..
Вторая линия колыхнулась и пришла в движение, мой взгляд уперся в
пустыню улицы, и вдруг знание обо всем том, о чем я так долго и мучительно
думал, появилось в моем мозгу, появилось мгновенно, и я сразу понял его
предназначение. Стена рухнула и первый блок программы заполнил мое
сознание...
- Что ты сказал? - Нина посмотрела на меня, и мне сразу стало
понятно, что я действительно что-то сказал, что говорить не следовало. И
самое неприятное, что я совершенно не помню, чтобы я что-то говорил.
- Да это так, само вырвалось, я не хотел тебя обидеть, - решил я
прозондировать почву не несущей смысловой нагрузки фразой, судорожно
пытаясь заставить себя вспомнить, что же я сказал. Ничего не получается,
хорошо еще, что рядом с нами еще никто не успел сесть - почти никого нет в
аудитории.
- Ты меня не обидел, просто удивил.
По глазам Нины я сразу понял, что произошла ошибка - не надо было мне
употреблять любимую защитную фразу, не проведя предварительной пристрелки.
Но что я мог сказать - что не помню, о чем говорил две минуты назад?
Глупо, она это расценит либо как издевательство, либо и того хуже - примет
меня за того, кем я собственно уже почти стал. Надо что-то сказать ей, а
то она действительно обидится. Это необходимо, и как можно быстрее. Но что
именно ей сказать? Нечто нейтрализующее типа "потом объясню", либо "да
брось ты, чепуха все это".
Ну вот, здравствуйте, не виделись целых десять минут и уже заскучали
без грызни. С правого фланга надвигается опасность в лице подруги Нины -
Вали. Точнее не надвигается, а уже надвинулась.
- Ну что, скучаете, бездельники? А у меня для вас приятная новость:
следующей пары не будет.
- Спасибо на добром слове, Валюша, чтоб тебе всю жизнь счастливой
быть.
- Ты неисправим, Славка, вечно встречаешь меня, как неотвратимую
беду.
Я ее, видите ли, встречаю, как неотвратимую беду, ну а как же тебя
встречать, если я тебя органически не перевариваю? Кроме всего прочего,
чья ты подруга: моя или Нины? Если Нины, то какого же дьявола ты опять
заходишь с моей стороны? Прекрасно ведь знаешь, что она заняла тебе место
рядом с собой. А, вот что ты придумала... Придется встать и, унизительно
изгибаясь, пропускать тебя на твое законное место. Чисто женское
коварство, прижимается к тебе всем телом, а потом отталкивает и говорит,
чтобы отпустил ее и не приставал. И что бы я ни сделал, что бы ни сказал,
все равно оставался изгаженным с ног до головы. Да, ничего не скажешь,
прикосновение ее тела приятно, фигурка у нее такая, что многие мужчины на
улице оглядываются ей вслед, но знали бы они, какая это змея, быстро бы
протрезвели от эротического дурмана, который она навевает с первого же
взгляда. Я лично всегда опасался слишком красивых женщин, и Валя -
неопровержимое доказательство моей правоты. Вот и сейчас, довольная своей
выходкой, сидит и что-то шепчет Нине, и разрази меня гром, если это не
очередная гадость в мой адрес. Хотя сейчас она выступает в роли
положительного фактора, может быть, при ней наш разговор о том, кто что
сказал, не состоится. Спасибо хотя бы за это.
Вот он звенит, такой долгожданный сейчас звонок, спасительный мой
звоночек. Впервые я чувствую к тебе какую-то странную нежность, почти
любовь.
Валя умолкла и началась лекция. Сначала лекция меня совсем не
заинтересовала, потом насторожила, и вдруг я ясно осознал, что все, что
провозглашает с кафедры этот бодрый лысеющий доцент - чушь, и не просто
чушь, а чушь собачья, все эти красивые стройные выкладки никому не нужны и
даже очень вредны, так как приводят к ошибочным результатам, а все из-за
маленькой, совсем малюсенькой ошибочки в самом начале, все из-за того, что
все это неустойчивое переплетение доказательств опирается на красивую, но,
увы, ложную аксиому. И кто это придумал, что аксиомы не требуют
доказательств - требуют, и еще как, но не эта, конечно - эта требует не
доказательства, а разоблачения. Стоп, я схватился за ручку и начал быстро
писать. Пелена незнания спала с моих глаз и на бумагу легла серия точно
доказываемых понятий, увязанных между собой предопределений и наконец
финальная искомая формула. Еще не полностью отдавая себе отчет в
последствиях своих действий, я сложил листок вдвое и передал по рядам в
сторону все еще что-то говорившего лектора. "А что вы скажете по этому
поводу?" Интересно, чем это все окончится? Развязка приближается, а я сижу
совершенно спокойно, точнее, в каком-то оцепенении и созерцаю, как ему
передают записку, вот он разворачивает ее, читает, сначала бегло, ни о чем
еще не догадываясь, потом перечитывает еще раз, по-видимому, ища ошибку в
доказательстве, потом еще и еще, и вот он уже бледнеет и, как-то криво
усмехаясь, смотрит на аудиторию испуганными глазами и опять склоняется над
моим доказательством. Проходит пять минут, десять, пятнадцать, аудитория
начинает тихонько гудеть и, наконец решившись, он спрашивает: "Кто это
написал?". И тут звенит звонок...
