Во всяком случае, ей удалось убедить в этом окружающих. Вот и сейчас, в лондонском пригороде, она успешно играет роль образцовой жены и секретарши, исполняя все, что требует Рэндел, аккуратно записывая каждое его слово в блокнот с отвратительным запахом мочи. Почерк у нее ровный и красивый, а лицо спокойно и бесстрастно.
– Мэри всегда подбадривает меня, поднимает мой дух и настроение, – продолжал Рэндел.
Мэри записала: «Рэндел сказал, что Мэри подбадривает его и поднимает дух и настроение». Она подумала, что никогда не видела от Рэндела поддержки и утешения, даже когда она очень нуждалась в этом. Наоборот, он всегда насмехался и издевался над ней в такие минуты. Так было, когда ее стихи не опубликовали. Так было, когда она не получила поэтическую премию, хотя имела на это все шансы, а на следующий тур не проходила по возрасту. Как ей было тяжело и обидно! И сколько Рэндел насмехался тогда над ней…
«Ты мне не нужен, ублюдок! – выругалась про себя Мэри, продолжая строчку за строчкой заполнять страницы записной книжки. – Я научилась жить и делать все, что мне надо, без твоей любви и поддержки. Пошел ты к черту!» – подумала она.
– А какие отношения у вас были с отцом? – спросил доктор Бун.
Рэндел не ответил. Он продолжал метаться по комнате, каждый раз останавливаясь перед маленьким журнальным столиком, на котором лежала книга. Он пристально разглядывал ее какое-то время, потом продолжал ходить.
Это была книга доктора Буна о психических заболеваниях. С обложки на Рэндела глядела улыбающаяся физиономия автора.
– Вы любили своего отца?
Рэндел ничего не сказал. Он ходил по комнате, останавливался перед книгой и снова продолжал ходить. Потом вдруг подобрал с пола тяжелую стеклянную пепельницу и посмотрел на доктора.
– Пожалуйста, не бейте ее, – очень вежливо попросил доктор Бун. Он не мог знать, что Рэндел любит бить стекло. Возможно, ему нравился звон разбитого стекла, брызги осколков. Однажды дома в своем кабинете Рэндел швырнул в закрытое окно пресс-папье и разбил стекло вдребезги. В другой раз он разбил стекло в университетской аудитории, запустив в него графином. И здесь, в Лондоне, он высадил стекло в ванной, швырнув в него свою бритву. Однажды он даже пытался разбить толстую стеклянную дверь в ресторане.
Теперь, с пепельницей в трясущейся руке, Рэндел уставился на доктора Буна.
Мэри почувствовала, как все в комнате затаили дыхание.
Но ничего не произошло. Рэндел опустил руку и поставил пепельницу на журнальный столик.
– Был ли ваш отец хорошим отцом? – снова спросил доктор Бун.
Рэндел молча ходил по кромке ковра, очерчивая шагами квадрат, почти задевая сидящих на диване полами халата. Продолжая непрерывно ходить, он все время поглядывал на доктора. «Был ли ваш отец хорошим отцом?» – записала Мэри на вонючем листке записной книжки.
– Любил ли вас отец? – настойчиво допытывался доктор Бун.
Рэндел внезапно замер перед журнальным столиком. Мэри заметила, как стала дергаться его перевязанная рука – рука, которая когда-то давно ласкала ее…
Вдруг Рэндел стремительно схватил со стола книгу доктора Буна и стал вырывать из нее листы. Он делал это методично, швыряя каждый вырванный и скомканный лист на ковер. Доктор Бун спокойно наблюдал за ним, оставаясь на месте.
Время шло, а Рэндел продолжал рвать лист за листом с таким злым и брезгливым выражением лица, как будто каждое слово в книге содержало непристойность. Все молча смотрели на него. Никто даже не пошевелился.
Вырванные листы с шелестом падали на пол. Они образовали там уже целую кучу, а Рэндел все продолжал потрошить книгу трясущимися руками, с бледным лицом, которое покрывали капельки пота.
Когда Рэндел вырвал последнюю страницу и швырнул пустую обложку на пол, в комнату заглянуло солнце. Его прямые желтые лучи полосами легли на ковер и на груду скомканных страниц.
По щекам Рэндела текли слезы. Он опустил голову и увидел обложку у своих ног, откуда ему улыбался с фотографии доктор Бун. Рэндел поднял ее с пола и очень аккуратно и спокойно стал рвать на мелкие части. Особенно тщательно он рвал фотографию. Покончив и с ней, он высыпал полные горсти обрывков к ногам доктора. И потом, всхлипывая и размазывая по лицу слезы, сам опустился перед ним на колени.
Никто не двинулся с места. Все молча смотрели на него. Рэндел склонился над кучей скомканных страниц и стал собирать их, разглаживая и складывая в пачку, один на другой.
