Вдруг она все сразу поняла: Ротгар не лгал. Этот сакс, который, пленив ее сердце и завоевав тело, знал то, что ей нужно, лучше, чем она сама. За эти долгие месяцы, когда ей приходилось постоянно ублажать Гилберта ради положения Хью, она выработала в себе скрытую терпимость. Она могла пойти на это, осуществить задуманную ими уловку, хотя у нее тряслись колени и она чувствовала слабость в ногах.
Преодолевая несколько метров, которые отделяли Ротгара от Гилберта, она уронила плащ и теперь могла кивать на холодную погоду, если бы Гилберт поинтересовался, от чего ее всю трясет. Ну, а что она могла еще сказать, чтобы объяснить, почему у нее покрылись потом ладони, на лбу появилась испаринка, а мозг лихорадочно искал новую ложь поубедительнее?
Придется что-то придумать. Она наверняка сможет это сделать.
- Мне нужно поговорить с тобой минутку-другую с глазу на глаз в хижине, Мария. Гилберт плотнее сжал челюсти, не обращая внимания на ее замешательство. - Хотя вы и заключили с ним сделку, я все же намерен его скрутить. Я ему не доверяю.
Ротгар лишь пожал плечами, без всякого сопротивления протянув запястья оруженосцу Гилберта, и ему удалось представить все это действо как отвратительную, глупейшую предосторожность. На губах у него играла язвительная улыбка, а на лице у Гилберта появилась кислая мина.
Убыстряя шаг, он повел ее к хижине, пытаясь все время прикрыть ее от Ротгара своим телом, словно щитом. Всем своим сердцем она хотела хоть на секунду увидеть выражение глаз Ротгара, перехватить его теплый ободряющий взгляд, который она непременно в них заметит, но присутствие рядом охваченного гневом Гилберта, лишало ее всякой возможности это сделать.
Он проводил ее в это убогое пристанище, плотно закрыв за ними двери. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть после яркого рассвета к мрачной темноте закопченной комнатушки. Она остановилась возле курящихся останков огня, став к нему спиной, - ее платье было неопрятно распущено, как у легкомысленной девицы, а волосы покрыты слоем пыли и застрявшими в них стебельками соломы.
У него перед глазами вновь заклубился розовый туман. Она спала с этим саксом. Может, ее к этому принудили, но это сути дела не меняет.
- Я искал вас сегодня утром, чтобы извиниться перед вами... Может, может.., мне не следовало так крепко сжимать вашу руку вчера вечером... - Он с трудом произносил слова через плотно сжатые губы. - Со мной чуть не приключился припадок, когда я узнал о вашем побеге.
- Вы всегда были ко мне так внимательны, Гилберт. - В ее словах явно была насмешка, и она потирала рукой ушибленное им место.
Ее распухшие губы говорили о пережитой недавно страсти. Воротник платья сидел криво, демонстрируя красноту ее нежной кожи, явно натертой грубой бородой мужчины. И тем не менее она еще осмеливалась его дразнить!
- Потаскуха! - хрипло сказал он, охваченный убийственной яростью при мысли о том, что здесь, в этой хижине, происходило всю ночь, но его еще больше донимало, что она отнюдь не вела себя так, словно оказалась жертвой, получила увечья и была всем этим довольна в это залитое солнцем утро. - Мне наплевать, какую именно сделку вы с ним заключили. Я все равно его за это убью.
- Нет. Вы не сделаете этого. Он должен жить. Должен!
- Что с вами, опять зачесалось, хотите продолжить? Если бы я знал, насколько вы похотливы, то оказался бы в этой хижине сам.
Она побледнела.
- Неужели у вас складывается впечатление, что мне очень понравилась эта ночь? Она протянула к нему дрожащие окровавленные руки. - Я оказывала ему сопротивление изо всех сил. Но он так давно не видел женщины. Никак нельзя было с ним тягаться. - Зарыдав, она беспомощно отвернулась от него.
От ее признания он еще больше терял терпение. Он должен был проткнуть сразу этого сакса, как только он освободил Марию.
- В таком случае я его сейчас убью и сам найду его сокровище. Теперь, когда мне стало известно о его существовании, я не буду знать ни минуты покоя, пока не переверну все здесь вверх дном, каждое деревцо, каждый камень. - Со свирепым видом он побежал к двери, но Мария его окликнула.
- Нет! - Ее пронзительный, повелительный приказ еще больше подействовал на его, казалось, и без того взвинченные нервы.
Он остановился.
- Почему нет? - Как смеет она вмешиваться!
