В небрежном тоне Гейба сквозил легкий вызов, и Корделия примолкла. Внезапно солнечные лучи, пробившиеся сквозь решетку, словно сковали ее, заточив в клетку из света и тени.
– Гейб…
Он накрыл ее руку ладонью мягко и в то же время настойчиво.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, Корделия. Вижу это по твоему лицу. Все, что я прошу – это еще раз подумай, не давай мне ответ сию же минуту. Я могу подождать. – Гейб улыбнулся, и Корделию потрясли его глаза, в которых блестели слезы. – Терпение – это искусство надежды, как сказал однажды мудрец.
Она почувствовала, что умрет, если сделает ему больно. Однако помимо ее воли вырвались слова:
– Гейб, я люблю тебя, но думаю, что не смогу выйти за тебя замуж.
– Есть разница между тем, что человек думает, и тем, что он знает совершенно точно.
– Я только сделаю тебя несчастным.
– Ты уверена, что тебя волнует лишь мое счастье, Корделия?
В его голосе зазвучал холодок.
– Я уже не молода. А ты…
– Не думаю, что это является препятствием. – Он улыбнулся. – "Старей со мной вместе, и лучшее все впереди!"
– О, Гейб, цитаты из Браунинга не помогут, когда выглядишь дряхлой старухой. Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Полагаю, что да.
Он аккуратно завернул куриные косточки в бумажную салфетку, положил в корзинку и взглянул на Корделию. На его лице была неприкрытая печаль.
Она положила ладонь на его руку. О, как бы она хотела, чтобы эта обветренная сильная рука, эти крепкие кости, выступающие на запястье, эти еле заметные выгоревшие волоски на предплечье навсегда принадлежали ей, чтобы она могла найти в них опору и утешение.
Гейб привлек ее к себе и поцеловал. Его рот был нежным и жадным. Он обволакивал ее своим запахом – запахом зелени и молодых побегов. Ей хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно, чтобы он никогда не выпускал ее из объятий.
Но в самой глубине сердца она спрашивала себя, перенесет ли их любовь – хрупкий цветок, пока защищенный высокой оградой, – суровое дуновение зимы.
"Ты дурочка, Корделия Траскотт", – прошептал голос, который она узнала. Он принадлежал той юной идеалистке, с которой Юджин, приехавший в Блессинг, чтобы объявить их помолвку, занимался любовью в этой самой беседке, под луной.
Гейб отстранился и, коснувшись пальцем ее губ, покачал головой, словно запрещая говорить. Корделия позабыла, что именно хотела сказать, мысли у нее перепутались, и она подумала, не теряет ли рассудок.
– Подожди, – произнес Гейб, – несколько дней, несколько недель. Столько времени ты можешь нам дать?
Именно слово «нам» оказалось решающим. Как могла она сказать «нет» человеку, который понимал, что если она простится с ним навсегда, то ей будет больно так же, как и ему, а может, даже еще больнее?
Ноле пришлось пересаживаться с самолета на самолет в аэропорту «Шарлотт». Между рейсами был двадцатиминутный перерыв, который растянулся до полутора часов. Во время полета в Мэкон она достала номер журнала "США сегодня" с фото на полстраницы только что построенной библиотеки Траскотта. Когда она проглядывала статью под снимком, в глаза бросился абзац о "Мэгвайр, Чанг и Фостер".
Это меня сегодня лишают славы, думала Нола, выезжая во взятом ей напрокат «шевроле» из аэропорта, это мое имя должно быть указано в этой статье и на медной пластинке при входе в библиотеку.
Но если бы ее имя было там, библиотеку никогда бы не построили. Все равно это был ее проект, пусть лишь немногие знали об этом.
В любом случае все вышло хорошо. Десять тысяч долларов выходного пособия плюс пятнадцать тысяч, вложенных Кеном Мэгвайром, помогли ей открыть небольшой офис на углу Тридцать девятой и Восьмой улиц.
Сегодня, спустя более двух лет, она все еще с трудом сводила концы с концами. Однако постепенно дело шло на лад. Только в прошлом месяце Нола получила заказ на строительство придорожного банка для автомобилистов в Гринвич-вилидж и на реконструкцию двух квартир. К ней присоединился ее старый соперник Рэнди Крейг, который добыл им заказ на строительство в Риджфилде и на загородный дом в Ист-Хэмптоне.
Так почему же она здесь, а не дома в Нью-Йорке, среди чертежных калек и ластиков, там, где она чувствовала себя лучше всего?
"Я должна увидеть ее хотя бы раз в жизни. Даже если я буду единственным, помимо Корделии Траскотт, человеком на этой чертовой церемонии, кто знает правду…"
Направляясь на восток по федеральному шоссе № 16, Нола подумала, что это бесплодная затея. Чего она ожидала от Корделии? Торжественного приема в свою честь? Эта женщина в конце концов выполнила условия их сделки. Не открыла никому их секрета и в то же время наблюдала за строительством библиотеки, как львица, – по выражению Кена Мэгвайра – следила, чтобы в проекте все оставалось без изменений и чтобы ни одна его деталь не была опущена ради экономии или упрощения.
Тогда чего же еще могла она ожидать?
Что будут поставлены все точки над "и"?
Нола сообщила Корделии, что приедет около пяти часов вечера. Она уже опаздывала, а ехать еще более часа. Когда она явится к Корделии, дело будет идти к ужину. Может, где-нибудь остановиться и позвонить?
Нола решила ехать дальше. Или Корделия захочет встретиться с ней в любом случае, или воспользуется ее опозданием как удобным предлогом, чтобы не видеть ее.
Мимо пролетали пастбища и рекламные щиты "Бургер Кингс", одно мимолетное впечатление растворялось в другом. Единственное, что застряло в мозгу Нолы, это ощущение жары. Даже с кондиционером, включенным на полную мощность, она задыхалась от зноя. Она забыла, каким невыносимым может быть юг летом – жарким настолько, что можно жарить гамбургер на капоте машины. "Погода кудзу" – так называл один из ее друзей это время, потому что в такую жару кудзу растет так быстро, что это можно даже слышать.
Нола приехала в Блессинг незадолго до заката, когда тени, словно прятавшиеся от зноя, стали выползать из-под домов, машин на стоянках и огромных старых буков, росших в ряд на Амброуз авеню. Нола свернула на Мэйн-стрит, притормозив на перекрестке, пропуская старого пятнистого пса. Хотя сейчас уже не нужны были солнечные очки, она не сняла их. Не хотелось замечать перемены, произошедшие в городе с тех пор, когда она в последний раз приезжала сюда. Когда же это было? В том году, когда она окончила Массачусетский университет, вспомнила Иола. Она приезжала навестить подругу – Элис Блэкбор – в Атланту и вдруг неожиданно для себя села в автобус и отправилась в Блессинг, чтобы взглянуть на дом, где жила вдова ее отца.
Теперь, спустя двадцать лет, она увидела, что милые незаметные деловые здания из кирпича, выстроенные в девятнадцатом веке, снесены – на смену им пришли элегантные магазины и невысокие офисы. Даже здание суда в неоклассическом стиле, сохранившееся до нынешних времен, было поделено на магазины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126