Когда она в чем-нибудь отказывает ему, он колотит ее. Один только раз получила она от него несколько флоринов — обыкновенно он у нее берет деньги.
Сооткин, сложив руки, молилась за Катлину. А Катлина с сияющим лицом говорила:
— Мое тело теперь не мое, душа моя теперь не моя — все твое. Ганс, ненаглядный мой, возьми меня опять на шабаш! Вот только Неле не хочет — Неле злая.
— На рассвете он уезжает, — продолжала девушка, — мать потом рассказывает мне очень странные вещи… Да не смотри ты на меня такими злыми глазами, Уленшпигель!.. Вчера она мне сказала, что какой-то красивый сеньор в сером одеянии, по имени Гильберт, сватается ко мне и скоро придет со мной познакомиться. Я ей на это ответила, что мне никакого мужа не надо — ни красавца, ни урода. И все-таки она материнскою властью заставила меня ждать, велела не ложиться, — ведь когда речь идет о сердечных делах, она рассуждает здраво. Мы уже почти разделись, обеим хотелось спать. Я задремала вон на том стуле. Когда они вошли, я не проснулась. Вдруг чувствую: кто-то меня обнимает и целует в шею. При свете полной луны глаза его сверкают, как гребни волн морских в июльский день перед грозой. Слышу, шепчет он мне: «Я Гильберт, твой муж. Будь моей — я тебя озолочу». От него пахло рыбой. Я оттолкнула его. Он хотел взять меня силой, но я справилась бы и с десятью такими, как он. Он только разорвал на мне сорочку, исцарапал лицо. И все твердил: «Будь моей — я тебя озолочу». А я ему: «Да, уж ты озолотишь, как все равно мою мать — ты у нее последний лиар готов выманить». Он с новой силой накинулся на меня, но ничего не мог поделать. А уж мерзок он, как труп. Я ему чуть глаза не выцарапала — он заорал от боли, а я вырвалась и убежала к Сооткин.
Катлина все твердила:
— А Неле злая. Зачем ты так быстро умчался, ненаглядный мой Ганс?
— Плохая ты мать, — сказала Сооткин, — твою дочь едва не обесчестили, а ты что глядела?
— А Неле злая, — твердила Катлина. — Я была с моим черным сеньором, как вдруг подбегает к нам серый дьявол с окровавленным лицом в говорит: «Поехали, приятель! В этом доме неладно: мужчины тут готовы биться насмерть, а у женщин на пальцах ножи». Оба бросились к своим коням и исчезли в тумане. А Неле злая!
81
На другой день, когда они пили горячее молоко, Сооткин сказала Катлине:
— Ты видишь, тоска и так меня скоро в могилу сведет, а ты мне и вовсе житья не даешь окаянным своим ведовством.
Но Катлина все твердила:
— Неле злая. Ганс, ненаглядный, вернись!
В ночь под среду опять явились оба беса. Неле с самой субботы ночевала у вдовы ван де Гауте — ей, дескать, неудобно ночевать у Катлины под одной кровлей с Уленшпигелем, молодым парнем.
Катлина приняла черного сеньора и его друга в keet'е — пристройке, предназначенной для стирки белья и печенья хлебов. Тут они натягивались старым вином и объедались копчеными бычьими языками — и то и другое всегда было к их услугам. Черный бес сказал Катлине:
— Нам для одного важного дела нужны большие деньги. Дай нам сколько можешь.
Катлина решила отделаться флорином, но они пригрозили убить ее. Помирились на двух золотых каролю и семи денье.
— В субботу не приходите, — сказала она. — Уленшпигель знает, что это ваш день, будет ждать вас с оружием и убьет. А тогда и я умру.
— Мы приедем во вторник, — объявили они.
В ту ночь Уленшпигель и Неле спали спокойно — они были уверены, что бесы являются только по субботам.
Катлина встала и заглянула в keet, не приехали ли ее дружки.
Она сгорала от нетерпения; с тех пор как она свиделась со своим Гансом, душевная ее болезнь пошла на убыль, так как подоплека болезни была, по уверению многих, любовная.
Бесы все не ехали, и Катлина томилась. Как скоро в стороне Слейса, в поле, раздался крик орлана, она пошла прямо на этот крик. Идя по лугу, она услыхала разговор двух бесов по ту сторону гатей.
Один настаивал:
— Половина — мне.
А другой возражал:
— Ничего ты не получишь. Все Катлинино — мое.
И пошла у них тут яростная перебранка, а поругались они из-за того, кому достанутся добро Катлины и Неле и-они сами. Полумертвая от страха, тише воды, ниже травы, Катлина услышала, что они дерутся. Потом один из них крикнул:
— Сталь холодна!
Вслед за тем — хрип и падение тяжелого тела.
В ужасе кинулась она домой. В два часа ночи снова раздался крик орлана, но уже в огороде. Она пошла отворить дверь и обнаружила, что на пороге стоит только один бес — ее дружок.
Она спросила:
— Что ты сделал с другим?