Такие прилежные слушатели, аккуратно конспектировавшие каждое слово
преподавателя, вдруг превращаются в шумную неорганизованную толпу и,
сметая на пути все преграды, вываливаются в коридор. Я нахожу в себе
остатки здравого смысла, чтобы не упустить столь удобный момент. Бормочу
Нине о том, что скоро вернусь, прекрасно понимая, что вернусь не скоро, и
покидаю аудиторию. Мне необходимо побыть одному, крайне необходимо побыть
одному и успокоиться. Вниз, на свежий воздух, как это я раньше не замечал,
как здесь душно, вниз, вон из института, лучше всего в соседний сквер.
В сквере тепло и тихо, но и здесь меня не оставляют в покое - с
противоположного конца с радостной улыбкой спешит Алик, как будто он меня
давно уже ждал. А может, это и к лучшему, я люблю общаться с Аликом, а
сейчас это, пожалуй, самый надежный способ отвлечься.
- Привет, Славик, ты то мне как раз и нужен. Я разработал
великолепную систему игры в спортлото, ты представь себе...
И дальше, естественно, последовало изложение всех преимуществ его
системы перед уже существующими и еще не изобретенными. Я прекрасно знал -
он теперь будет упражняться так минут десять, пока не изложит все тонкости
своей системы и описания творческих мук ее создания.
- В долю хочешь? Тогда гони четвертак. Я тут уже десять номеров
записал - за тобой еще шесть.
- Один, два, восемь, тринадцать, двадцать девять и тридцать пять.
- Повтори последние два еще раз, я не успел записать.
- Двадцать девять и тридцать пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Вторая линия колыхнулась и пришла в движение, мой взгляд уперся в
пустыню улицы, и вдруг знание обо всем том, о чем я так долго и мучительно
думал, появилось в моем мозгу, появилось мгновенно, и я сразу понял его
предназначение. Стена рухнула и первый блок программы заполнил мое
сознание...
- Что ты сказал? - Нина посмотрела на меня, и мне сразу стало
понятно, что я действительно что-то сказал, что говорить не следовало. И
самое неприятное, что я совершенно не помню, чтобы я что-то говорил.
- Да это так, само вырвалось, я не хотел тебя обидеть, - решил я
прозондировать почву не несущей смысловой нагрузки фразой, судорожно
пытаясь заставить себя вспомнить, что же я сказал. Ничего не получается,
хорошо еще, что рядом с нами еще никто не успел сесть - почти никого нет в
аудитории.
- Ты меня не обидел, просто удивил.
По глазам Нины я сразу понял, что произошла ошибка - не надо было мне
употреблять любимую защитную фразу, не проведя предварительной пристрелки.
Но что я мог сказать - что не помню, о чем говорил две минуты назад?
Глупо, она это расценит либо как издевательство, либо и того хуже - примет
меня за того, кем я собственно уже почти стал. Надо что-то сказать ей, а
то она действительно обидится. Это необходимо, и как можно быстрее. Но что
именно ей сказать? Нечто нейтрализующее типа "потом объясню", либо "да
брось ты, чепуха все это".
Ну вот, здравствуйте, не виделись целых десять минут и уже заскучали
без грызни. С правого фланга надвигается опасность в лице подруги Нины -
Вали. Точнее не надвигается, а уже надвинулась.
- Ну что, скучаете, бездельники? А у меня для вас приятная новость:
следующей пары не будет.
- Спасибо на добром слове, Валюша, чтоб тебе всю жизнь счастливой
быть.
- Ты неисправим, Славка, вечно встречаешь меня, как неотвратимую
беду.