- Гилберт, до тех пор, покуда он жив, я в вашем неоплатном долгу.
Рука его замерла на ручке двери.
- Что вы имеете в виду?
Она резво подбежала к нему, принялась пристально изучать его гневное лицо. Ему и прежде приходилось видеть такой тревожный, волнующий и пытливый взгляд на лицах тех, кто вначале чего-то хотел недосягаемого, а теперь вдруг понял, что теперь это доступно, можно протянуть к нему руку и ощутить. Чего же она так сильно хотела?
- Не убивайте его сейчас. Пока не убивайте. Гилберт закачал головой, выражая полное безразличие к ее словам. Никогда прежде она его не просила, только требовала.
- Вы пытались испробовать свой шанс с ним вместе, и ваша смешная затея не привела ни к чему, кроме как к унижению. Теперь пусть заплатит за изнасилование.
- Вот-вот. Именно поэтому я прошу вас пощадить его жизнь сейчас.
Она прикоснулась к его руке, - впервые на его памяти она это сделала сама, без подсказки с его стороны.
- Если вы уготовили для него скорую смерть, то мы можем в таком случае никогда не найти золото, и в результате нанесенный моей чести урон останется без отмщения. Я хочу заставить его пострадать, так же как и я. Хочу увидеть, как он будет унижен, так, как он унизил меня. Но сделать это собственными руками. В вашей власти, Гилберт, выполнить мою просьбу. И имейте в виду, я не останусь неблагодарной.
Прикосновение ее руки, мольба в глазах, ее дрожащее тело - все, казалось, было предназначено для того, чтобы унять его гнев по отношению к ней. Розоватый туман пропал у него перед глазами, но он инстинктивно чувствовал что-то неладное.
- Отношения между нами изменились, не так ли? - На ее губах заиграла соблазнительная улыбка.
Что же было в этой женщине, что его постоянно очаровывало? Правда, у нее было красивое тело, красивое лицо, но ведь многие женщины обладали куда большей соблазнительностью. У нее не было золотистых волос, как у сакских женщин, не было румяных щек, черных, как смоль кудрей, как у многих норманнок. У Марии были каштановые волосы, у нее были карие глаза; ее могли вообще не замечать годами в среде модно одетых, аристократических женщин высшего норманнского общества. И вот все же она стояла перед ним, ее обычные карие глаза блестели невыплаканными слезами, губы дрожали, на ней было неопрятное, разорванное сакское платье, и все же она для него была самой соблазнительной, самой желанной из всех женщин на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Преодолевая несколько метров, которые отделяли Ротгара от Гилберта, она уронила плащ и теперь могла кивать на холодную погоду, если бы Гилберт поинтересовался, от чего ее всю трясет. Ну, а что она могла еще сказать, чтобы объяснить, почему у нее покрылись потом ладони, на лбу появилась испаринка, а мозг лихорадочно искал новую ложь поубедительнее?
Придется что-то придумать. Она наверняка сможет это сделать.
- Мне нужно поговорить с тобой минутку-другую с глазу на глаз в хижине, Мария. Гилберт плотнее сжал челюсти, не обращая внимания на ее замешательство. - Хотя вы и заключили с ним сделку, я все же намерен его скрутить. Я ему не доверяю.
Ротгар лишь пожал плечами, без всякого сопротивления протянув запястья оруженосцу Гилберта, и ему удалось представить все это действо как отвратительную, глупейшую предосторожность. На губах у него играла язвительная улыбка, а на лице у Гилберта появилась кислая мина.
Убыстряя шаг, он повел ее к хижине, пытаясь все время прикрыть ее от Ротгара своим телом, словно щитом. Всем своим сердцем она хотела хоть на секунду увидеть выражение глаз Ротгара, перехватить его теплый ободряющий взгляд, который она непременно в них заметит, но присутствие рядом охваченного гневом Гилберта, лишало ее всякой возможности это сделать.
Он проводил ее в это убогое пристанище, плотно закрыв за ними двери. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть после яркого рассвета к мрачной темноте закопченной комнатушки. Она остановилась возле курящихся останков огня, став к нему спиной, - ее платье было неопрятно распущено, как у легкомысленной девицы, а волосы покрыты слоем пыли и застрявшими в них стебельками соломы.
У него перед глазами вновь заклубился розовый туман. Она спала с этим саксом. Может, ее к этому принудили, но это сути дела не меняет.
- Я искал вас сегодня утром, чтобы извиниться перед вами... Может, может.., мне не следовало так крепко сжимать вашу руку вчера вечером... - Он с трудом произносил слова через плотно сжатые губы. - Со мной чуть не приключился припадок, когда я узнал о вашем побеге.
