А сосед справа — командир 68-го корпуса генерал Шкодунович смог даже целую дивизию вывести во второй эшелон, обеспечив наш правый фланг.
Видимо, противник обнаружил эти перемещения и решил сковать нас своими активными действиями. Утром 24 января и Дрычкин, и Афонин сообщили, что отдельные группы вражеской пехоты, поддержанные двумя-тремя танками, ведут разведку боем и что надо, видимо, ожидать наступления более крупных сил.
Действительно, вскоре противник попытался наступать. До 15 танков и батальон пехоты атаковали наши боевые порядки к северо-востоку от Замоля, но, понеся потери, фашисты отошли. Успешно были отбиты и все другие попытки. Кроме одной!
Осложнение создалось в обороне 230-го полка 80-й дивизии полковника Чижова. С моего наблюдательного пункта, устроенного на высоте близ господского двора Миклош, были отчетливо видны и бросок танков с гитлеровской пехотой, и отход одного из наших батальонов. Немедленно звоню Чижову:
— Василий Иванович, чем помогаешь Батуркину (комполка 230)?
— Он доложил, что не успел подвезти боеприпасы. Я приказал обеспечить его подвозом…
«Чем же он поможет Батуркину, когда у него самого ничего нет в резерве?» — подумал я.
С наблюдательного пункта вижу, как один из «королевских тигров», попав в огневой мешок, застыл подбитый. Однако другие танки продолжали нажимать, и батальон под их давлением отходил. Позвонил командующий армией.
— Видишь, что творится?
— Вижу. Только что «тигра» уничтожили.
— А как твои бегут, видишь?
— Бегства нет, товарищ командующий. Один батальон под натиском дюжины танков отходит к господскому двору Миклош.
— Значит, наблюдатели правильно мне доложили? Что предпринимаешь?
— Резервов под рукой нет. Разве только зенитчики?
— Ну, действуй! У меня ведь тоже резервов нет…
Поскольку погода была нелетная, зенитный артполк — весь в сборе, я решил с его помощью выправить положение. Через несколько минут водитель Саша Плетнев уже мчал меня на предельной скорости в расположение зенитчиков. Подняли их по тревоге, вывели к господскому двору Миклош. Там, прямо из машины, я указал им рубеж развертывания, направление огня и цели.
И заработали автоматические пушки. Воздух наполнился грохотом, все поле покрылось огненными вспышками рвущихся снарядов. Гитлеровцы вначале залегли, пытались спастись, прижимаясь к земле, но не выдержали. У них началось замешательство, превратившееся в паническое бегство. Танки повернули первыми.
Когда мы столкнулись, нас разделяли только десятка два метров. Я ясно различал лица трех солдат, первыми добежавших до речки Форраш. Они пятились, глядя на нас, потом побежали к траншее и были убиты на бегу.
Наш батальон перешел в контратаку, положение было восстановлено. Вместе с М. П. Батуркиным мы пошли в отбитую траншею. Смотрю, в ней — мины и снаряды, аккуратно уложенные и подготовленные к стрельбе. Боеприпасов достаточно.
— Что ж, — спрашиваю Батуркина, — вы докладывали о боеприпасах? Ведь это неправда…
— Неправда, — смутился Батуркин.
— Значит, Секешфехервар ничему не научил вас?..
Я направился в Миклош. Там уже был командир 80-й дивизии полковник Чижов. Разговор с ним был не из приятных.
— Как получилось, Василий Иванович, что прорыв обороны полка Батуркина оказался для вас неожиданным?
— Я совсем недавно разговаривал с Батуркиным, он доложил, что все в порядке…
Такой ответ Чижова меня просто поразил. Как будто это не его дивизию три недели назад разбили в Агостиане — в значительной мере из-за подобных же легкомысленных «все в порядке». А кроме того, ему, конечно, известен случай с Батуркиным, когда мы брали Секешфехервар. Тогда на мой вопрос по радио: «Почему остановились?» Батуркин ответил: «Окружены. Танки противника в квадрате…» — и он назвал координаты командного пункта нашего корпуса! Я тотчас же пришел к нему, новел в район, который он назвал по кодированной карте, и попросил показать танки противника…
Сейчас я вынужден был очень жестко предупредить и Чижова и командира полка.
Противник еще раз пытался атаковать правый фланг 80-й дивизии, на этот раз 25 танками и батальоном пехоты, однако был отражен нашим огнем. Близ шоссе, ведущего на Замоль, хорошую службу сослужила нам трофейная «пантера». Она была подбита ночью, перед передним краем. Наши смельчаки добрались до машины и проверили ее. Оказалось, что, если кое-что исправить, можно пустить «пантеру» в действие — снарядов осталось много. К утру ее исправили. Люди сидели в машине, готовые открыть огонь. Такой момент наступил, когда вперед двинулись десять вражеских танков. Они подставили свои борта, и «пантера» открыла прицельный огонь. Гитлеровцы растерялись, их танки заметались по кукурузному полю и повернули назад.
