Короче, все здорово! Народ, пошли в кабак!
— Пойдем, Сереженька, пойдем, — сказал появившийся на пороге Владимир Галактионович. Вид у него был довольный, как у белого медведя, только что задавившего моржа.
***
«А происходило это крещение вот так. На Дальний Восток я летел из СевастопТаня, сам просился о переводе, считал Тихоокеанский флот самым престижным. Что за перелет — думаю объяснять не надо: Ту-154, да еще жара, покрепче, чем сейчас. Две посадки, но поспать так и не удалось.
Приземлились под утро. Каким я из самолета вышел — лучше не говорить. Сразу же в штаб, а оттуда меня отправляют на остров Русский, в плавучую казарму. Ночь перекантуйся, утром к командующему. А эта плавучая общага — бывший японский трофей, эсминец «Кагосима». Естественно, строился под национальный стандарт: тот, кто впервые на него попал, не мог меньше трех раз приложиться лбом о разные торчащее железо. Ну и все по-японски узкое, тоже надо привыкнуть.
Катер меня подвез, я по узкому трапу поднялся — ни вахтенного, ни вообще никакой собаки на палубе. Пошел искать живых людей. Долго ползал, наконец огонек светится, пошел на огонек. В кубрике сидит здоровенный старшина, в грязной тельняшке. На столе хлебные крошки и граненый стакан. «Прибыл? Садись, сейчас прописка будет.» Ну, конечно, субординации никакой, я все же мичман. Но молчу: чужой монастырь, надо обжиться чуть-чуть.
Старшина этот постучал грязным пальцем по столу и крикнул: «Миша!». Смотрю, дивлюсь, какой Миша? Из-за щелки бежит таракан. Старшина на него взглянул и щелк на пол: чего явился? Опять: «Миша!». Еще один таракан выскочил, здоровенный прусачина, величиной, как сейчас эти модные тропические тараканы. И спина краской помечена. Старшина ему ногтем хлебную крошку пододвинул — вечерний паек. Миша ее схватил и в свою норку убежал.
Тут откуда-то вылезли две темные фигуры, не то что звания, рожу не различить. «Привет, мичман. Откуда? Из СевастопТаня? Это здорово, что из СевастопТаня. Давай за Владивосток». И этот самый граненый стакан до краев наливают. Я сразу по запаху понял, что это такое. «Пей». Этому Мише хоть крошка хлеба досталась, а мне ни закуски, ни запивки. Что делать, махнул. Как этот спирт проходил — не передать, слов нет. Было у него в животе три-четыре остановки. И все хотел обратно выйти, но так и не вышел.
Глаза зажмурил, чтоб было легче, раскрыл: опять наливают. Правда, наполовину. Как со стола его взял, помню, как обратно поставил нет: чувствую — меня куда-то несут. Положили в японскую лилипутскую каюту, еще помню, как волны о борт плескались, а я думал — потонет развалюха или нет. А, все равно.
Чуть ли не сразу разбудили. Я не чувствую, день или ночь, тем более, другой часовой пояс. «Вставай мичман, к командующему». Отвезли меня, я докладываю: «Товарищ командующий, мичман Цыплаков прибыл». Чувствую, что говорю, а слов своих не слышу — один хрип. Командующий: «в чем дело, мичман». Говорю: «Позавчера в Черном море перекупался, простыл». «Ступай». Выхожу на палубу, а там уже те же самые деятели. «Поздравляем, принят в нашу боевую Тихоокеанскую семью. Пошли, еще примем».
Рассказ Капитана слушали внимательно, с застольным уважением. Каждый раз он звучал для кого-то из новичков в пиаровской компании и каждый раз выяснялось, что и половина старожил его не слышала, или забыла.
Олег внимательно разглядывал коллег: кого-то он видел впервые или впервые сидел за одним столом. Появились полевики: малютка Елкова, здоровяк Гулин, по габаритам, пожалуй, превосходящий Гречина и, безусловно превосходящий его по длине усов, молчаливый Гришин — высокий, жилистый мужчина. Напротив Олега сидел самый представительный персонаж: Владимир Галактионович. Он уже рассказал про сегодняшнее заседание комиссии. Рядом с ним сидел Тараскин — веселый малый, в бейсболке с козырьком назад. Тараскин все порывался встать из-за стола и пойти к бильярду; Владимир Галактионович тихо удерживал его — после четвертого тоста пойдешь.
— Дамы и господа, — сказал Владимир Галактионович. — Я думаю, время подошло к нашему традиционному четвертому тосту. Я также думаю, что мы не будем нарушать традицию. Слово предоставляется Владимиру Геннадьевичу.
Куклинс встал, посмотрел у всех ли наполнено. Стукнул вилкой по бокалу, хотя его и так слушали.
