...
Два часа назад здесь, в заполненной войсками станице Кавказская, воспитательницы вывели на прогулку малышей из детского сада. Пошли с ними на поляну, подальше от домов и грохочущих по улицам машин. Вдруг в небе появился и снизился "Мессершмитт-110". Фашист, видимо, вел разведку и теперь решил освободиться от груза бомб. Какую же цель он выбрал? Описав несколько кругов, он рассчетливо метнул бомбы в детей, сидевших на поляне. Большего варварства, слепой злобы, человеконенавистничества невозможно себе представить! Было много убитых, раненых, искалеченных на всю жизнь малышей. Когда хирурги в лазарете ампутировали кому ручку, кому ножку и делали другие операции, слезы застилали им глаза. Побывав в лазарете, я пришел в свою хату, упал на лавку и словно провалился в яму...
- Лететь? Куда? Зачем?
- Туда прибыл штаб двести шестнадцатой истребительной авиадивизии. Она понесла большие потери. Расспросите Жилина (это был начальник санслужбы дивизии), где, когда и куда эвакуированы раненые летчики.
Узнайте, чем нужно ему помочь. Он по званию старше нас с вами и, по-моему, избегает обращаться с просьбами.
- Слушаюсь, Павел Константинович. Тогда заодно из Солдатско-Александровской я попробую добраться до Георгиевска, получить со склада какое-нибудь медицинское имущество. Полагаю, что Жилин найдет автомашину.
- Хорошо. Сюда, в Кавказскую, не возвращайтесь. Штаб армии скоро снимется с места.
Через несколько минут я поднялся на У-2 в воздух.
Летел и думал, какую огромную работу выполняют самолеты связи. Без них штаб не мог бы так оперативно руководить действиями авиационных частей и соединений. Вражеские истребители охотятся за ними, хорошо понимая их значение. У нас погибло уже несколько летчиков и офицеров связи.
В Солдатско-Александровской увидел летчиков-истребителей, летавших на самолетах МиГ-3 и И-16.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81