Едва я доложил командующему армией обо всем этом, меня вызвали к телефону из 5-й дивизии.
— Противнику удалось вклиниться в нашу оборону, бой идет в первой траншее, — говорит генерал Афонин.
— Подожди, Павел Иванович, не бросай трубку, — и я тут же вызвал командующего армией, сообщил о положении в 5-й дивизии.
— У меня сейчас резервов нет, — ответил он. — Готовлю для Фоменко, у него тяжело.
— Понимаю. Разрешите использовать три танка из корпуса генерала Ахманова.
— Откуда они к тебе попали?
— Стоят около моего командного пункта. Были направлены в разведку, но сбились с маршрута.
— Что сделают три танка, да еще на ночь глядя?
— Ночь лунная, а ребята, видно, лихие. Может, и спроворят — пугнут фрица…
— Ну, попробуйте…
— Благодарю, — и сейчас же по другому телефону Афонину: — Павел Иванович, передай своим, чтобы держались. Направляю тебе танки. Встречай их и вышибай гитлеровцев из траншеи.
— Вот хорошо, — ответил он, даже не спросив второпях, сколько танков.
В это время на командном пункте появился капитан Никитин, ездивший по моему поручению в тыл проведать наших раненых. Он рассказал, что эсэсовские танкисты, прорываясь к Дунаю, разгромили один оказавшийся на их пути госпиталь, давили танками беспомощных людей, зверски убивали врачей и медсестер.
Разговор наш с Никитиным прервал звонок из 5-й дивизии. Афонин доложил, что, как только солдаты услышали шум моторов, по всей обороне понеслось: «Наши танки!» Кто-то подал команду, и враг был выброшен из траншеи.
— Очень хорошо. А танки-то хоть участвовали в контратаке?
— Огнем своих пушек, ну и моральной поддержкой. К траншее они подошли, когда гитлеровцы уже бежали…
Как обычно бывает в трудной боевой обстановке, все средства связи работали очень напряженно. Вызывали артиллерийские наблюдатели, разведчики, комдивы. Позвонил из штаба армии генерал Деревянко:
— Имей, — говорит — в виду, противник теснит 252-ю дивизию Горбачева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Видимо, противник обнаружил эти перемещения и решил сковать нас своими активными действиями. Утром 24 января и Дрычкин, и Афонин сообщили, что отдельные группы вражеской пехоты, поддержанные двумя-тремя танками, ведут разведку боем и что надо, видимо, ожидать наступления более крупных сил.
Действительно, вскоре противник попытался наступать. До 15 танков и батальон пехоты атаковали наши боевые порядки к северо-востоку от Замоля, но, понеся потери, фашисты отошли. Успешно были отбиты и все другие попытки. Кроме одной!
Осложнение создалось в обороне 230-го полка 80-й дивизии полковника Чижова. С моего наблюдательного пункта, устроенного на высоте близ господского двора Миклош, были отчетливо видны и бросок танков с гитлеровской пехотой, и отход одного из наших батальонов. Немедленно звоню Чижову:
— Василий Иванович, чем помогаешь Батуркину (комполка 230)?
— Он доложил, что не успел подвезти боеприпасы. Я приказал обеспечить его подвозом…
«Чем же он поможет Батуркину, когда у него самого ничего нет в резерве?» — подумал я.
С наблюдательного пункта вижу, как один из «королевских тигров», попав в огневой мешок, застыл подбитый. Однако другие танки продолжали нажимать, и батальон под их давлением отходил. Позвонил командующий армией.
— Видишь, что творится?
— Вижу. Только что «тигра» уничтожили.
— А как твои бегут, видишь?
— Бегства нет, товарищ командующий. Один батальон под натиском дюжины танков отходит к господскому двору Миклош.
— Значит, наблюдатели правильно мне доложили? Что предпринимаешь?
— Резервов под рукой нет. Разве только зенитчики?
— Ну, действуй! У меня ведь тоже резервов нет…
Поскольку погода была нелетная, зенитный артполк — весь в сборе, я решил с его помощью выправить положение. Через несколько минут водитель Саша Плетнев уже мчал меня на предельной скорости в расположение зенитчиков. Подняли их по тревоге, вывели к господскому двору Миклош. Там, прямо из машины, я указал им рубеж развертывания, направление огня и цели.
И заработали автоматические пушки. Воздух наполнился грохотом, все поле покрылось огненными вспышками рвущихся снарядов. Гитлеровцы вначале залегли, пытались спастись, прижимаясь к земле, но не выдержали. У них началось замешательство, превратившееся в паническое бегство. Танки повернули первыми.
