И мне бы хотелось обязательно переговорить с ними. Вы не можете просто обнаружить подобный вирус, но даже обычное вскрытие может показать, что человек умер от чего-то большего, чем простая сердечная недостаточность. – Сэндерс стоял и смотрел, как на лице Рота выражение интереса сменяется гневом – «опять он за свое».
Интерес одержал верх.
– Проследите за этим, доктор Сэндерс, – произнес Рот.
В дверь негромко постучали, и в комнату вошла Шерри Эллис.
– Прошу прощения за то, что прерываю вас, но вам необходимо это услышать.
– Что там еще? – поинтересовался Рот, чуть покачивая головой.
– Пятнадцать минут назад русский ученый позвонил Цайтнеру. Он хотел убедиться в том, что Цайтнер понял – уровень смертности в восемьдесят пять процентов для патогенов класса «омега» является лишь определенным порогом.
– Мы это поняли, – ответил Расти Сэндерс.
Шерри кивнула и подняла указательный палец. Ее лицо посерело.
– Да, но он хотел, чтобы Цайтнер знал, что они никогда не относили патоген к классу «омега», если уровень смертности не достигал ста процентов.
Ответом ей была оглушающая тишина.
* * *
Борт рейса 66
За двадцать три года работы в авиакомпании Барб Роллинс никогда не сталкивалась с по-настоящему чрезвычайными обстоятельствами.
– Да, конечно, – говорила она своим друзьям, не связанным с авиацией, – несколько раз я была напугана, в основном тогда, когда у нас кончался кофе во время рейса с завтраком при большом количестве важных персон.
Барб закрыла за собой дверь кабины пилотов, постояла какое-то время в затемненной нише. Мысли лихорадочно кружились. Предполагалось, что старшая стюардесса должна быть матерью-наседкой для остальных, но она не слишком ощущала себя лидером. Барб чувствовала себя напуганной девочкой. Невидимый хищник подстерегал их, слишком маленький и чересчур умный для сражения в открытую. Представив себе, что он, вероятно, уже продвигается по ее системе кровообращения, она пришла в ужас.
Барб заметила, что пассажиры верхнего салона смотрят на нее, и улыбнулась им, двигаясь к лестнице, ведущей на основную палубу. Она остановилась на верхней ступеньке на несколько секунд.
«Ты паникуешь, Барб! – сказала она себе. – Б худшем случае это всего лишь грипп!» Но крошечный, холодный комок беспокойства, приютившийся у нее в желудке, не собирался исчезать. Почему правительства разных стран так резко реагируют на простой грипп? Что на самом деле случилось с их пассажиром? Что значили эти симптомы? Как скоро болезнь доберется до них?
Джеймс Холлэнд отлично выступил по трансляции, объяснив мягким, успокаивающим голосом необходимость посадки в Исландии для дозаправки. А карантин в США вовсе не обязателен, и иностранные правительства просто поддались панике. Но этого было недостаточно, чтобы побороть чувство тревоги и страха, охватившее всех в салоне. Если придется ждать больше четырех дней, то они не встретят Рождество дома, где бы ни был этот дом. Но в голове Барб со скоростью пулеметной очереди чередовались вопросы, в основном о природе болезни, которая покинула Франкфурт вместе с ними.
Там, в этом немецком городе, праздничная атмосфера, с игрушками и подарками, проникла и в самолет, словно огромный «боинг» стал гигантскими новогодними санями. Она тогда шутливо сказала Холлэнду, что ему следовало бы сесть за штурвал в костюме Санта Клауса. Вместе с ними возвращались домой на Рождество большая группа туристов, студенты, солдаты и семьи военных. Среди пассажиров было и несколько серьезных деловых людей, и одиночки, которые, казалось, не думали о времени года, но они были в меньшинстве.
Барб направилась в хвостовую часть самолета, осторожно двигаясь по проходу в салоне, стараясь встретиться взглядом с как можно большим количеством людей. Так она поступала всегда. Барб любила людей, хотя ее нью-йоркские манеры иногда мешали. Она понимала, что сейчас больше, чем когда бы то ни было, ей необходима рутина, обыденность. Она должна думать об этом как об обычном полете.
Барб каждому дарила свою патентованную улыбку старшей стюардессы, пока другая часть ее сознания оставалась в стороне и оценивала каждого пассажира, словно она про себя проговаривала отпечатанную памятку.
