Как костюм, сшитый по его точным меркам, ее проект воплотит принципы, которые он отстаивал, битвы, которые он вел, идеалы, к которым он стремился…
– Ты прав, Кен. – Мысли в мозгу Нолы бились так же лихорадочно, как ее пульс. – Она должна знать, что это мой проект.
У Кена отвисла челюсть.
– Но я не имел в виду…
Нола остановила его быстрым движением руки.
– Если бы я встретилась с ней, лицом к лицу… Если бы убедила ее, что я единственная, кто сможет это сделать верно… О, Кен, наверное, я брежу? Есть ли какой-нибудь шанс, что она может появиться здесь?
– Нола, я знаю, что это для тебя значит. Но в нашем деле мы редко получаем то, что хотим. Конечно, это прекрасная возможность. И библиотека скорее всего будет построена… в свой срок. Только проект ее, возможно, будет уже не твой. Я знаю, это угнетает, но такова жизнь, ведь так?
Забыть обо всем и вычеркнуть библиотеку из своей жизни? После недель и месяцев адского труда до полуночи, мечтаний и стремления как-то соединиться с отцом? Нет, она не смирится с этим!
– Жизнь – это когда делаешь какую-нибудь глупость оттого, что нечего терять, – сказала Нола, повернулась и вышла из кабинета.
Вернувшись к себе, она сняла трубку и набрала номер Грейс. Та ответила после первого же гудка.
– Привет, – сказала Нола. – Это я.
– Привет. Как поживаешь?
Какое-то странное товарищество, казалось, возникло между ними.
– Неплохо, – соврала она. – А ты?
– Пока жива. Послушай, я могу помочь тебе чем-нибудь?
– Мне нужно найти твою мать, – заторопилась Нола. – Не спрашивай зачем. Ты можешь дать мне ее телефон?
На другом конце провода послышался судорожный вздох, но Грейс, к счастью, не стала расспрашивать ее.
– Моя мать здесь, в Нью-Йорке. Живет у моего бывшего мужа.
Грейс продиктовала номер телефона и адрес.
Нола поспешно простилась и нажала кнопку разъединения. Когда она набирала номер, данный Грейс, дыхание ее участилось. Что, если Корделия тут же повесит трубку? И услыхав на том конце провода глухие гудки, она уже была готова повесить трубку.
И вдруг в телефоне послышался красивый мелодичный голос. Голос, который она узнала мгновенно. Он принадлежал той крошечной, всегда безупречно одетой женщине, которая, бывало, останавливалась у маминого стола, чтобы сказать ей «здравствуйте», прежде чем проследовать в кабинет мужа.
– Алло?
И Нола – став снова маленькой девочкой с книжкой для раскрашивания и цветными карандашами, прячущейся под столом у матери, – внезапно потеряла дар речи.
– Кто это? – с ноткой нетерпения в голосе спросила Корделия.
Нола набрала воздуха в легкие.
– Это Нола. Нола Эмори, – решительно сказала она. – Я хотела бы с вами встретиться. Пожалуйста, это очень важно.
Последовала пауза, за время которой Нола снова успела стать собой – взрослым человеком.
Корделия заговорила негромко, но с явной твердостью в голосе:
– Не думаю, что нам есть о чем говорить, мисс Эмори. В отношении меня вы уже заявили о своей позиции достаточно ясно.
– Есть еще другие вещи. Вы не знаете о них.
– Вы говорите о деньгах? Весь этот шум из-за них?
В голосе звучало возмущение, как будто она вот-вот взорвется.
– Нет! – выкрикнула в ужасе Нола. – Мне ничего не нужно от вас. Я никогда не хотела этого… этой ситуации. – Ее голос упал, и она постаралась снова овладеть собой.
– Тогда чего же вы хотите?
– Просто встретиться с вами. Поговорить. Десять минут. Вот и все. Я смогу приехать к вам, – она взглянула на часы, – через полчаса.
– Нет. Не сюда. Мой внук…
– Тогда встретимся в парке. На детской площадке на Шестьдесят седьмой улице.
Молчание.
– Не понимаю, почему я должна уделять вам свое время, – произнесла Корделия тем же отрывистым тоном. – У нас нет ничего общего.
– Может быть, вы придете к какому-то выводу относительно нас после того, как выслушаете меня?
Долгое молчание. Оно обволакивало Нолу, как будто стены кабинета давили и не позволяли дышать.
– Я приду, – наконец ответила Корделия.
Легкие Нолы снова задышали. Кружащая голову теплота разлилась по всему телу, ее дополняло необычное чувство бесконечности, как будто сила земного тяготения на нее уже не действовала. Может быть, так чувствуют себя сумасшедшие. Или совсем наоборот – всю жизнь она была немножко сумасшедшей, а теперь наконец-то начала обретать разум.
