Не ищи только классиков мировой литературы — они у фашистов не в моде.
Впереди над зелеными кронами показались черепичные крыши — город Грайворон. На главной его площади мы увидели толпу, в ней были и военные.
— Товарищ генерал, осматриваем новые немецкие танки! — доложил старший из офицеров.
Танки и в самом деле были новехонькие — словно только что с конвейера.
Тут ко мне подошел начальник штаба корпуса полковник М. И. Забелин. Он сообщил, что через офицера связи получена важная информация о положении на фронтах.
Михаил Иванович Забелин, как и Филинов, прибыл в корпус недавно. Несколько лет он работал военным советником в нашем посольстве в Китае, а до этого был начальником штаба кавалерийского корпуса. Словом, человек опытный. Это чувствуется по его докладу — неторопливому, лаконичному.
— Воронежский и Степной фронты продолжают успешно продвигаться, говорил Забелин. — Однако в районе Ахтырки — неприятности. Танковая группировка противника нанесла сильный контрудар и овладела городом. Армия генерала Трофименко, по следам которой идет наш корпус, ведет там тяжелые бои. В связи с этим Ставка передала нашу армию Воронежскому фронту, под начало генерала армии Ватутина.
Корпусу было приказано к утру 17 августа скрытно, ночными маршами выйти в район сел Екатериновка, Воскресеновка, в тыл 27-й армии, и создать там оборонительный рубеж.
Вы знакомы с товарищем Ватутиным? — спросил меня Забелин, когда мы сели в машину.
Я ответил, что видел его лишь однажды, в декабре 1940 года, во время большой военной игры на картах, организованной новым Наркомом обороны маршалом С. К. Тимошенко. Маршал С. М. Буденный руководил группой, решавшей задачи за командиров корпусов, а Ватутин был его помощником.
Мне, тогда еще молодому командиру дивизии, эти занятия показались очень интересными. «Противник» первым нанес удар. Затем он был либо окружен и уничтожен, либо отброшен с большими потерями.
В ходе игры тылы наших корпусов и армий работали бесперебойно, противовоздушная оборона успешно отражала вражеские попытки воздействовать на линии снабжения. Дивизии считались полностью укомплектованными. И в обороне и в наступлении они получали полосы, строго соответствующие уставным.
Примерно так рассказывал я Забелину, и мы оба, наверное, думали об одном и том же: полезно, когда штабная игра нацеливает на благоприятное развитие боевых действий, ставит перед командирами задачу решительно преследовать и уничтожать отступающего противника, но трижды полезно, если предусматривается также и тяжелая борьба — оборона малыми силами на широком фронте, встречный бой без средств усиления, прорыв из тактического и стратегического окружения. Ведь подобные ситуации хорошо воспитывают командирскую инициативу, смелость, чувство особой ответственности за исход борьбы.
Утром 18 августа я приехал на командный пункт 27-й армии, в село Воскресеновку. Дежурный офицер проводил меня к командующему. Штабной автобус стоял в большом фруктовом саду. Войдя внутрь, я увидел генерала Трофименко. Он сидел в кожаном кресле у столика и говорил по телефону. Темноволосый, крупноголовый, со строгими чертами лица, Сергей Георгиевич показался мне очень сильным человеком. Во всей его повадке чувствовалась недюжинная воля и решительность.
Генерал был так занят телефонным разговором, что сперва не заметил меня. Разговор, видимо, был не из приятных. Положив трубку, он склонился над картой.
Потом, словно почувствовав постороннего, обернулся. Я представился.
— Один или с корпусом? — спросил он.
— С корпусом.
— А где он? Сейчас где находится?
— Здесь и здесь, — показал я на карте. — Готовим оборону.
— А что у вас есть? Состав?
— Три гвардейские воздушнодесантные дивизии.
— Вот это хорошо! Четвертая гвардейская армия?
— Да. Двадцать первый корпус идет следом за нами. Видимо, сюда же. Возможно, прибудет еще и танковый корпус.
— Ну, я теперь, как говорят, у Христа за пазухой, — сразу повеселел Трофименко. — А то такая, брат, обстановка… Десятые сутки в непрерывных боях, а фриц все подбрасывает силы. До четырех танковых дивизий против меня. Сдали мы Ахтырку… Вот сейчас имел крупный разговор с начальством.
Телефон звонил непрерывно — ведь там, впереди, километрах в десяти отсюда, шел жестокий бой; поэтому мы условились о взаимной связи, об обмене информацией, и я уехал.