«Вот молодой человек в кресле у переборки, нога в гипсе. Я ему помогала войти. Очень вежливый. Его костыли в шкафу в салоне первого класса. Несчастный случай на лыжах? Ах, да, Швейцария. Красивый юноша, и хорошо справляется с болью. Может быть, застенчивый. Парень обратил внимание на эту очаровательную девушку-немку – кресло в середине салона, – но боится, что его родители заметят, как он ее хочет. Гормоны бесятся! Лет девятнадцать, вероятно, и это опасно. Вот! Он опять украдкой на нее взглянул. Не видит, что я смотрю, ох, заметил. И теперь обиделся. И девушка на него смотрит! Интересно.
Гормоны... Ага, а вот и парочка, что не может оторваться друг от друга. Сейчас она прильнула поплотнее, и они прикрылись одеялом. Старые штучки под одеялом! Она мне улыбается. Думает, я не знаю, где сейчас их руки!» – Барб усмехнулась про себя. Она и сама так несколько раз делала. Только не надо слишком широко улыбаться.
Чрезмерно толстый джентльмен сидит рядом с очень пожилой женщиной. Барб решила, что это мать с сыном, но догадки частенько бывают неверными. Мужчина смотрел влево на пару, сидящую через проход. Стюардесса проследила за его взглядом и увидела молодую женщину в безмолвной истерике. Ее муж пытается ее успокоить. Она прижала к груди телефон, запястье у рта, и всхлипывает в отчаянии, с широко открытыми глазами.
Барб спокойно наклонилась к мужчине и кивком головы указала на его жену.
– Прошу прощения. Что-то случилось? Могу я вам чем-нибудь помочь?
Кейт Эриксон поднял на нее глаза, полные беспокойства, и беспомощно дернул правой рукой.
– Я... я не могу ее уговорить. Когда капитан сказал, что мы можем не скоро попасть домой... Она уже и так обезумела от разлуки с детьми. Когда же он сообщил, что мы, возможно, пропустим Рождество...
Лиза Эриксон взглянула на Барб и отвела руку ото рта. Раздался слабый, умирающий голос.
– Он ведь не это хотел сказать, правда? Мы не можем опоздать на Рождество! Я нужна моим крошкам! Я не могу быть вдали от них!
Барб наклонилась, стараясь приблизиться к женщине.
– Миссис...
– Эриксон, – подсказал муж. – Лиза.
– Лиза, послушайте. С нами со всеми все будет в порядке, и, вероятно, вы отправитесь на Рождество домой. Понимаете, капитан изложил вам наихудший вариант развития событий. Все будет отлично. Вам надо поговорить по телефону?
Лиза Эриксон быстро закивала, словно испуганный ребенок, потом отвернулась и снова прижала руку к губам.
Кейт Эриксон жестом попросил Барб пригнуться к нему и проговорил ей на ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Интерес одержал верх.
– Проследите за этим, доктор Сэндерс, – произнес Рот.
В дверь негромко постучали, и в комнату вошла Шерри Эллис.
– Прошу прощения за то, что прерываю вас, но вам необходимо это услышать.
– Что там еще? – поинтересовался Рот, чуть покачивая головой.
– Пятнадцать минут назад русский ученый позвонил Цайтнеру. Он хотел убедиться в том, что Цайтнер понял – уровень смертности в восемьдесят пять процентов для патогенов класса «омега» является лишь определенным порогом.
– Мы это поняли, – ответил Расти Сэндерс.
Шерри кивнула и подняла указательный палец. Ее лицо посерело.
– Да, но он хотел, чтобы Цайтнер знал, что они никогда не относили патоген к классу «омега», если уровень смертности не достигал ста процентов.
Ответом ей была оглушающая тишина.
* * *
Борт рейса 66
За двадцать три года работы в авиакомпании Барб Роллинс никогда не сталкивалась с по-настоящему чрезвычайными обстоятельствами.
– Да, конечно, – говорила она своим друзьям, не связанным с авиацией, – несколько раз я была напугана, в основном тогда, когда у нас кончался кофе во время рейса с завтраком при большом количестве важных персон.
Барб закрыла за собой дверь кабины пилотов, постояла какое-то время в затемненной нише. Мысли лихорадочно кружились. Предполагалось, что старшая стюардесса должна быть матерью-наседкой для остальных, но она не слишком ощущала себя лидером. Барб чувствовала себя напуганной девочкой. Невидимый хищник подстерегал их, слишком маленький и чересчур умный для сражения в открытую. Представив себе, что он, вероятно, уже продвигается по ее системе кровообращения, она пришла в ужас.
Барб заметила, что пассажиры верхнего салона смотрят на нее, и улыбнулась им, двигаясь к лестнице, ведущей на основную палубу. Она остановилась на верхней ступеньке на несколько секунд.
«Ты паникуешь, Барб! – сказала она себе. – Б худшем случае это всего лишь грипп!» Но крошечный, холодный комок беспокойства, приютившийся у нее в желудке, не собирался исчезать. Почему правительства разных стран так резко реагируют на простой грипп? Что на самом деле случилось с их пассажиром? Что значили эти симптомы? Как скоро болезнь доберется до них?