Когда мы столкнулись, нас разделяли только десятка два метров. Я ясно различал лица трех солдат, первыми добежавших до речки Форраш. Они пятились, глядя на нас, потом побежали к траншее и были убиты на бегу.
Наш батальон перешел в контратаку, положение было восстановлено. Вместе с М. П. Батуркиным мы пошли в отбитую траншею. Смотрю, в ней — мины и снаряды, аккуратно уложенные и подготовленные к стрельбе. Боеприпасов достаточно.
— Что ж, — спрашиваю Батуркина, — вы докладывали о боеприпасах? Ведь это неправда…
— Неправда, — смутился Батуркин.
— Значит, Секешфехервар ничему не научил вас?..
Я направился в Миклош. Там уже был командир 80-й дивизии полковник Чижов. Разговор с ним был не из приятных.
— Как получилось, Василий Иванович, что прорыв обороны полка Батуркина оказался для вас неожиданным?
— Я совсем недавно разговаривал с Батуркиным, он доложил, что все в порядке…
Такой ответ Чижова меня просто поразил. Как будто это не его дивизию три недели назад разбили в Агостиане — в значительной мере из-за подобных же легкомысленных «все в порядке». А кроме того, ему, конечно, известен случай с Батуркиным, когда мы брали Секешфехервар. Тогда на мой вопрос по радио: «Почему остановились?» Батуркин ответил: «Окружены. Танки противника в квадрате…» — и он назвал координаты командного пункта нашего корпуса! Я тотчас же пришел к нему, новел в район, который он назвал по кодированной карте, и попросил показать танки противника…
Сейчас я вынужден был очень жестко предупредить и Чижова и командира полка.
Противник еще раз пытался атаковать правый фланг 80-й дивизии, на этот раз 25 танками и батальоном пехоты, однако был отражен нашим огнем. Близ шоссе, ведущего на Замоль, хорошую службу сослужила нам трофейная «пантера». Она была подбита ночью, перед передним краем. Наши смельчаки добрались до машины и проверили ее. Оказалось, что, если кое-что исправить, можно пустить «пантеру» в действие — снарядов осталось много. К утру ее исправили. Люди сидели в машине, готовые открыть огонь. Такой момент наступил, когда вперед двинулись десять вражеских танков. Они подставили свои борта, и «пантера» открыла прицельный огонь. Гитлеровцы растерялись, их танки заметались по кукурузному полю и повернули назад.
Едва я доложил командующему армией обо всем этом, меня вызвали к телефону из 5-й дивизии.
— Противнику удалось вклиниться в нашу оборону, бой идет в первой траншее, — говорит генерал Афонин.
— Подожди, Павел Иванович, не бросай трубку, — и я тут же вызвал командующего армией, сообщил о положении в 5-й дивизии.
— У меня сейчас резервов нет, — ответил он. — Готовлю для Фоменко, у него тяжело.
— Понимаю. Разрешите использовать три танка из корпуса генерала Ахманова.
— Откуда они к тебе попали?
— Стоят около моего командного пункта. Были направлены в разведку, но сбились с маршрута.
— Что сделают три танка, да еще на ночь глядя?
— Ночь лунная, а ребята, видно, лихие. Может, и спроворят — пугнут фрица…
— Ну, попробуйте…
— Благодарю, — и сейчас же по другому телефону Афонину: — Павел Иванович, передай своим, чтобы держались. Направляю тебе танки. Встречай их и вышибай гитлеровцев из траншеи.
— Вот хорошо, — ответил он, даже не спросив второпях, сколько танков.
В это время на командном пункте появился капитан Никитин, ездивший по моему поручению в тыл проведать наших раненых. Он рассказал, что эсэсовские танкисты, прорываясь к Дунаю, разгромили один оказавшийся на их пути госпиталь, давили танками беспомощных людей, зверски убивали врачей и медсестер.
Разговор наш с Никитиным прервал звонок из 5-й дивизии. Афонин доложил, что, как только солдаты услышали шум моторов, по всей обороне понеслось: «Наши танки!» Кто-то подал команду, и враг был выброшен из траншеи.
— Очень хорошо. А танки-то хоть участвовали в контратаке?
— Огнем своих пушек, ну и моральной поддержкой. К траншее они подошли, когда гитлеровцы уже бежали…
Как обычно бывает в трудной боевой обстановке, все средства связи работали очень напряженно. Вызывали артиллерийские наблюдатели, разведчики, комдивы. Позвонил из штаба армии генерал Деревянко:
— Имей, — говорит — в виду, противник теснит 252-ю дивизию Горбачева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78