Несмотря на эти неимоверные трудности, авангард успешно продвигался, сбивая шведские заслоны с мелких островов и прокладывая путь корпусу Багратиона к Большому Аланду.
За восемь дней стремительных маршей и горячих боев гродненские гусары и казаки, ведомые Кульневым, заняли чуть ли не весь архипелаг. Открывался путь и к неприятельским берегам.
Князь Багратион, закрепившись на Большом Аланде, снова высылал вперед Кульнева. В своем распоряжении, ему адресованном, он писал: «Надо испытать дорогу на шведский берег и разведать неприятельские силы. Господа шведы не единожды у нас гостили, давно пора визит отдать».
Денис Давыдов на всю жизнь запомнит этот отчаянный марш. Тяжелее перехода для него, пожалуй, не будет ни в одной кампании.
И все же дошли. Одолели. На рассвете, едва лишь чуточку развиднелось, были у шведского берега близ Гриссельгама. Атаковали с ходу. Однако неприятельская позиция со стороны моря была защищена заледенелыми валами, которые на конях не перемахнуть, сколь ни бейся. К тому же забухала неприятельская артиллерия, со свистом и шипением начала врезаться в лед шведская картечь.
Кульнев не мешкая спешил гусар и казаков и сам повел их на штурм укрепления. А посланный им Давыдов с двумя эскадронами гродненцев ударил с фланга. После короткого, но жестокого боя шведы были сметены с ледовых редутов, а потом выбиты и из города.
Кульнев отправил в обратный путь лихого казачьего урядника с краткой победной депешей князю Багратиону: «Благодарение Богу, честь и слава российскому воинству на берегах Швеции. Я с войсками в Гриссельгаме. На море мне дорога открыта, и остаюсь здесь до получения ваших повелений».
От Гриссельгама до шведской столицы оставалось менее ста верст, или два конных перехода.
Однако наступления на Стокгольм, которого так жаждали Кульнев и Давыдов, не последовало.
Известие о. том, что русские закрепились на шведском берегу и вот-вот будут поддержаны с Аландских островов Багратионом, как сказывали, так сильно взволновало короля Густава IV, положение которого и без того из-за внутренних распрей было шатким, что он тут же начал переговоры о мире. Посему военные действия были прекращены и авангард Кульнева отозван на Большой Аланд. Кампания шла наконец к победному завершению.
За примерную храбрость и заслуги, проявленные в ледовом походе, князь Багратион специальным рапортом, направленным в Государственную коллегию, ходатайствовал о награждении Дениса Давыдова орденом Святого Георгия 3-го класса. Но и этот рапорт и все предыдущие представления на него генералов Раевского, Кульнева и Янковича были оставлены без последствий. После долгих проволочек Давыдов удостоился «за оказанную в сем году храбрость» лишь Высочайшего благоволения, то бишь обычной дежурной монаршей благодарности...
— Ну, Денис, погоди, — клокотал негодованием Бaгратион, — я в Петербурге сызнова за тебя баталию поведу. К самому государю пойду, ты меня знаешь...
— Вот сего делать более и не надобно, ваше сиятельство, это моя к вам единственная и решительная просьба, — полуофициальным тоном ответствовал Давыдов.
— Как? — изумился князь.
— Да поймите, Петр Иванович, — разом смягчил голос Денис, — государь меня не жалует, это, как божий день, ясно. Он именно о том и помышляет, чтобы каждая награда моя была завоевана дважды — сперва на поле сражения, а потом в канцеляриях военного ведомства. На сие ни у меня, ни у вас сил и здоровия не хватит. Ежели характер сейчас не выдержать и снова на поклон удариться, то так все и пойдет далее, сколь бы я ни служил. Вон и Кульнев Яков Петрович толкует: «Лучше быть меньше награжденному по заслугам, чем много безо всяких заслуг...»
Багратион задумался, зашевелил низкими грозовыми бровями.
— Пожалуй, в словах твоих есть резон. По натуре своей и я бы так поступил... Впрочем, ежели переменишь решение, только скажи, я к ходатайству за тебя готов завсегда.
Вскорости стало известно, что Багратион получил назначение на пост главнокомандующего Дунайской армией. Он брал с собою на турецкий военный театр Кульнева и Давыдова.
Под зноем юга
Напрасно покидал страну моих отцов,
Друзей души, блестящие искусства
И в шуме грозных битв, под тению шатров
Старался усыпить встревоженные чувства.
К. Н. Батюшков
Дунайская кампания, в которой теперь предстояло принять участие Денису Давыдову, велась без сколько-нибудь заметного успеха уже третий год.
Оттоманская Порта, помышлявшая вновь твердою ногою встать на Черноморском побережье, давным-давно зарилась на Кавказ и Тавриду. Наполеон эти алчные устремления Турции всячески поддерживал и через генерала Себастиани, назначенного французским посланником в Константинополе, подталкивал султана Селима III и его приближенных на войну с Россией, обещая помощь и оружием и войсками, для чего даже двинул в Далмацию 25-тысячный корпус Мармона.
В декабре 1806 года турки открыли военные действия. Россия, основные силы которой были заняты на западе борьбою с Бонапартом, в этой новой войне была отнюдь не заинтересована и могла противопоставить Порте лишь 40-тысячную Дунайскую армию под командованием генерала И. И. Михельсона, главною ратною доблестью которогосчитался захват Емельяна Пугачева, который, как известно, был повязан и выдан ему своими же ближайшими сотоварищами. Тем не менее поначалу кампания складывалась удачно. Русские войска перешли Днестр и в два с небольшим месяца овладели целым рядом важнейших турецких крепостей — Яссами, Бендерами, Аккерманом, Килией, Галацем, Бухарестом — и вышли к берегам Дуная. Однако для развития успеха были надобны дополнительные войска, а их не было, поскольку все резервы бросались русским императором на прусский военный театр.
После Тильзита боевые действия на Дунае на какое-то время прекратились: при посредничестве Франции между враждебными сторонами было заключено Слободзейское перемирие, которое интересам России никак не отвечало, поскольку предусматривало вывод русских войск из Молдавии и Валахии. Воспользовавшись какими-то формальными предлогами, Александр I этого перемирия не ратифицировал. На Дунае снова загремели пушки.
Высокомерно-бездарного Михельсона на посту главнокомандующего сменил семидесятисемилетний, дряхлый и глухой как пень фельдмаршал князь Прозоровский, по прозванию Сиречь за великую привязанность к этому слову. Никаких воинских подвигов за ним тоже не числилось. Поэтому батальные действия, которые Прозоровский вел на Дунае, большею частью, конечно, шли сами собой, без его пригляда и участия до тех пор, покуда однажды он не скончался своею смертью в лагере под Мачином — от дряхлости и обжорства.
Освободившуюся таким образом должность главнокомандующего Дунайской армией государь соизволил передать князю Петру Ивановичу Багратиону, столь блистательно проявившему себя во время знаменитого ледового аландского марша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134