Предмет на груди лежащего на алтаре ребенка вспыхнул ярче. Теперь видно было, что это огромный топор из зеленоватого металла, напоминающего бронзу, боевое оружие с остро отточенным лезвием. Свет, окутывавший его, запульсировал, сперва медленно, а затем все быстрее, с каждым толчком растекаясь все шире. Вскоре он охватил уже грудь ребенка. Тот слабо застонал и тут же затих.
— О, Хейр Кующий Молнии! — воскликнул Орландо, запрокинув голову в безлунную ночь. — Сломи оковы, неправедно наложенные! Растопчи обидчиков! Сокруши дерзких! Приди и твори мщение, о Хейр Золотоглазый!
Пламя вокруг алтаря становилось все ярче; на топор невозможно было смотреть. Огонь полностью поглотил его и теперь ткался коконом вокруг дрожащего тела мальчика. Очертаний фигурки вскоре стало не разглядеть в ослепительном сиянии.
По ком плачет колокол, пестун мой?
Он проклинает Орландо.
А кто он — Орландо, пестун мой?
Звереныш, в сумрак ушедший.
А в чем же вина его, пестун мой?
Он в душу впустил проказу…"
***
…Гигантская фигура, ловкая, как кошка, выбралась вдруг из люка на площадку. Человек встал в боевую стойку, изготовившись к броску. Но он потерял несколько драгоценных секунд, ибо взглянул на объятый пламенем алтарь и на мгновение ослеп. А когда пришел в себя, Ярл уже стоял напротив.
— Ты… — только и смог прорычать Блейд. До последнего мгновения он не верил… Не хотел верить! — Ты?!
Ярл посмотрел на Ричарда Блейда невидящим взглядом и прошептал, почти не размыкая рта:
— Чего ты хочешь от меня?
— Что?! — На миг тот даже онемел от ярости. — Верни мне сына, ублюдок! Верни Дика, а не то пожалеешь!
Лицо Ярла искривила гримаса.
— Поздно, принц Лондонский!.. Ты опоздал, как всегда. Боги Альбы вершат свое возмездие! Ты посягнул на Друззу, и Ольг, сын Геторикса Краснобородого, вонзил тебе нож в спину… Только доброта Матери Земли, которой дано карать и миловать, сохранила тебе жизнь руками наперсницы ее Канаки! Ты поднял Асквиоль и Ариан на Тунора и Фриггу, и тебя лишили Талин! Но милость Хейра Пламенноокого безмерна… Он избрал для возрождения жалкое тело твоего щенка! Это великая честь, Блейд! Так возрадуйся, заблудшая душа! Невозможно воевать с богами…
Будь у него Айскалп, Блейд не стал бы тратить время на споры с предателем… Ярл был невменяем, это ясно. Но мускулистые руки наследника Западного Дома держали остро отточенный меч. Блейд же был безоружен и слишком хорошо знал о воинском умении пирата, чтобы рисковать понапрасну.
Надо усыпить бдительность противника — и, улучив момент, прорваться к алтарю, который Ярл закрывал спиной. Но для этого необходимо было втянуть его в разговор…
— Ты предал меня, Ярл… Предал нашу дружбу! — Горечь и гнев в голосе Блейда были вполне искренни. В то же время он пристально следил за малейшими оттенками выражений на лице противника, надеясь поймать момент расслабления.
Однако Ярл был опытным бойцом. И хотя довольствовался пока оборонительной позицией, не делая попыток напасть на Блейда, но постоянно оставался начеку. Разумеется, ему достаточно было просто выиграть время. Странник же чувствовал, как утекают, точно песок сквозь пальцы, последние отпущенные ему секунды…
— Каждый из нас предавал хоть однажды… — Печаль Ярла тоже казалась неподдельной. — Каждый… Вспомни хотя бы себя… Разве нет людей, что могли бы бросить тебе тот же упрек?