— Итак, коллеги, у нас еще осталось немало поводов, чтобы выпить. Мы могли бы еще раз поднять бокалы за Владимира Галактионовича — за эти два дня он сделал немыслимое, добавлю, как всегда. Я также мог бы поднять бокалы за наших писателей, которые создали замечательный спецвыпуск номер один. Можно было бы поднять бокалы и за полевиков, построивших ноги за три дня и уже готовых к первому обходу. Можно было бы поднять тост и за господина Котелкова, который, вместо того, чтобы отдыхать с нами, предпочел очередной сеанс психотерапии для нашего клиента. Наконец, можно было бы выпить и за начало кампании: мы зарегистрировали всех, кого надо, создали фабрику текстов, отстроили ноги и дальше остается только выполнять график. Но я, будучи чрезвычайно консервативным, предлагаю свой четвертый тост. Выпьем за то, чтобы у нас все было и нам за это, ничего (подчеркиваю, плохого) не было.
Пустые рюмки опустились на стол. Тараскин, увлекая за собой Толика, убежал в соседний зал с бильярдом. Олег остался, так как принесли горячее, он толком не ел два дня. Когда же бифштекс со сложным гарниром был поглощен, уходить все равно не захотелось — Игорь Гулин, поковыряв принесенный ему шашлык, начал очередной рассказ, про кампанию в Карачаево-Черкесии.
— Почему-то все уверены, что настоящий кавказский шашлык непременно из баранины. Так прямо и говорят — чтобы съесть настоящий бараний шашлык, надо на Кавказ ехать. Это не так. У самих кавказцев мнение другое.
Помню, однажды, когда ехал в дальний штаб, это кстати, Урупский район, там Бутово, самый большой зеркальный телескоп в Европе. Так вот, шофер по национальности… [4]… В дороге о шашлыках заговорили, шофер и стал рассказывать, из какого мяса получаются лучшие шашлыки. «Если, — говорит, — из курочки жаришь, надо непременно брать черную курочку, вкуснее будет. Если из барашка жаришь, непременно черного барашка бери, вкуснее всего будет». А потом нагнулся ко мне, будто кто третий в машине был и шепотом на ухо: «А если правду сказать, то самый вкусный шашлык из молодого поросенка». Я уже потом понял, почему он шептал: чтобы Аллах не услышал.
Все посмеялись, Владимир Галактионович начал свою историю, тоже связанную с таким веселым делом, как выборы на Кавказе. Он рассказывал о выборах в Ингушетии, о том, как жить приходилось в горских саклях, а там все хорошо, только вот деревенское удобство от двери за сто шагов — традиция такова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Пойдем, Сереженька, пойдем, — сказал появившийся на пороге Владимир Галактионович. Вид у него был довольный, как у белого медведя, только что задавившего моржа.
***
«А происходило это крещение вот так. На Дальний Восток я летел из СевастопТаня, сам просился о переводе, считал Тихоокеанский флот самым престижным. Что за перелет — думаю объяснять не надо: Ту-154, да еще жара, покрепче, чем сейчас. Две посадки, но поспать так и не удалось.
Приземлились под утро. Каким я из самолета вышел — лучше не говорить. Сразу же в штаб, а оттуда меня отправляют на остров Русский, в плавучую казарму. Ночь перекантуйся, утром к командующему. А эта плавучая общага — бывший японский трофей, эсминец «Кагосима». Естественно, строился под национальный стандарт: тот, кто впервые на него попал, не мог меньше трех раз приложиться лбом о разные торчащее железо. Ну и все по-японски узкое, тоже надо привыкнуть.
Катер меня подвез, я по узкому трапу поднялся — ни вахтенного, ни вообще никакой собаки на палубе. Пошел искать живых людей. Долго ползал, наконец огонек светится, пошел на огонек. В кубрике сидит здоровенный старшина, в грязной тельняшке. На столе хлебные крошки и граненый стакан. «Прибыл? Садись, сейчас прописка будет.» Ну, конечно, субординации никакой, я все же мичман. Но молчу: чужой монастырь, надо обжиться чуть-чуть.
Старшина этот постучал грязным пальцем по столу и крикнул: «Миша!». Смотрю, дивлюсь, какой Миша? Из-за щелки бежит таракан. Старшина на него взглянул и щелк на пол: чего явился? Опять: «Миша!». Еще один таракан выскочил, здоровенный прусачина, величиной, как сейчас эти модные тропические тараканы. И спина краской помечена. Старшина ему ногтем хлебную крошку пододвинул — вечерний паек. Миша ее схватил и в свою норку убежал.
Тут откуда-то вылезли две темные фигуры, не то что звания, рожу не различить. «Привет, мичман. Откуда? Из СевастопТаня? Это здорово, что из СевастопТаня. Давай за Владивосток». И этот самый граненый стакан до краев наливают. Я сразу по запаху понял, что это такое. «Пей». Этому Мише хоть крошка хлеба досталась, а мне ни закуски, ни запивки. Что делать, махнул. Как этот спирт проходил — не передать, слов нет. Было у него в животе три-четыре остановки. И все хотел обратно выйти, но так и не вышел.