20
Положив трубку, Корделия целую минуту сидела, уставившись на телефон, словно это была ядовитая змея, укусившая ее. Неужели она действительно согласилась встретиться с этой женщиной?
Корделия попыталась вспомнить угрюмую маленькую девочку, которую она мельком видела играющей около своей матери. Но на это воспоминание накладывался образ высокой эффектной женщины, которую она видела вчера на экране телевизора. Женщины, которая, глядя прямо в объектив камеры, произнесла: "Да, сенатор Траскотт – мой отец".
Корделии хотелось стереть из памяти этот образ и эти слова, она старалась заглушить негромкий голос разума, спрашивающий ее: "Зачем Ноле лгать?"
Уин. Где Уин? Он бы знал, что делать. Разве не он позапрошлым вечером умело обошелся с теми репортерами, которые, не сумев связаться с ней в Блессинге, звонили сюда в надежде поговорить с ее адвокатом? Уин сумел сделать так, чтобы они не заявились сюда, отвечая на их ужасные вопросы о Джине так гладко, будто говорил по бумажке.
Однако он сейчас был в своем офисе… а Нола не репортер. Придется решать эту проблему самой. Так же, как она решала любую проблему, какой бы неприятной она ни была.
Расположившись на диване-кровати в кабинете Уина, Корделия впервые с момента приезда сюда заметила, что для кабинета мужчины он выглядел несколько легкомысленным. Расписанные под мрамор зеленые книжные полки с приземистыми глиняными фигурками, намеренно расставленными тут и там между бестселлерами в ярких обложках, толстое, в кожаном переплете издание "Общественного регистра". Страшные африканские маски на стене над диваном, по замыслу декоратора, несомненно, должны были воплощать мужское начало. Она не видела ни одной детали, которая бы соответствовала характеру Уина. Может, потому, что знала его не так хорошо, как ей думалось?
Стук в дверь напугал Корделию, и сердце ее подпрыгнуло.
– Войдите.
Это был Крис. В широких джинсах и мешковатом хлопчатобумажном спортивном свитере он выглядел, как беспризорник из немого кино. Корделии страшно хотелось прижать его к себе и поцеловать. Но Крис был уже взрослым мальчиком, этим она его только смутит. Сейчас он позволял такие нежности только своей собаке, следовавшей за ним по пятам. Это был подросший золотистый ресивер с огромными лапами, заплетавшимися одна за другую, когда он прыгал и скакал вокруг Криса.
– У тебя все в порядке, Нана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Ты прав, Кен. – Мысли в мозгу Нолы бились так же лихорадочно, как ее пульс. – Она должна знать, что это мой проект.
У Кена отвисла челюсть.
– Но я не имел в виду…
Нола остановила его быстрым движением руки.
– Если бы я встретилась с ней, лицом к лицу… Если бы убедила ее, что я единственная, кто сможет это сделать верно… О, Кен, наверное, я брежу? Есть ли какой-нибудь шанс, что она может появиться здесь?
– Нола, я знаю, что это для тебя значит. Но в нашем деле мы редко получаем то, что хотим. Конечно, это прекрасная возможность. И библиотека скорее всего будет построена… в свой срок. Только проект ее, возможно, будет уже не твой. Я знаю, это угнетает, но такова жизнь, ведь так?
Забыть обо всем и вычеркнуть библиотеку из своей жизни? После недель и месяцев адского труда до полуночи, мечтаний и стремления как-то соединиться с отцом? Нет, она не смирится с этим!
– Жизнь – это когда делаешь какую-нибудь глупость оттого, что нечего терять, – сказала Нола, повернулась и вышла из кабинета.
Вернувшись к себе, она сняла трубку и набрала номер Грейс. Та ответила после первого же гудка.
– Привет, – сказала Нола. – Это я.
– Привет. Как поживаешь?
Какое-то странное товарищество, казалось, возникло между ними.
– Неплохо, – соврала она. – А ты?
– Пока жива. Послушай, я могу помочь тебе чем-нибудь?
– Мне нужно найти твою мать, – заторопилась Нола. – Не спрашивай зачем. Ты можешь дать мне ее телефон?
На другом конце провода послышался судорожный вздох, но Грейс, к счастью, не стала расспрашивать ее.
– Моя мать здесь, в Нью-Йорке. Живет у моего бывшего мужа.
Грейс продиктовала номер телефона и адрес.
Нола поспешно простилась и нажала кнопку разъединения. Когда она набирала номер, данный Грейс, дыхание ее участилось. Что, если Корделия тут же повесит трубку? И услыхав на том конце провода глухие гудки, она уже была готова повесить трубку.
И вдруг в телефоне послышался красивый мелодичный голос. Голос, который она узнала мгновенно. Он принадлежал той крошечной, всегда безупречно одетой женщине, которая, бывало, останавливалась у маминого стола, чтобы сказать ей «здравствуйте», прежде чем проследовать в кабинет мужа.