Джеймс Холлэнд отлично выступил по трансляции, объяснив мягким, успокаивающим голосом необходимость посадки в Исландии для дозаправки. А карантин в США вовсе не обязателен, и иностранные правительства просто поддались панике. Но этого было недостаточно, чтобы побороть чувство тревоги и страха, охватившее всех в салоне. Если придется ждать больше четырех дней, то они не встретят Рождество дома, где бы ни был этот дом. Но в голове Барб со скоростью пулеметной очереди чередовались вопросы, в основном о природе болезни, которая покинула Франкфурт вместе с ними.
Там, в этом немецком городе, праздничная атмосфера, с игрушками и подарками, проникла и в самолет, словно огромный «боинг» стал гигантскими новогодними санями. Она тогда шутливо сказала Холлэнду, что ему следовало бы сесть за штурвал в костюме Санта Клауса. Вместе с ними возвращались домой на Рождество большая группа туристов, студенты, солдаты и семьи военных. Среди пассажиров было и несколько серьезных деловых людей, и одиночки, которые, казалось, не думали о времени года, но они были в меньшинстве.
Барб направилась в хвостовую часть самолета, осторожно двигаясь по проходу в салоне, стараясь встретиться взглядом с как можно большим количеством людей. Так она поступала всегда. Барб любила людей, хотя ее нью-йоркские манеры иногда мешали. Она понимала, что сейчас больше, чем когда бы то ни было, ей необходима рутина, обыденность. Она должна думать об этом как об обычном полете.
Барб каждому дарила свою патентованную улыбку старшей стюардессы, пока другая часть ее сознания оставалась в стороне и оценивала каждого пассажира, словно она про себя проговаривала отпечатанную памятку.
«Вот молодой человек в кресле у переборки, нога в гипсе. Я ему помогала войти. Очень вежливый. Его костыли в шкафу в салоне первого класса. Несчастный случай на лыжах? Ах, да, Швейцария. Красивый юноша, и хорошо справляется с болью. Может быть, застенчивый. Парень обратил внимание на эту очаровательную девушку-немку – кресло в середине салона, – но боится, что его родители заметят, как он ее хочет. Гормоны бесятся! Лет девятнадцать, вероятно, и это опасно. Вот! Он опять украдкой на нее взглянул. Не видит, что я смотрю, ох, заметил. И теперь обиделся. И девушка на него смотрит! Интересно.
Гормоны... Ага, а вот и парочка, что не может оторваться друг от друга. Сейчас она прильнула поплотнее, и они прикрылись одеялом. Старые штучки под одеялом! Она мне улыбается. Думает, я не знаю, где сейчас их руки!» – Барб усмехнулась про себя. Она и сама так несколько раз делала. Только не надо слишком широко улыбаться.
Чрезмерно толстый джентльмен сидит рядом с очень пожилой женщиной. Барб решила, что это мать с сыном, но догадки частенько бывают неверными. Мужчина смотрел влево на пару, сидящую через проход. Стюардесса проследила за его взглядом и увидела молодую женщину в безмолвной истерике. Ее муж пытается ее успокоить. Она прижала к груди телефон, запястье у рта, и всхлипывает в отчаянии, с широко открытыми глазами.
Барб спокойно наклонилась к мужчине и кивком головы указала на его жену.
– Прошу прощения. Что-то случилось? Могу я вам чем-нибудь помочь?
Кейт Эриксон поднял на нее глаза, полные беспокойства, и беспомощно дернул правой рукой.
– Я... я не могу ее уговорить. Когда капитан сказал, что мы можем не скоро попасть домой... Она уже и так обезумела от разлуки с детьми. Когда же он сообщил, что мы, возможно, пропустим Рождество...
Лиза Эриксон взглянула на Барб и отвела руку ото рта. Раздался слабый, умирающий голос.
– Он ведь не это хотел сказать, правда? Мы не можем опоздать на Рождество! Я нужна моим крошкам! Я не могу быть вдали от них!
Барб наклонилась, стараясь приблизиться к женщине.
– Миссис...
– Эриксон, – подсказал муж. – Лиза.
– Лиза, послушайте. С нами со всеми все будет в порядке, и, вероятно, вы отправитесь на Рождество домой. Понимаете, капитан изложил вам наихудший вариант развития событий. Все будет отлично. Вам надо поговорить по телефону?
Лиза Эриксон быстро закивала, словно испуганный ребенок, потом отвернулась и снова прижала руку к губам.
Кейт Эриксон жестом попросил Барб пригнуться к нему и проговорил ей на ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110