- Вы всегда были ко мне так внимательны, Гилберт. - В ее словах явно была насмешка, и она потирала рукой ушибленное им место.
Ее распухшие губы говорили о пережитой недавно страсти. Воротник платья сидел криво, демонстрируя красноту ее нежной кожи, явно натертой грубой бородой мужчины. И тем не менее она еще осмеливалась его дразнить!
- Потаскуха! - хрипло сказал он, охваченный убийственной яростью при мысли о том, что здесь, в этой хижине, происходило всю ночь, но его еще больше донимало, что она отнюдь не вела себя так, словно оказалась жертвой, получила увечья и была всем этим довольна в это залитое солнцем утро. - Мне наплевать, какую именно сделку вы с ним заключили. Я все равно его за это убью.
- Нет. Вы не сделаете этого. Он должен жить. Должен!
- Что с вами, опять зачесалось, хотите продолжить? Если бы я знал, насколько вы похотливы, то оказался бы в этой хижине сам.
Она побледнела.
- Неужели у вас складывается впечатление, что мне очень понравилась эта ночь? Она протянула к нему дрожащие окровавленные руки. - Я оказывала ему сопротивление изо всех сил. Но он так давно не видел женщины. Никак нельзя было с ним тягаться. - Зарыдав, она беспомощно отвернулась от него.
От ее признания он еще больше терял терпение. Он должен был проткнуть сразу этого сакса, как только он освободил Марию.
- В таком случае я его сейчас убью и сам найду его сокровище. Теперь, когда мне стало известно о его существовании, я не буду знать ни минуты покоя, пока не переверну все здесь вверх дном, каждое деревцо, каждый камень. - Со свирепым видом он побежал к двери, но Мария его окликнула.
- Нет! - Ее пронзительный, повелительный приказ еще больше подействовал на его, казалось, и без того взвинченные нервы.
Он остановился.
- Почему нет? - Как смеет она вмешиваться!
- Гилберт, до тех пор, покуда он жив, я в вашем неоплатном долгу.
Рука его замерла на ручке двери.
- Что вы имеете в виду?
Она резво подбежала к нему, принялась пристально изучать его гневное лицо. Ему и прежде приходилось видеть такой тревожный, волнующий и пытливый взгляд на лицах тех, кто вначале чего-то хотел недосягаемого, а теперь вдруг понял, что теперь это доступно, можно протянуть к нему руку и ощутить. Чего же она так сильно хотела?
- Не убивайте его сейчас. Пока не убивайте. Гилберт закачал головой, выражая полное безразличие к ее словам. Никогда прежде она его не просила, только требовала.
- Вы пытались испробовать свой шанс с ним вместе, и ваша смешная затея не привела ни к чему, кроме как к унижению. Теперь пусть заплатит за изнасилование.
- Вот-вот. Именно поэтому я прошу вас пощадить его жизнь сейчас.
Она прикоснулась к его руке, - впервые на его памяти она это сделала сама, без подсказки с его стороны.
- Если вы уготовили для него скорую смерть, то мы можем в таком случае никогда не найти золото, и в результате нанесенный моей чести урон останется без отмщения. Я хочу заставить его пострадать, так же как и я. Хочу увидеть, как он будет унижен, так, как он унизил меня. Но сделать это собственными руками. В вашей власти, Гилберт, выполнить мою просьбу. И имейте в виду, я не останусь неблагодарной.
Прикосновение ее руки, мольба в глазах, ее дрожащее тело - все, казалось, было предназначено для того, чтобы унять его гнев по отношению к ней. Розоватый туман пропал у него перед глазами, но он инстинктивно чувствовал что-то неладное.
- Отношения между нами изменились, не так ли? - На ее губах заиграла соблазнительная улыбка.
Что же было в этой женщине, что его постоянно очаровывало? Правда, у нее было красивое тело, красивое лицо, но ведь многие женщины обладали куда большей соблазнительностью. У нее не было золотистых волос, как у сакских женщин, не было румяных щек, черных, как смоль кудрей, как у многих норманнок. У Марии были каштановые волосы, у нее были карие глаза; ее могли вообще не замечать годами в среде модно одетых, аристократических женщин высшего норманнского общества. И вот все же она стояла перед ним, ее обычные карие глаза блестели невыплаканными слезами, губы дрожали, на ней было неопрятное, разорванное сакское платье, и все же она для него была самой соблазнительной, самой желанной из всех женщин на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93