Но самые нетерпеливые читатели могут совершенно бесплатно послушать по телефону, как "сестра" принцессы Дианы охает и постанывает, пока её обхаживают сразу двое чернокожих молодцев.
Лейбер стоял, повесив голову и отчаянно мечтая провалиться сквозь землю.
Шарон пробежала глазами весь материал, затем перечитала, уже внимательнее. Она не могла поверить в постигшую её катастрофу. Вся история была ложью с самого начала, подумала она. Стелла, Эмма, письма - все оказалось фальшивкой. И она, безмозглая корова, клюнула на эту наживку, как самая последняя дура. Эмма - такая же сестра Дианы, как и она сама.
- Провели, - прошипела она. А потом истошно завизжала: - Провели, как последних олухов! - Она вперила в Лейбера испепеляющий взгляд. - У тебя есть один-единственный шанс удержаться на своем месте. Выясни, кто меня подставил. И пошевеливайся!
Сидя за столом своего кабинета в Трибьюн-тауэр, Эндрю Карсон любовно взирал на подписанный договор. Вот она, долгожданная сделка с Купером, тридцать миллионов фунтов стерлингов в обмен на сорок процентов акций подчиненных "Трибьюн" изданий - "Геральд" и "Геральд он Санди". А сам южно-африканский бизнесмен войдет в Совет директоров группы "Трибьюн" с правом голоса.
Через несколько дней условия договора огласят, а в ближайшую среду, на очередном заседании Совета, договор утвердят. Карсон изнемогал от нетерпения. Он был всего в паре шагов от триумфа.
А в понедельник будет опубликовано воззвание о помощи голодающим детям Сьерра-Леоне - тем самым детям, которых генерал Мосика нещадно истреблял на куперовские миллионы.
Карсону не составило труда замести за собой следы. О том, кто именно разоблачил Купера, знали всего двое: он сам, и Петейсон. В молчании Петейсона Карсон не сомневался - на карту была поставлена его карьера. Дуглас же сам подыграл Карсону, поручив ему разработать условия заключения сделки с Купером. А уж воззвание спасти африканских детишек просто было даром Божиим. Разумеется, со временем Дуглас догадается, кто именно нанес ему разящий удар, но будет уже поздно. Репутация его будет окончательно подорвана, деловые партнеры от него отрекутся, и ему уже никто не попросту не поверит. Дело будет сделано.
Шарон знала немного: о записи беседы с Лесом Стрейнджлавом, и ещё об умопомрачительных гонорарах Ребекки Кершоу, но это была мелочь по сравнению с козырями, которые рассчитывал выложить на стол Карсон. Эти факты лишь помогут воссоздать цельную картину, доказывающую, что даже если Дуглас не погряз в коррупции, то попросту не способен управлять столь мощной компанией.
А против Карсона никаких улик у Шарон не было. Она могла лишь голословно утверждать что-либо. Вдобавок ей тогда пришлось бы признаваться в том, что она распорядилась установить подслушивающее устройство в кабинете Джорджины. Не говоря уж о том, что именно она определяла размеры гонораров кузины Дугласа. Нет, Шарон он мог не опасаться - у неё самой рыльце в пушку.
Какой же болван Дуглас, что поручил проведение куперовской сделки ему! Предприимчивые дельцы прошлых лет ни за что не переложили бы столь важную операцию на чужие плечи. Что ж, это лишний раз подтверждало его собственные мысли: Дуглас окончательно утратил деловую хватку, он не способен возглавлять "Трибьюн". Человек на таком ответственном посту не имеет права на ошибки. А эта ошибка обойдется ему слишком дорого. Он лишится своего кресла.
В голове Карсона уже начался обратный отсчет времени, оставшегося до его звездной минуты.
Феретти поднимался по крутой тропе к мужскому туалету, проклиная лишние фунты веса, набранного за последние месяцы. Брюки из черной кожи обтягивали его чресла так туго, что ему дышалось с трудом. Феретти ещё сильнее втянул живот и запустил пятерню в свои длинные, до плеч, волосы. Пора уже постричься, подумал он. Завтра непременно навещу парикмахера. Он нащупал в заднем кармане бумажник, туго набитый двадцатифунтовыми банкнотами, и тут же ощутил, как привычно растет бугор под ширинкой брюк.
Время было позднее, за полночь, он никогда ещё не посещал этот туалет в столь неурочный час. Уединившись в своей излюбленной кабинке, Феретти затаился в засаде, дожидаясь появления жертвы за приоткрытой дверцей.
Ждать ему долго не пришлось. В туалет шатающейся поступью вошел молодой человек и направился к писсуару, на ходу расстегивая ширинку. Он был прекрасен, как бог. Шести футов ростом, а то и выше, атлетического телосложения, в полинялых джинсах "левис", белой тенниске и черной тужурке. Хорош дикарь, восхитился Феретти. Немного моложе, чем в моем вкусе, и слегка простоват, но - хорош, ничего не скажешь..