– Алло?
И Нола – став снова маленькой девочкой с книжкой для раскрашивания и цветными карандашами, прячущейся под столом у матери, – внезапно потеряла дар речи.
– Кто это? – с ноткой нетерпения в голосе спросила Корделия.
Нола набрала воздуха в легкие.
– Это Нола. Нола Эмори, – решительно сказала она. – Я хотела бы с вами встретиться. Пожалуйста, это очень важно.
Последовала пауза, за время которой Нола снова успела стать собой – взрослым человеком.
Корделия заговорила негромко, но с явной твердостью в голосе:
– Не думаю, что нам есть о чем говорить, мисс Эмори. В отношении меня вы уже заявили о своей позиции достаточно ясно.
– Есть еще другие вещи. Вы не знаете о них.
– Вы говорите о деньгах? Весь этот шум из-за них?
В голосе звучало возмущение, как будто она вот-вот взорвется.
– Нет! – выкрикнула в ужасе Нола. – Мне ничего не нужно от вас. Я никогда не хотела этого… этой ситуации. – Ее голос упал, и она постаралась снова овладеть собой.
– Тогда чего же вы хотите?
– Просто встретиться с вами. Поговорить. Десять минут. Вот и все. Я смогу приехать к вам, – она взглянула на часы, – через полчаса.
– Нет. Не сюда. Мой внук…
– Тогда встретимся в парке. На детской площадке на Шестьдесят седьмой улице.
Молчание.
– Не понимаю, почему я должна уделять вам свое время, – произнесла Корделия тем же отрывистым тоном. – У нас нет ничего общего.
– Может быть, вы придете к какому-то выводу относительно нас после того, как выслушаете меня?
Долгое молчание. Оно обволакивало Нолу, как будто стены кабинета давили и не позволяли дышать.
– Я приду, – наконец ответила Корделия.
Легкие Нолы снова задышали. Кружащая голову теплота разлилась по всему телу, ее дополняло необычное чувство бесконечности, как будто сила земного тяготения на нее уже не действовала. Может быть, так чувствуют себя сумасшедшие. Или совсем наоборот – всю жизнь она была немножко сумасшедшей, а теперь наконец-то начала обретать разум.
20
Положив трубку, Корделия целую минуту сидела, уставившись на телефон, словно это была ядовитая змея, укусившая ее. Неужели она действительно согласилась встретиться с этой женщиной?
Корделия попыталась вспомнить угрюмую маленькую девочку, которую она мельком видела играющей около своей матери. Но на это воспоминание накладывался образ высокой эффектной женщины, которую она видела вчера на экране телевизора. Женщины, которая, глядя прямо в объектив камеры, произнесла: "Да, сенатор Траскотт – мой отец".
Корделии хотелось стереть из памяти этот образ и эти слова, она старалась заглушить негромкий голос разума, спрашивающий ее: "Зачем Ноле лгать?"
Уин. Где Уин? Он бы знал, что делать. Разве не он позапрошлым вечером умело обошелся с теми репортерами, которые, не сумев связаться с ней в Блессинге, звонили сюда в надежде поговорить с ее адвокатом? Уин сумел сделать так, чтобы они не заявились сюда, отвечая на их ужасные вопросы о Джине так гладко, будто говорил по бумажке.
Однако он сейчас был в своем офисе… а Нола не репортер. Придется решать эту проблему самой. Так же, как она решала любую проблему, какой бы неприятной она ни была.
Расположившись на диване-кровати в кабинете Уина, Корделия впервые с момента приезда сюда заметила, что для кабинета мужчины он выглядел несколько легкомысленным. Расписанные под мрамор зеленые книжные полки с приземистыми глиняными фигурками, намеренно расставленными тут и там между бестселлерами в ярких обложках, толстое, в кожаном переплете издание "Общественного регистра". Страшные африканские маски на стене над диваном, по замыслу декоратора, несомненно, должны были воплощать мужское начало. Она не видела ни одной детали, которая бы соответствовала характеру Уина. Может, потому, что знала его не так хорошо, как ей думалось?
Стук в дверь напугал Корделию, и сердце ее подпрыгнуло.
– Войдите.
Это был Крис. В широких джинсах и мешковатом хлопчатобумажном спортивном свитере он выглядел, как беспризорник из немого кино. Корделии страшно хотелось прижать его к себе и поцеловать. Но Крис был уже взрослым мальчиком, этим она его только смутит. Сейчас он позволял такие нежности только своей собаке, следовавшей за ним по пятам. Это был подросший золотистый ресивер с огромными лапами, заплетавшимися одна за другую, когда он прыгал и скакал вокруг Криса.
– У тебя все в порядке, Нана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126