Я ее, видите ли, встречаю, как неотвратимую беду, ну а как же тебя
встречать, если я тебя органически не перевариваю? Кроме всего прочего,
чья ты подруга: моя или Нины? Если Нины, то какого же дьявола ты опять
заходишь с моей стороны? Прекрасно ведь знаешь, что она заняла тебе место
рядом с собой. А, вот что ты придумала... Придется встать и, унизительно
изгибаясь, пропускать тебя на твое законное место. Чисто женское
коварство, прижимается к тебе всем телом, а потом отталкивает и говорит,
чтобы отпустил ее и не приставал. И что бы я ни сделал, что бы ни сказал,
все равно оставался изгаженным с ног до головы. Да, ничего не скажешь,
прикосновение ее тела приятно, фигурка у нее такая, что многие мужчины на
улице оглядываются ей вслед, но знали бы они, какая это змея, быстро бы
протрезвели от эротического дурмана, который она навевает с первого же
взгляда. Я лично всегда опасался слишком красивых женщин, и Валя -
неопровержимое доказательство моей правоты. Вот и сейчас, довольная своей
выходкой, сидит и что-то шепчет Нине, и разрази меня гром, если это не
очередная гадость в мой адрес. Хотя сейчас она выступает в роли
положительного фактора, может быть, при ней наш разговор о том, кто что
сказал, не состоится. Спасибо хотя бы за это.
Вот он звенит, такой долгожданный сейчас звонок, спасительный мой
звоночек. Впервые я чувствую к тебе какую-то странную нежность, почти
любовь.
Валя умолкла и началась лекция. Сначала лекция меня совсем не
заинтересовала, потом насторожила, и вдруг я ясно осознал, что все, что
провозглашает с кафедры этот бодрый лысеющий доцент - чушь, и не просто
чушь, а чушь собачья, все эти красивые стройные выкладки никому не нужны и
даже очень вредны, так как приводят к ошибочным результатам, а все из-за
маленькой, совсем малюсенькой ошибочки в самом начале, все из-за того, что
все это неустойчивое переплетение доказательств опирается на красивую, но,
увы, ложную аксиому. И кто это придумал, что аксиомы не требуют
доказательств - требуют, и еще как, но не эта, конечно - эта требует не
доказательства, а разоблачения. Стоп, я схватился за ручку и начал быстро
писать. Пелена незнания спала с моих глаз и на бумагу легла серия точно
доказываемых понятий, увязанных между собой предопределений и наконец
финальная искомая формула. Еще не полностью отдавая себе отчет в
последствиях своих действий, я сложил листок вдвое и передал по рядам в
сторону все еще что-то говорившего лектора. "А что вы скажете по этому
поводу?" Интересно, чем это все окончится? Развязка приближается, а я сижу
совершенно спокойно, точнее, в каком-то оцепенении и созерцаю, как ему
передают записку, вот он разворачивает ее, читает, сначала бегло, ни о чем
еще не догадываясь, потом перечитывает еще раз, по-видимому, ища ошибку в
доказательстве, потом еще и еще, и вот он уже бледнеет и, как-то криво
усмехаясь, смотрит на аудиторию испуганными глазами и опять склоняется над
моим доказательством. Проходит пять минут, десять, пятнадцать, аудитория
начинает тихонько гудеть и, наконец решившись, он спрашивает: "Кто это
написал?". И тут звенит звонок...
Такие прилежные слушатели, аккуратно конспектировавшие каждое слово
преподавателя, вдруг превращаются в шумную неорганизованную толпу и,
сметая на пути все преграды, вываливаются в коридор. Я нахожу в себе
остатки здравого смысла, чтобы не упустить столь удобный момент. Бормочу
Нине о том, что скоро вернусь, прекрасно понимая, что вернусь не скоро, и
покидаю аудиторию. Мне необходимо побыть одному, крайне необходимо побыть
одному и успокоиться. Вниз, на свежий воздух, как это я раньше не замечал,
как здесь душно, вниз, вон из института, лучше всего в соседний сквер.
В сквере тепло и тихо, но и здесь меня не оставляют в покое - с
противоположного конца с радостной улыбкой спешит Алик, как будто он меня
давно уже ждал. А может, это и к лучшему, я люблю общаться с Аликом, а
сейчас это, пожалуй, самый надежный способ отвлечься.
- Привет, Славик, ты то мне как раз и нужен. Я разработал
великолепную систему игры в спортлото, ты представь себе...
И дальше, естественно, последовало изложение всех преимуществ его
системы перед уже существующими и еще не изобретенными. Я прекрасно знал -
он теперь будет упражняться так минут десять, пока не изложит все тонкости
своей системы и описания творческих мук ее создания.
- В долю хочешь? Тогда гони четвертак. Я тут уже десять номеров
записал - за тобой еще шесть.
- Один, два, восемь, тринадцать, двадцать девять и тридцать пять.
- Повтори последние два еще раз, я не успел записать.
- Двадцать девять и тридцать пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22