Глаза зажмурил, чтоб было легче, раскрыл: опять наливают. Правда, наполовину. Как со стола его взял, помню, как обратно поставил нет: чувствую — меня куда-то несут. Положили в японскую лилипутскую каюту, еще помню, как волны о борт плескались, а я думал — потонет развалюха или нет. А, все равно.
Чуть ли не сразу разбудили. Я не чувствую, день или ночь, тем более, другой часовой пояс. «Вставай мичман, к командующему». Отвезли меня, я докладываю: «Товарищ командующий, мичман Цыплаков прибыл». Чувствую, что говорю, а слов своих не слышу — один хрип. Командующий: «в чем дело, мичман». Говорю: «Позавчера в Черном море перекупался, простыл». «Ступай». Выхожу на палубу, а там уже те же самые деятели. «Поздравляем, принят в нашу боевую Тихоокеанскую семью. Пошли, еще примем».
Рассказ Капитана слушали внимательно, с застольным уважением. Каждый раз он звучал для кого-то из новичков в пиаровской компании и каждый раз выяснялось, что и половина старожил его не слышала, или забыла.
Олег внимательно разглядывал коллег: кого-то он видел впервые или впервые сидел за одним столом. Появились полевики: малютка Елкова, здоровяк Гулин, по габаритам, пожалуй, превосходящий Гречина и, безусловно превосходящий его по длине усов, молчаливый Гришин — высокий, жилистый мужчина. Напротив Олега сидел самый представительный персонаж: Владимир Галактионович. Он уже рассказал про сегодняшнее заседание комиссии. Рядом с ним сидел Тараскин — веселый малый, в бейсболке с козырьком назад. Тараскин все порывался встать из-за стола и пойти к бильярду; Владимир Галактионович тихо удерживал его — после четвертого тоста пойдешь.
— Дамы и господа, — сказал Владимир Галактионович. — Я думаю, время подошло к нашему традиционному четвертому тосту. Я также думаю, что мы не будем нарушать традицию. Слово предоставляется Владимиру Геннадьевичу.
Куклинс встал, посмотрел у всех ли наполнено. Стукнул вилкой по бокалу, хотя его и так слушали.
— Итак, коллеги, у нас еще осталось немало поводов, чтобы выпить. Мы могли бы еще раз поднять бокалы за Владимира Галактионовича — за эти два дня он сделал немыслимое, добавлю, как всегда. Я также мог бы поднять бокалы за наших писателей, которые создали замечательный спецвыпуск номер один. Можно было бы поднять бокалы и за полевиков, построивших ноги за три дня и уже готовых к первому обходу. Можно было бы поднять тост и за господина Котелкова, который, вместо того, чтобы отдыхать с нами, предпочел очередной сеанс психотерапии для нашего клиента. Наконец, можно было бы выпить и за начало кампании: мы зарегистрировали всех, кого надо, создали фабрику текстов, отстроили ноги и дальше остается только выполнять график. Но я, будучи чрезвычайно консервативным, предлагаю свой четвертый тост. Выпьем за то, чтобы у нас все было и нам за это, ничего (подчеркиваю, плохого) не было.
Пустые рюмки опустились на стол. Тараскин, увлекая за собой Толика, убежал в соседний зал с бильярдом. Олег остался, так как принесли горячее, он толком не ел два дня. Когда же бифштекс со сложным гарниром был поглощен, уходить все равно не захотелось — Игорь Гулин, поковыряв принесенный ему шашлык, начал очередной рассказ, про кампанию в Карачаево-Черкесии.
— Почему-то все уверены, что настоящий кавказский шашлык непременно из баранины. Так прямо и говорят — чтобы съесть настоящий бараний шашлык, надо на Кавказ ехать. Это не так. У самих кавказцев мнение другое.
Помню, однажды, когда ехал в дальний штаб, это кстати, Урупский район, там Бутово, самый большой зеркальный телескоп в Европе. Так вот, шофер по национальности… [4]… В дороге о шашлыках заговорили, шофер и стал рассказывать, из какого мяса получаются лучшие шашлыки. «Если, — говорит, — из курочки жаришь, надо непременно брать черную курочку, вкуснее будет. Если из барашка жаришь, непременно черного барашка бери, вкуснее всего будет». А потом нагнулся ко мне, будто кто третий в машине был и шепотом на ухо: «А если правду сказать, то самый вкусный шашлык из молодого поросенка». Я уже потом понял, почему он шептал: чтобы Аллах не услышал.
Все посмеялись, Владимир Галактионович начал свою историю, тоже связанную с таким веселым делом, как выборы на Кавказе. Он рассказывал о выборах в Ингушетии, о том, как жить приходилось в горских саклях, а там все хорошо, только вот деревенское удобство от двери за сто шагов — традиция такова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76