— Он больше не придет, — отвечал бес.
Он обнял ее, прижал к себе. И тело его показалось ей холоднее обычного.
А у Катлины голова была теперь ясная. Перед самым отъездом он потребовал у нее двадцать флоринов — все ее достояние. Она дала ему семнадцать.
На другой день она из любопытства пошла к гатям, но не обнаружила ничего — только в одном месте, на клочке земли величиною с могилу взрослого мужчины, нога ощутила, что почва под ней уходит, а на траве видны были следы крови. Но вечером дождик смыл кровь.
В следующую среду в огороде у Катлины опять клекотал орлан.
82
Всякий раз, когда нужно было платить Катлине часть общих расходов, Уленшпигель поднимал ночью камень, которым была завалена яма у колодца, и доставал каролю.
Как-то вечером все три женщины пряли. Уленшпигель вытачивал шкатулку, которую ему заказал коронный судья и на крышке которой он искусно вырезал великолепную псарню: свору геннегауских собак, критских сторожевых псов, отличающихся крайнею свирепостью, брабантских собак, так называемых ухоедов, которые всегда ходят парами, низеньких собачек на кривых лапках, собачек с хвостиком закорючкой, мопсов и борзых.
Неле при Катлине спросила Сооткин, хорошо ли спрятаны ее деньги. Сооткин в простоте души ответила, что как нельзя лучше — возле колодца.
В четверг около полуночи Сооткин разбудил яростный лай Бибула Шнуффия, но лай скоро стих. Решив, что это фальшивая тревога, Сооткин снова заснула.
В пятницу утром Сооткин и Уленшпигель встали чуть свет, но, против обыкновения, не обнаружили в кухне ни Катлины, ни огня в очаге, ни молока, кипящего на огне. Это их удивило, и они пошли посмотреть, нет ли ее в огороде. Там она и оказалась — простоволосая, в одной сорочке, она мокла и дрогла под дождем, а в дом войти не смела.
Уленшпигель подошел к ней и спросил:
— Что ты стоишь раздетая под дождем?
— Ах да, ах да, великое чудо? — отвечала она и показала на удавленную и уже окоченелую собаку.
У Уленшпигеля сейчас же мелькнула мысль о деньгах. Он бросился к колодцу. Яма была разрыта, на дне пусто.
Уленшпигель налетел на Катлину с кулаками.
— Где деньги? — крикнул он.
— Да, да, великое чудо, — твердила Катлина.
Неле заступилась за мать:
— Смилуйся, Уленшпигель, сжалься!
Уленшпигель перестал бить Катлину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Сооткин, сложив руки, молилась за Катлину. А Катлина с сияющим лицом говорила:
— Мое тело теперь не мое, душа моя теперь не моя — все твое. Ганс, ненаглядный мой, возьми меня опять на шабаш! Вот только Неле не хочет — Неле злая.
— На рассвете он уезжает, — продолжала девушка, — мать потом рассказывает мне очень странные вещи… Да не смотри ты на меня такими злыми глазами, Уленшпигель!.. Вчера она мне сказала, что какой-то красивый сеньор в сером одеянии, по имени Гильберт, сватается ко мне и скоро придет со мной познакомиться. Я ей на это ответила, что мне никакого мужа не надо — ни красавца, ни урода. И все-таки она материнскою властью заставила меня ждать, велела не ложиться, — ведь когда речь идет о сердечных делах, она рассуждает здраво. Мы уже почти разделись, обеим хотелось спать. Я задремала вон на том стуле. Когда они вошли, я не проснулась. Вдруг чувствую: кто-то меня обнимает и целует в шею. При свете полной луны глаза его сверкают, как гребни волн морских в июльский день перед грозой. Слышу, шепчет он мне: «Я Гильберт, твой муж. Будь моей — я тебя озолочу». От него пахло рыбой. Я оттолкнула его. Он хотел взять меня силой, но я справилась бы и с десятью такими, как он. Он только разорвал на мне сорочку, исцарапал лицо. И все твердил: «Будь моей — я тебя озолочу». А я ему: «Да, уж ты озолотишь, как все равно мою мать — ты у нее последний лиар готов выманить». Он с новой силой накинулся на меня, но ничего не мог поделать. А уж мерзок он, как труп. Я ему чуть глаза не выцарапала — он заорал от боли, а я вырвалась и убежала к Сооткин.
Катлина все твердила:
— А Неле злая. Зачем ты так быстро умчался, ненаглядный мой Ганс?
— Плохая ты мать, — сказала Сооткин, — твою дочь едва не обесчестили, а ты что глядела?
— А Неле злая, — твердила Катлина. — Я была с моим черным сеньором, как вдруг подбегает к нам серый дьявол с окровавленным лицом в говорит: «Поехали, приятель! В этом доме неладно: мужчины тут готовы биться насмерть, а у женщин на пальцах ножи». Оба бросились к своим коням и исчезли в тумане. А Неле злая!