Он выбрался из своего убежища и с торчащим наизготовку членом подкрался сзади к молодому человеку, который, удовлетворенно сопя, шумно мочился на стенку писсуара.
- Привет, красавчик, - слащаво пропел Феретти. - Часто сюда заглядываешь?
Молодой человек вздрогнул и круто развернулся, обдав его струей мочи. Он недоуменно уставился на Феретти, затем перевел взгляд на его вздыбленный орган.
- Ты что, ох...л? - процедил он, поспешно застегивая ширинку. - А ну, вали отсюда, пидор хренов!
- Ага, ты, значит, из тех, что ломаются, - догадался Феретти. Любишь, стало быть, когда тебя уговаривают? Ах, противный!
С этими словами он стал приближаться. Все дальнейшее случилось буквально в мгновение ока. Правая рука молодого человека нырнула в тужурку. А в следующий миг свет неоновой лампы заискрился, отразившись от длинного клинка финского ножа. Феретти, не веря собственным глазам, проводил взглядом лезвие, которое, лишь мелькнув перед его носом, полоснуло его по горлу, от уха до уха. Он продолжал отупело взирать на молодого человека, но вдруг с ужасом заметил, что клинок обагрен кровью. Его кровью. Потом почувствовал, что по горлу течет что-то теплое, и, поднеся, дрожащую руку к шее, ощутил зияющую рану.
Несколько мгновений оба пялились друг на друга выпученными глазами. Затем молодой человек дико взвизгнул и со всех ног кинулся наутек. А Феретти перевел мутнеющий взор вниз, на свою дорогую белую сорочку, и с недовольством подумал, что завтра придется покупать новую. Внезапно пол под его ногами вздыбился, и Феретти, пытаясь удержать равновесие, пошатнулся и упал навзничь, больно стукнувшись головой об основание загаженного писсуара.
Раскрыв глаза, он увидел перед собой кафельные плитки, в нос шибануло едким запахом мочи. Последнее, что увидел Феретти, был кровавый ручеек, струившийся по кафельному полу. В правой руке он все ещё сжимал двадцатифунтовую купюру, обернутую вокруг полового члена.
То ли потому, что был носителем ВИЧ-инфекции, то ли потому, что нередко провожал в последний путь своих друзей и любовников, но Пит Феретти зачастую заводил речь о собственных похоронах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Лейбер стоял, повесив голову и отчаянно мечтая провалиться сквозь землю.
Шарон пробежала глазами весь материал, затем перечитала, уже внимательнее. Она не могла поверить в постигшую её катастрофу. Вся история была ложью с самого начала, подумала она. Стелла, Эмма, письма - все оказалось фальшивкой. И она, безмозглая корова, клюнула на эту наживку, как самая последняя дура. Эмма - такая же сестра Дианы, как и она сама.
- Провели, - прошипела она. А потом истошно завизжала: - Провели, как последних олухов! - Она вперила в Лейбера испепеляющий взгляд. - У тебя есть один-единственный шанс удержаться на своем месте. Выясни, кто меня подставил. И пошевеливайся!
Сидя за столом своего кабинета в Трибьюн-тауэр, Эндрю Карсон любовно взирал на подписанный договор. Вот она, долгожданная сделка с Купером, тридцать миллионов фунтов стерлингов в обмен на сорок процентов акций подчиненных "Трибьюн" изданий - "Геральд" и "Геральд он Санди". А сам южно-африканский бизнесмен войдет в Совет директоров группы "Трибьюн" с правом голоса.
Через несколько дней условия договора огласят, а в ближайшую среду, на очередном заседании Совета, договор утвердят. Карсон изнемогал от нетерпения. Он был всего в паре шагов от триумфа.
А в понедельник будет опубликовано воззвание о помощи голодающим детям Сьерра-Леоне - тем самым детям, которых генерал Мосика нещадно истреблял на куперовские миллионы.
Карсону не составило труда замести за собой следы. О том, кто именно разоблачил Купера, знали всего двое: он сам, и Петейсон. В молчании Петейсона Карсон не сомневался - на карту была поставлена его карьера. Дуглас же сам подыграл Карсону, поручив ему разработать условия заключения сделки с Купером. А уж воззвание спасти африканских детишек просто было даром Божиим. Разумеется, со временем Дуглас догадается, кто именно нанес ему разящий удар, но будет уже поздно. Репутация его будет окончательно подорвана, деловые партнеры от него отрекутся, и ему уже никто не попросту не поверит. Дело будет сделано.