Блейд не мог не признать его правоту. Но перед собой он видел сияющий алтарь, где приносили в жертву неведомому богу его сына. Ему было не до моральных дискуссий!
— Дик! Мой Дик… — простонал он, не в силах выдержать этой боли. — Дик, мальчик, ты слышишь меня?! — но призыв его остался без ответа. Лишь ярче вспыхнуло налившееся багрянцем пламя.
— Я же сказал, поздно, — усмехнулся Ярл торжествующе. — Хейр Горны Возжигающий воскреснет — сперва в теле твоего отпрыска, а потом, с его смертью, сможет высвободиться, обретя подлинно божественную сущность. И тогда Пламенноокий безраздельно воцарится в мире!
Блейд заметил безумный блеск в его глазах, сбивчивость речи, когда тот говорил о возрождении Бога Огня. Как непохоже это было на вечно невозмутимого, спокойного Ярла!
— Опомнись, Ярл! Опомнись, пока не поздно, — закричал он, делая чуть заметный шажок влево. Если бы удалось отвлечь Пурпурноликого хоть на мгновение… — Как ты можешь?..
— Это был мой долг. Я не мог иначе. — В голосе Ярла неожиданно послышалась усталость. — Если бы ты знал, через что мне пришлось пройти… Гибель детей еще во чреве… Смерть возлюбленной… Холод… Мор… Страх… Глад… Весь мой род вырезали псы Хагена! Лишили крова, семьи… Я познал все. Скорбь. Нужду. Отчаяние. Я задыхался в малярийном бреду, но Он не дал мне умереть. Я замерзал во льдах Льора, но Он обрекал меня на новые страдания. Я семь раз взрезал себе жилы, но каждый раз кровь переставала течь, едва я отводил лезвие ножа. И все лишь потому, что нес на себе это проклятие! Но теперь… — Он обернулся к алтарю, и багровое пламя заиграло в его глазах, — теперь все будет иначе. Мой бог вернется на землю! Имя мое прославится в веках…
— Его будут проклинать в веках, Орландо! — раздался за спиной у Блейда надтреснутый старческий голос, полный жгучей ненависти. — Проклинать, запомни! Это говорю тебе я! Реки лавы потекут по земле, моря выйдут из берегов, земля вздыбится, как норовистая лошадь, воздух и вода вспыхнут, подобно соломе… Королевства будут повержены в прах, и каждый живущий отринет час своего рождения!
— Кто ты такой, чтобы судить меня?! — Не помня себя от ярости, Ярл метнулся к выбравшемуся на башню Абдиасу. — Ты, подлый пес и изменник! Жрец, продавший нас Хагену! Убийца! На тебе кровь моего дома, кровь моего отца и братьев, Вегур! Я узнал тебя, хоть ты и сменил личину! Как смеешь ты говорить о проклятии?
Вегур! Это имя ничего не говорило Блейду, но с этим именем на устах умирал Западный Дом. Странник же видел лишь то, что путь свободен! Он бросился к алтарю.
Огромный гранитный куб еще светился, но огонь угасал постепенно, делаясь из багрового густо-фиолетовым, и словно впитывался в камень. Фигура мальчика, неподвижно распростертого на алтаре, виднелась отчетливо. Последние сгустки пламени полыхнули и исчезли, когда Блейд протянул к нему руки. Казалось, ребенок спит. Айскалп лежал у него на груди.
Радость зажгла сердце странника. Айскалп! Он больше не безоружен! Теперь ему никто не страшен, хоть целый сонм богов! Но похоже, судьба отвернулась от него навеки…
Вот он протягивает руку. Опускает пальцы на древко. Пытается сжать пальцы. Но от прикосновения бронзовый топор, оружие, с которым он делил кровь врагов и холодное ложе; смычок сюит убийства; металлический символ кровавой пасторали; острый серп, косивший людское жнивье, — кровавой лунной пылью рассыпается у него под пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61