81
На другой день, когда они пили горячее молоко, Сооткин сказала Катлине:
— Ты видишь, тоска и так меня скоро в могилу сведет, а ты мне и вовсе житья не даешь окаянным своим ведовством.
Но Катлина все твердила:
— Неле злая. Ганс, ненаглядный, вернись!
В ночь под среду опять явились оба беса. Неле с самой субботы ночевала у вдовы ван де Гауте — ей, дескать, неудобно ночевать у Катлины под одной кровлей с Уленшпигелем, молодым парнем.
Катлина приняла черного сеньора и его друга в keet'е — пристройке, предназначенной для стирки белья и печенья хлебов. Тут они натягивались старым вином и объедались копчеными бычьими языками — и то и другое всегда было к их услугам. Черный бес сказал Катлине:
— Нам для одного важного дела нужны большие деньги. Дай нам сколько можешь.
Катлина решила отделаться флорином, но они пригрозили убить ее. Помирились на двух золотых каролю и семи денье.
— В субботу не приходите, — сказала она. — Уленшпигель знает, что это ваш день, будет ждать вас с оружием и убьет. А тогда и я умру.
— Мы приедем во вторник, — объявили они.
В ту ночь Уленшпигель и Неле спали спокойно — они были уверены, что бесы являются только по субботам.
Катлина встала и заглянула в keet, не приехали ли ее дружки.
Она сгорала от нетерпения; с тех пор как она свиделась со своим Гансом, душевная ее болезнь пошла на убыль, так как подоплека болезни была, по уверению многих, любовная.
Бесы все не ехали, и Катлина томилась. Как скоро в стороне Слейса, в поле, раздался крик орлана, она пошла прямо на этот крик. Идя по лугу, она услыхала разговор двух бесов по ту сторону гатей.
Один настаивал:
— Половина — мне.
А другой возражал:
— Ничего ты не получишь. Все Катлинино — мое.
И пошла у них тут яростная перебранка, а поругались они из-за того, кому достанутся добро Катлины и Неле и-они сами. Полумертвая от страха, тише воды, ниже травы, Катлина услышала, что они дерутся. Потом один из них крикнул:
— Сталь холодна!
Вслед за тем — хрип и падение тяжелого тела.
В ужасе кинулась она домой. В два часа ночи снова раздался крик орлана, но уже в огороде. Она пошла отворить дверь и обнаружила, что на пороге стоит только один бес — ее дружок.
Она спросила:
— Что ты сделал с другим?
— Он больше не придет, — отвечал бес.
Он обнял ее, прижал к себе. И тело его показалось ей холоднее обычного.
А у Катлины голова была теперь ясная. Перед самым отъездом он потребовал у нее двадцать флоринов — все ее достояние. Она дала ему семнадцать.
На другой день она из любопытства пошла к гатям, но не обнаружила ничего — только в одном месте, на клочке земли величиною с могилу взрослого мужчины, нога ощутила, что почва под ней уходит, а на траве видны были следы крови. Но вечером дождик смыл кровь.
В следующую среду в огороде у Катлины опять клекотал орлан.
82
Всякий раз, когда нужно было платить Катлине часть общих расходов, Уленшпигель поднимал ночью камень, которым была завалена яма у колодца, и доставал каролю.
Как-то вечером все три женщины пряли. Уленшпигель вытачивал шкатулку, которую ему заказал коронный судья и на крышке которой он искусно вырезал великолепную псарню: свору геннегауских собак, критских сторожевых псов, отличающихся крайнею свирепостью, брабантских собак, так называемых ухоедов, которые всегда ходят парами, низеньких собачек на кривых лапках, собачек с хвостиком закорючкой, мопсов и борзых.
Неле при Катлине спросила Сооткин, хорошо ли спрятаны ее деньги. Сооткин в простоте души ответила, что как нельзя лучше — возле колодца.
В четверг около полуночи Сооткин разбудил яростный лай Бибула Шнуффия, но лай скоро стих. Решив, что это фальшивая тревога, Сооткин снова заснула.
В пятницу утром Сооткин и Уленшпигель встали чуть свет, но, против обыкновения, не обнаружили в кухне ни Катлины, ни огня в очаге, ни молока, кипящего на огне. Это их удивило, и они пошли посмотреть, нет ли ее в огороде. Там она и оказалась — простоволосая, в одной сорочке, она мокла и дрогла под дождем, а в дом войти не смела.
Уленшпигель подошел к ней и спросил:
— Что ты стоишь раздетая под дождем?
— Ах да, ах да, великое чудо? — отвечала она и показала на удавленную и уже окоченелую собаку.
У Уленшпигеля сейчас же мелькнула мысль о деньгах. Он бросился к колодцу. Яма была разрыта, на дне пусто.
Уленшпигель налетел на Катлину с кулаками.
— Где деньги? — крикнул он.
— Да, да, великое чудо, — твердила Катлина.
Неле заступилась за мать:
— Смилуйся, Уленшпигель, сжалься!
Уленшпигель перестал бить Катлину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137