Особенно заботился об этом Денис Давыдов, уже снискавший себе лавры певца вина, любви и славы. В реальной жизни все выглядело, конечно, куда скромнее. Близкий его друг и сотоварищ по приятельским застольям князь Петр Андреевич Вяземский напишет впоследствии: «Впрочем, нелишне заметить, что певец вина и веселых попоек в этом отношении несколько поэтизирован. Радушный и приятный собутыльник, он на деле был довольно скромен и трезв. Он не оправдывал собой нашей пословицы: пьян да умен, два угодья в нем. Умен он был, а пьяным не бывал».
Да и бумаги главной квартиры Багратиона этой поры, в которых часто встречается имя лейб-гусарского ротмистра Дениса Давыдова, свидетельствуют, что адъютанту князя Петра Ивановича чаще всего было отнюдь не до бесед с Вакхом в дружеском офицерском кругу. Из первых трех месяцев по возвращении с Дуная он, например, два с половиною проводит в дороге — то в седле, то в жестких курьерских дрожках. Как один из первых помощников и доверенных лиц Багратиона, Давыдов исполняет множество поручений главнокомандующего.
Денис Давыдов в эту пору принял и самое деятельное участие в подготовке и написании особой записки, поданной Багратионом на имя государя, в которой был в деталях разработан план новой кампании против французов. Князь Петр Иванович, глубоко убежденный, что война с Наполеоном неизбежна, дабы уберечь Россию от неотвратимости вражеского нашествия с запада, как приверженец суворовской наступательной тактики, предлагал упредить неприятеля и нанести ему удар через герцогство Варшавское. Выгоду от этого он предполагал немалую. В успешном действии против французских корпусов в Европе, покуда немногочисленных, разрозненных и занятых переформированием, князь не сомневался. Кроме того, первые же победы над неприятелем решат участь Польши и оторвут ее от Наполеона. Совершенно очевидно, что тогда не решатся выступить на стороне Бонапарта Австрия и Пруссия. Иначе и поспешно создающиеся польские легионы, и войска цезаря римского и оглушенного поражением Фридриха-Вильгельма III прибранные к рукам французами, будут вовлечены в поход против России...
Кто знает, как бы повернулись дальнейшие события истории, если бы боязливый и всегда сомневающийся Александр I вдруг принял этот смелый, решительный и дальновидный план Багратиона.
Вместо этого, как известно, царь, располагавший обширными и весьма точными данными о твердом намерении Наполеона сокрушить Россию, целиком положится на немецких военных советников и в первую очередь на бездарного генерала Фуля. По плану, сочиненному этим педантичным кабинетным «стратегом», русские войска будут растянуты на огромном пространстве по оборонительным кордонам, и, чтобы собрать армию воедино после начала вражеского нашествия, потребуется преодолеть неимоверные трудности и пролить реки солдатской крови. Огромные силы и средства в соответствии все с тем же «фулевым прожектом» затратит Россия для сооружения печально знаменитого Дрисского оборонительного лагеря, который и современники и историки единодушно назовут не чем иным, как ловушкой для нашей армии.
Находящийся при князе Багратионе и занятый будничными, не особо примечательными, по собственному его мнению, делами, Денис Давыдов внутренне уже готовил себя, как и многие передовые, думающие офицеры, к большим и серьезным испытаниям во имя любезного отечества. В армии креп патриотический дух. Пожалуй, никогда прежде в полках с таким усердием и рвением не изучались военные науки и уставные наставления.
Ходила по всей армии и хлестко-озорная эпиграмма Дениса Давыдова «К портрету Бонапарте», высмеивавшая людоедско-захватнические амбиции Наполеона и его страсть сажать на большие и малые европейские престолы своих братьев и прочих родственников:
Сей корсиканец целый век
Гремит кровавыми делами.
Ест по сту тысяч человек
И ....... королями.
Эта эпиграмма явилась, пожалуй, одним из первых в нашей литературе опытов резкой и броской, а главное, общедоступной политической стихотворной карикатуры. И она, без сомнения, делала свое дело: в канун иноземного нашествия внушала презрение и ненависть к алчному и кровожадному врагу.