Побывав на командном пункте 27-й армии, поговорив накоротке с ее командующим, я, естественно, не мог оценить всей сложности обстановки. Разобрался в ной много позднее, когда познакомился с архивными документами.
Введенная в бой в начале августа 27-я армия успешно продвигалась. Глубоким клином врезавшись в немецкий фронт, ее соединения участвовали в разгроме борисовской группировки противника. Гитлеровское командование спешно предприняло ответные меры. Оно бросило сильную танковую дивизию на острие клина 27-й армии и в то же время ударило по его основанию с севера.
План противника был прост: срезать клин клином.
И вот в 8.30 18 августа, то есть за несколько часов до нашего разговора с генералом Трофименко, группировка в составе моторизованной дивизии «Великая Германия», 10-й моторизованной дивизии, двух отдельных батальонов танков «тигр», четырех полков самоходной артиллерии, а также отдельных частей и подразделений 7, 11 и 19-й танковых дивизий атаковала 27-ю армию.
Удар значительной частя сил этой бронированной массы первой приняла на себя 166-я стрелковая дивизия. Два ее полка сразу же попали в окружение, из которого вышли только на четвертый день ожесточенных боев.
Танковый клин врага вошел наискосок в тело 27-й армии и продвигался через Ахтырку на юго-восток. Советское командование знало о планах гитлеровцев. Именно поэтому оно заранее двинуло в угрожаемый район 4-ю гвардейскую армию. Наш корпус должен был первым вступить в дело.
Пока я ездил в 27-ю армию, в корпусе прошли митинги. Филинов успел побывать в нескольких частях и с удовлетворением рассказывал о торжественной, почти праздничной атмосфере, в которой гвардейские полки готовились к сражению. На митингах выступило много солдат и сержантов. Мысли гвардейцев, пожалуй, точнее и проще всех выразил ветеран 25-го полка младший сержант Бровкин, который сказал:
— Мы долго ждали. Дождались. Позади нас война, впереди — тоже война. Давайте же окоротим ее здесь, на этих полях. Покажем фашисту, на что способна гвардия!
В полдень на командном пункте корпуса собрались старшие офицеры управления. Начальник разведывательного отдела подполковник В. А. Соловьев доложил, что разведчики из 8-й дивизии уже наблюдают сильный бой впереди, в районе совхоза «Ударник». Черный дым от горящих танков поднимается к небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Впереди над зелеными кронами показались черепичные крыши — город Грайворон. На главной его площади мы увидели толпу, в ней были и военные.
— Товарищ генерал, осматриваем новые немецкие танки! — доложил старший из офицеров.
Танки и в самом деле были новехонькие — словно только что с конвейера.
Тут ко мне подошел начальник штаба корпуса полковник М. И. Забелин. Он сообщил, что через офицера связи получена важная информация о положении на фронтах.
Михаил Иванович Забелин, как и Филинов, прибыл в корпус недавно. Несколько лет он работал военным советником в нашем посольстве в Китае, а до этого был начальником штаба кавалерийского корпуса. Словом, человек опытный. Это чувствуется по его докладу — неторопливому, лаконичному.
— Воронежский и Степной фронты продолжают успешно продвигаться, говорил Забелин. — Однако в районе Ахтырки — неприятности. Танковая группировка противника нанесла сильный контрудар и овладела городом. Армия генерала Трофименко, по следам которой идет наш корпус, ведет там тяжелые бои. В связи с этим Ставка передала нашу армию Воронежскому фронту, под начало генерала армии Ватутина.
Корпусу было приказано к утру 17 августа скрытно, ночными маршами выйти в район сел Екатериновка, Воскресеновка, в тыл 27-й армии, и создать там оборонительный рубеж.
Вы знакомы с товарищем Ватутиным? — спросил меня Забелин, когда мы сели в машину.
Я ответил, что видел его лишь однажды, в декабре 1940 года, во время большой военной игры на картах, организованной новым Наркомом обороны маршалом С. К. Тимошенко. Маршал С. М. Буденный руководил группой, решавшей задачи за командиров корпусов, а Ватутин был его помощником.
Мне, тогда еще молодому командиру дивизии, эти занятия показались очень интересными. «Противник» первым нанес удар. Затем он был либо окружен и уничтожен, либо отброшен с большими потерями.
В ходе игры тылы наших корпусов и армий работали бесперебойно, противовоздушная оборона успешно отражала вражеские попытки воздействовать на линии снабжения. Дивизии считались полностью укомплектованными. И в обороне и в наступлении они получали полосы, строго соответствующие уставным.