Собрав их в пухлую стопку, он тяжело поднялся на ноги. Он стоял на ковре в кругу бесстрастных лиц, опустив голову и плечи: взрослый мужчина с лицом провинившегося ребенка, который переживает и сожалеет о случившемся.
– Не оставите ли автограф на вашей книге? – спросил он у доктора Буна.
– Конечно, – ответил тот, достал из кармана ручку и подписал один из листов разодранной книги.
– Вот и все, – сказал он, возвращая Рэнделу стопку скомканных страниц.
ГЛАВА 13
«Октябрь, 19 Дельфы, Греция
Дорогие мама и папа! Прошел первый день из пятидневного тура по Греции. Мы прибыли сюда около часа дня и пробудем здесь до завтрашнего утра. У нас очень хороший гид. Он провел отличную экскурсию по музеям и историческим местам города. Многие постройки относятся к 800–200 гг. до н. э. Некоторые из них обрели бессмертие благодаря произведениям Софокла…»
Мэри подняла глаза от письма, которое перечитывала уже несколько раз, и посмотрела в окно автобуса. Проезжали Челси. «Обрели бессмертие благодаря произведениям Софокла…» Мэри умиляла заботливость Джея, который так подробно описал экскурсию в Дельфах, что она как бы побывала там с ними. «Многие постройки относятся к 800–200 гг. до н. э.». Мэри вдруг стало очень одиноко.
Пытаясь не падать духом, она напомнила себе, что находится в Лондоне, где так много чудесных мест. Вот они проезжают Кингз-Роуд, бесчисленные магазины сверкают витринами в утренних лучах солнца.
Мэри спрятала письмо Джея и вышла из автобуса. Она больше не заглядывала в карту, чтобы добраться до дома, где находился Рэндел. Она хорошо знала эту дорогу. Этот дом затерян в лондонских пригородах. Сейчас она чувствовала себя гораздо увереннее, чем поначалу. Она вполне сносно могла уже ориентироваться в незнакомом городе. Ей хватало уверенности, чтобы провести больного человека сквозь лабиринты улиц, пересечения линий метро и доставить его в безопасное место. Это чувство уверенности в себе придавало ей силы.
Около дверей знакомого дома, как обычно, стояли пустые бутылки из-под молока.
– Проходите и садитесь, – пригласила ее Джин, встречая в холле. – Рэндел скоро проснется.
Они заняли свои привычные места по углам большого дивана с высокой спинкой и подлокотниками и взяли в руки по чашечке традиционного кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Мэри всегда подбадривает меня, поднимает мой дух и настроение, – продолжал Рэндел.
Мэри записала: «Рэндел сказал, что Мэри подбадривает его и поднимает дух и настроение». Она подумала, что никогда не видела от Рэндела поддержки и утешения, даже когда она очень нуждалась в этом. Наоборот, он всегда насмехался и издевался над ней в такие минуты. Так было, когда ее стихи не опубликовали. Так было, когда она не получила поэтическую премию, хотя имела на это все шансы, а на следующий тур не проходила по возрасту. Как ей было тяжело и обидно! И сколько Рэндел насмехался тогда над ней…
«Ты мне не нужен, ублюдок! – выругалась про себя Мэри, продолжая строчку за строчкой заполнять страницы записной книжки. – Я научилась жить и делать все, что мне надо, без твоей любви и поддержки. Пошел ты к черту!» – подумала она.
– А какие отношения у вас были с отцом? – спросил доктор Бун.
Рэндел не ответил. Он продолжал метаться по комнате, каждый раз останавливаясь перед маленьким журнальным столиком, на котором лежала книга. Он пристально разглядывал ее какое-то время, потом продолжал ходить.
Это была книга доктора Буна о психических заболеваниях. С обложки на Рэндела глядела улыбающаяся физиономия автора.
– Вы любили своего отца?
Рэндел ничего не сказал. Он ходил по комнате, останавливался перед книгой и снова продолжал ходить. Потом вдруг подобрал с пола тяжелую стеклянную пепельницу и посмотрел на доктора.
– Пожалуйста, не бейте ее, – очень вежливо попросил доктор Бун. Он не мог знать, что Рэндел любит бить стекло. Возможно, ему нравился звон разбитого стекла, брызги осколков. Однажды дома в своем кабинете Рэндел швырнул в закрытое окно пресс-папье и разбил стекло вдребезги. В другой раз он разбил стекло в университетской аудитории, запустив в него графином. И здесь, в Лондоне, он высадил стекло в ванной, швырнув в него свою бритву. Однажды он даже пытался разбить толстую стеклянную дверь в ресторане.
Теперь, с пепельницей в трясущейся руке, Рэндел уставился на доктора Буна.