Кстати, в эту пору Давыдов снова исполнен вдохновения. Однако былые восторги и упоения владеют им все менее. Им на смену приходит острое предчувствие приближающейся военной грозы:
Так мне ли ударять в разлаженные струны
И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
Пусть загремят войны перуны,
Я в этой песне виртуоз!
Перуны самой большой и жестокой со времен изобретения пороха войны все ближе накатывались с запада к российским пределам.
«Отступая... Наступать!»
Я никакой позиции здесь не имею, кроме болот, лесов, гребли и пески. Надо мне выдраться, но Могилев в опасности и еще надо бежать. Куда? в Смоленск, дабы прикрыть Россию несчастную... Я имею войска до 45 тысяч. Правда, пойду смело и на 50 тысяч и более, но тогда, когда бы я был свободен, а как теперь, и на 10 тысяч не могу. Что день опоздаю, то я окружен.
П. И. Багратион — А. П. Ермолову
Князь Багратион пребывал в мучительном раздумье.
Ежели исполнять в точности строгое предписание государя, полученное им по прибытии в Зельву 18 июня, то следовало бы, переправив 2-ю армию через реку Щару, спешно двигаться через Белицу или Новогрудок к Вилейке, на соединение с армией Барклая. Но Вильна, как следовало из того же послания Александра I, уже занята Наполеоном.
Это означало, что Багратиону предлагался опаснейший фланговый марш, который возможно исполнить лишь при полном бездействии неприятеля. А коли Бонапарт не мешкая заступит путь своими главными силами? Растянув войска по худым дорогам, Багратион тогда и оборониться как следует не успеет. Французы легко смогут разрубить его армию на части, и тогда быть превеликой беде. Ужели государь такой простой и очевидной истины уразуметь не может?..
Его жгла обида и на Барклая. Почему военный министр, видя столь явную непредусмотрительность в распоряжении императора, счел удобным для себя сего не заметить? Сами собой в горячей голове Багратиона ворочались тяжелые мысли об измене...
Действовать надо было, однако, незамедлительно. Перечитав еще раз категоричное требование государя и еще раз поразмыслив, князь Петр Иванович решил выбрать меньшее из зол: круто повернуть на Новогрудок. Все же восточнее и подалее от главных сил Наполеона. Единственное, что могло спасти в этом случае его армию, это — быстрота. Теперь надо было уповать лишь на господа бога да на выносливость русского солдата.
Форсированными переходами войска Багратиона за пять дней марша одолели более 150 верст по раскисшим дорогам под почти непрерывным дождем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Да и бумаги главной квартиры Багратиона этой поры, в которых часто встречается имя лейб-гусарского ротмистра Дениса Давыдова, свидетельствуют, что адъютанту князя Петра Ивановича чаще всего было отнюдь не до бесед с Вакхом в дружеском офицерском кругу. Из первых трех месяцев по возвращении с Дуная он, например, два с половиною проводит в дороге — то в седле, то в жестких курьерских дрожках. Как один из первых помощников и доверенных лиц Багратиона, Давыдов исполняет множество поручений главнокомандующего.
Денис Давыдов в эту пору принял и самое деятельное участие в подготовке и написании особой записки, поданной Багратионом на имя государя, в которой был в деталях разработан план новой кампании против французов. Князь Петр Иванович, глубоко убежденный, что война с Наполеоном неизбежна, дабы уберечь Россию от неотвратимости вражеского нашествия с запада, как приверженец суворовской наступательной тактики, предлагал упредить неприятеля и нанести ему удар через герцогство Варшавское. Выгоду от этого он предполагал немалую. В успешном действии против французских корпусов в Европе, покуда немногочисленных, разрозненных и занятых переформированием, князь не сомневался. Кроме того, первые же победы над неприятелем решат участь Польши и оторвут ее от Наполеона. Совершенно очевидно, что тогда не решатся выступить на стороне Бонапарта Австрия и Пруссия. Иначе и поспешно создающиеся польские легионы, и войска цезаря римского и оглушенного поражением Фридриха-Вильгельма III прибранные к рукам французами, будут вовлечены в поход против России...
Кто знает, как бы повернулись дальнейшие события истории, если бы боязливый и всегда сомневающийся Александр I вдруг принял этот смелый, решительный и дальновидный план Багратиона.