Примерно так рассказывал я Забелину, и мы оба, наверное, думали об одном и том же: полезно, когда штабная игра нацеливает на благоприятное развитие боевых действий, ставит перед командирами задачу решительно преследовать и уничтожать отступающего противника, но трижды полезно, если предусматривается также и тяжелая борьба — оборона малыми силами на широком фронте, встречный бой без средств усиления, прорыв из тактического и стратегического окружения. Ведь подобные ситуации хорошо воспитывают командирскую инициативу, смелость, чувство особой ответственности за исход борьбы.
Утром 18 августа я приехал на командный пункт 27-й армии, в село Воскресеновку. Дежурный офицер проводил меня к командующему. Штабной автобус стоял в большом фруктовом саду. Войдя внутрь, я увидел генерала Трофименко. Он сидел в кожаном кресле у столика и говорил по телефону. Темноволосый, крупноголовый, со строгими чертами лица, Сергей Георгиевич показался мне очень сильным человеком. Во всей его повадке чувствовалась недюжинная воля и решительность.
Генерал был так занят телефонным разговором, что сперва не заметил меня. Разговор, видимо, был не из приятных. Положив трубку, он склонился над картой.
Потом, словно почувствовав постороннего, обернулся. Я представился.
— Один или с корпусом? — спросил он.
— С корпусом.
— А где он? Сейчас где находится?
— Здесь и здесь, — показал я на карте. — Готовим оборону.
— А что у вас есть? Состав?
— Три гвардейские воздушнодесантные дивизии.
— Вот это хорошо! Четвертая гвардейская армия?
— Да. Двадцать первый корпус идет следом за нами. Видимо, сюда же. Возможно, прибудет еще и танковый корпус.
— Ну, я теперь, как говорят, у Христа за пазухой, — сразу повеселел Трофименко. — А то такая, брат, обстановка… Десятые сутки в непрерывных боях, а фриц все подбрасывает силы. До четырех танковых дивизий против меня. Сдали мы Ахтырку… Вот сейчас имел крупный разговор с начальством.
Телефон звонил непрерывно — ведь там, впереди, километрах в десяти отсюда, шел жестокий бой; поэтому мы условились о взаимной связи, об обмене информацией, и я уехал.
Побывав на командном пункте 27-й армии, поговорив накоротке с ее командующим, я, естественно, не мог оценить всей сложности обстановки. Разобрался в ной много позднее, когда познакомился с архивными документами.
Введенная в бой в начале августа 27-я армия успешно продвигалась. Глубоким клином врезавшись в немецкий фронт, ее соединения участвовали в разгроме борисовской группировки противника. Гитлеровское командование спешно предприняло ответные меры. Оно бросило сильную танковую дивизию на острие клина 27-й армии и в то же время ударило по его основанию с севера.
План противника был прост: срезать клин клином.
И вот в 8.30 18 августа, то есть за несколько часов до нашего разговора с генералом Трофименко, группировка в составе моторизованной дивизии «Великая Германия», 10-й моторизованной дивизии, двух отдельных батальонов танков «тигр», четырех полков самоходной артиллерии, а также отдельных частей и подразделений 7, 11 и 19-й танковых дивизий атаковала 27-ю армию.
Удар значительной частя сил этой бронированной массы первой приняла на себя 166-я стрелковая дивизия. Два ее полка сразу же попали в окружение, из которого вышли только на четвертый день ожесточенных боев.
Танковый клин врага вошел наискосок в тело 27-й армии и продвигался через Ахтырку на юго-восток. Советское командование знало о планах гитлеровцев. Именно поэтому оно заранее двинуло в угрожаемый район 4-ю гвардейскую армию. Наш корпус должен был первым вступить в дело.
Пока я ездил в 27-ю армию, в корпусе прошли митинги. Филинов успел побывать в нескольких частях и с удовлетворением рассказывал о торжественной, почти праздничной атмосфере, в которой гвардейские полки готовились к сражению. На митингах выступило много солдат и сержантов. Мысли гвардейцев, пожалуй, точнее и проще всех выразил ветеран 25-го полка младший сержант Бровкин, который сказал:
— Мы долго ждали. Дождались. Позади нас война, впереди — тоже война. Давайте же окоротим ее здесь, на этих полях. Покажем фашисту, на что способна гвардия!
В полдень на командном пункте корпуса собрались старшие офицеры управления. Начальник разведывательного отдела подполковник В. А. Соловьев доложил, что разведчики из 8-й дивизии уже наблюдают сильный бой впереди, в районе совхоза «Ударник». Черный дым от горящих танков поднимается к небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78