Мэри почувствовала, как все в комнате затаили дыхание.
Но ничего не произошло. Рэндел опустил руку и поставил пепельницу на журнальный столик.
– Был ли ваш отец хорошим отцом? – снова спросил доктор Бун.
Рэндел молча ходил по кромке ковра, очерчивая шагами квадрат, почти задевая сидящих на диване полами халата. Продолжая непрерывно ходить, он все время поглядывал на доктора. «Был ли ваш отец хорошим отцом?» – записала Мэри на вонючем листке записной книжки.
– Любил ли вас отец? – настойчиво допытывался доктор Бун.
Рэндел внезапно замер перед журнальным столиком. Мэри заметила, как стала дергаться его перевязанная рука – рука, которая когда-то давно ласкала ее…
Вдруг Рэндел стремительно схватил со стола книгу доктора Буна и стал вырывать из нее листы. Он делал это методично, швыряя каждый вырванный и скомканный лист на ковер. Доктор Бун спокойно наблюдал за ним, оставаясь на месте.
Время шло, а Рэндел продолжал рвать лист за листом с таким злым и брезгливым выражением лица, как будто каждое слово в книге содержало непристойность. Все молча смотрели на него. Никто даже не пошевелился.
Вырванные листы с шелестом падали на пол. Они образовали там уже целую кучу, а Рэндел все продолжал потрошить книгу трясущимися руками, с бледным лицом, которое покрывали капельки пота.
Когда Рэндел вырвал последнюю страницу и швырнул пустую обложку на пол, в комнату заглянуло солнце. Его прямые желтые лучи полосами легли на ковер и на груду скомканных страниц.
По щекам Рэндела текли слезы. Он опустил голову и увидел обложку у своих ног, откуда ему улыбался с фотографии доктор Бун. Рэндел поднял ее с пола и очень аккуратно и спокойно стал рвать на мелкие части. Особенно тщательно он рвал фотографию. Покончив и с ней, он высыпал полные горсти обрывков к ногам доктора. И потом, всхлипывая и размазывая по лицу слезы, сам опустился перед ним на колени.
Никто не двинулся с места. Все молча смотрели на него. Рэндел склонился над кучей скомканных страниц и стал собирать их, разглаживая и складывая в пачку, один на другой.
Собрав их в пухлую стопку, он тяжело поднялся на ноги. Он стоял на ковре в кругу бесстрастных лиц, опустив голову и плечи: взрослый мужчина с лицом провинившегося ребенка, который переживает и сожалеет о случившемся.
– Не оставите ли автограф на вашей книге? – спросил он у доктора Буна.
– Конечно, – ответил тот, достал из кармана ручку и подписал один из листов разодранной книги.
– Вот и все, – сказал он, возвращая Рэнделу стопку скомканных страниц.
ГЛАВА 13
«Октябрь, 19 Дельфы, Греция
Дорогие мама и папа! Прошел первый день из пятидневного тура по Греции. Мы прибыли сюда около часа дня и пробудем здесь до завтрашнего утра. У нас очень хороший гид. Он провел отличную экскурсию по музеям и историческим местам города. Многие постройки относятся к 800–200 гг. до н. э. Некоторые из них обрели бессмертие благодаря произведениям Софокла…»
Мэри подняла глаза от письма, которое перечитывала уже несколько раз, и посмотрела в окно автобуса. Проезжали Челси. «Обрели бессмертие благодаря произведениям Софокла…» Мэри умиляла заботливость Джея, который так подробно описал экскурсию в Дельфах, что она как бы побывала там с ними. «Многие постройки относятся к 800–200 гг. до н. э.». Мэри вдруг стало очень одиноко.
Пытаясь не падать духом, она напомнила себе, что находится в Лондоне, где так много чудесных мест. Вот они проезжают Кингз-Роуд, бесчисленные магазины сверкают витринами в утренних лучах солнца.
Мэри спрятала письмо Джея и вышла из автобуса. Она больше не заглядывала в карту, чтобы добраться до дома, где находился Рэндел. Она хорошо знала эту дорогу. Этот дом затерян в лондонских пригородах. Сейчас она чувствовала себя гораздо увереннее, чем поначалу. Она вполне сносно могла уже ориентироваться в незнакомом городе. Ей хватало уверенности, чтобы провести больного человека сквозь лабиринты улиц, пересечения линий метро и доставить его в безопасное место. Это чувство уверенности в себе придавало ей силы.
Около дверей знакомого дома, как обычно, стояли пустые бутылки из-под молока.
– Проходите и садитесь, – пригласила ее Джин, встречая в холле. – Рэндел скоро проснется.
Они заняли свои привычные места по углам большого дивана с высокой спинкой и подлокотниками и взяли в руки по чашечке традиционного кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82