Шарон знала немного: о записи беседы с Лесом Стрейнджлавом, и ещё об умопомрачительных гонорарах Ребекки Кершоу, но это была мелочь по сравнению с козырями, которые рассчитывал выложить на стол Карсон. Эти факты лишь помогут воссоздать цельную картину, доказывающую, что даже если Дуглас не погряз в коррупции, то попросту не способен управлять столь мощной компанией.
А против Карсона никаких улик у Шарон не было. Она могла лишь голословно утверждать что-либо. Вдобавок ей тогда пришлось бы признаваться в том, что она распорядилась установить подслушивающее устройство в кабинете Джорджины. Не говоря уж о том, что именно она определяла размеры гонораров кузины Дугласа. Нет, Шарон он мог не опасаться - у неё самой рыльце в пушку.
Какой же болван Дуглас, что поручил проведение куперовской сделки ему! Предприимчивые дельцы прошлых лет ни за что не переложили бы столь важную операцию на чужие плечи. Что ж, это лишний раз подтверждало его собственные мысли: Дуглас окончательно утратил деловую хватку, он не способен возглавлять "Трибьюн". Человек на таком ответственном посту не имеет права на ошибки. А эта ошибка обойдется ему слишком дорого. Он лишится своего кресла.
В голове Карсона уже начался обратный отсчет времени, оставшегося до его звездной минуты.
Феретти поднимался по крутой тропе к мужскому туалету, проклиная лишние фунты веса, набранного за последние месяцы. Брюки из черной кожи обтягивали его чресла так туго, что ему дышалось с трудом. Феретти ещё сильнее втянул живот и запустил пятерню в свои длинные, до плеч, волосы. Пора уже постричься, подумал он. Завтра непременно навещу парикмахера. Он нащупал в заднем кармане бумажник, туго набитый двадцатифунтовыми банкнотами, и тут же ощутил, как привычно растет бугор под ширинкой брюк.
Время было позднее, за полночь, он никогда ещё не посещал этот туалет в столь неурочный час. Уединившись в своей излюбленной кабинке, Феретти затаился в засаде, дожидаясь появления жертвы за приоткрытой дверцей.
Ждать ему долго не пришлось. В туалет шатающейся поступью вошел молодой человек и направился к писсуару, на ходу расстегивая ширинку. Он был прекрасен, как бог. Шести футов ростом, а то и выше, атлетического телосложения, в полинялых джинсах "левис", белой тенниске и черной тужурке. Хорош дикарь, восхитился Феретти. Немного моложе, чем в моем вкусе, и слегка простоват, но - хорош, ничего не скажешь..
Он выбрался из своего убежища и с торчащим наизготовку членом подкрался сзади к молодому человеку, который, удовлетворенно сопя, шумно мочился на стенку писсуара.
- Привет, красавчик, - слащаво пропел Феретти. - Часто сюда заглядываешь?
Молодой человек вздрогнул и круто развернулся, обдав его струей мочи. Он недоуменно уставился на Феретти, затем перевел взгляд на его вздыбленный орган.
- Ты что, ох...л? - процедил он, поспешно застегивая ширинку. - А ну, вали отсюда, пидор хренов!
- Ага, ты, значит, из тех, что ломаются, - догадался Феретти. Любишь, стало быть, когда тебя уговаривают? Ах, противный!
С этими словами он стал приближаться. Все дальнейшее случилось буквально в мгновение ока. Правая рука молодого человека нырнула в тужурку. А в следующий миг свет неоновой лампы заискрился, отразившись от длинного клинка финского ножа. Феретти, не веря собственным глазам, проводил взглядом лезвие, которое, лишь мелькнув перед его носом, полоснуло его по горлу, от уха до уха. Он продолжал отупело взирать на молодого человека, но вдруг с ужасом заметил, что клинок обагрен кровью. Его кровью. Потом почувствовал, что по горлу течет что-то теплое, и, поднеся, дрожащую руку к шее, ощутил зияющую рану.
Несколько мгновений оба пялились друг на друга выпученными глазами. Затем молодой человек дико взвизгнул и со всех ног кинулся наутек. А Феретти перевел мутнеющий взор вниз, на свою дорогую белую сорочку, и с недовольством подумал, что завтра придется покупать новую. Внезапно пол под его ногами вздыбился, и Феретти, пытаясь удержать равновесие, пошатнулся и упал навзничь, больно стукнувшись головой об основание загаженного писсуара.
Раскрыв глаза, он увидел перед собой кафельные плитки, в нос шибануло едким запахом мочи. Последнее, что увидел Феретти, был кровавый ручеек, струившийся по кафельному полу. В правой руке он все ещё сжимал двадцатифунтовую купюру, обернутую вокруг полового члена.
То ли потому, что был носителем ВИЧ-инфекции, то ли потому, что нередко провожал в последний путь своих друзей и любовников, но Пит Феретти зачастую заводил речь о собственных похоронах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92