Вместо этого, как известно, царь, располагавший обширными и весьма точными данными о твердом намерении Наполеона сокрушить Россию, целиком положится на немецких военных советников и в первую очередь на бездарного генерала Фуля. По плану, сочиненному этим педантичным кабинетным «стратегом», русские войска будут растянуты на огромном пространстве по оборонительным кордонам, и, чтобы собрать армию воедино после начала вражеского нашествия, потребуется преодолеть неимоверные трудности и пролить реки солдатской крови. Огромные силы и средства в соответствии все с тем же «фулевым прожектом» затратит Россия для сооружения печально знаменитого Дрисского оборонительного лагеря, который и современники и историки единодушно назовут не чем иным, как ловушкой для нашей армии.
Находящийся при князе Багратионе и занятый будничными, не особо примечательными, по собственному его мнению, делами, Денис Давыдов внутренне уже готовил себя, как и многие передовые, думающие офицеры, к большим и серьезным испытаниям во имя любезного отечества. В армии креп патриотический дух. Пожалуй, никогда прежде в полках с таким усердием и рвением не изучались военные науки и уставные наставления.
Ходила по всей армии и хлестко-озорная эпиграмма Дениса Давыдова «К портрету Бонапарте», высмеивавшая людоедско-захватнические амбиции Наполеона и его страсть сажать на большие и малые европейские престолы своих братьев и прочих родственников:
Сей корсиканец целый век
Гремит кровавыми делами.
Ест по сту тысяч человек
И ....... королями.
Эта эпиграмма явилась, пожалуй, одним из первых в нашей литературе опытов резкой и броской, а главное, общедоступной политической стихотворной карикатуры. И она, без сомнения, делала свое дело: в канун иноземного нашествия внушала презрение и ненависть к алчному и кровожадному врагу.
Кстати, в эту пору Давыдов снова исполнен вдохновения. Однако былые восторги и упоения владеют им все менее. Им на смену приходит острое предчувствие приближающейся военной грозы:
Так мне ли ударять в разлаженные струны
И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
Пусть загремят войны перуны,
Я в этой песне виртуоз!
Перуны самой большой и жестокой со времен изобретения пороха войны все ближе накатывались с запада к российским пределам.
«Отступая... Наступать!»
Я никакой позиции здесь не имею, кроме болот, лесов, гребли и пески. Надо мне выдраться, но Могилев в опасности и еще надо бежать. Куда? в Смоленск, дабы прикрыть Россию несчастную... Я имею войска до 45 тысяч. Правда, пойду смело и на 50 тысяч и более, но тогда, когда бы я был свободен, а как теперь, и на 10 тысяч не могу. Что день опоздаю, то я окружен.
П. И. Багратион — А. П. Ермолову
Князь Багратион пребывал в мучительном раздумье.
Ежели исполнять в точности строгое предписание государя, полученное им по прибытии в Зельву 18 июня, то следовало бы, переправив 2-ю армию через реку Щару, спешно двигаться через Белицу или Новогрудок к Вилейке, на соединение с армией Барклая. Но Вильна, как следовало из того же послания Александра I, уже занята Наполеоном.
Это означало, что Багратиону предлагался опаснейший фланговый марш, который возможно исполнить лишь при полном бездействии неприятеля. А коли Бонапарт не мешкая заступит путь своими главными силами? Растянув войска по худым дорогам, Багратион тогда и оборониться как следует не успеет. Французы легко смогут разрубить его армию на части, и тогда быть превеликой беде. Ужели государь такой простой и очевидной истины уразуметь не может?..
Его жгла обида и на Барклая. Почему военный министр, видя столь явную непредусмотрительность в распоряжении императора, счел удобным для себя сего не заметить? Сами собой в горячей голове Багратиона ворочались тяжелые мысли об измене...
Действовать надо было, однако, незамедлительно. Перечитав еще раз категоричное требование государя и еще раз поразмыслив, князь Петр Иванович решил выбрать меньшее из зол: круто повернуть на Новогрудок. Все же восточнее и подалее от главных сил Наполеона. Единственное, что могло спасти в этом случае его армию, это — быстрота. Теперь надо было уповать лишь на господа бога да на выносливость русского солдата.
Форсированными переходами войска Багратиона за пять дней марша одолели более 150 верст по раскисшим дорогам под почти непрерывным дождем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134