Они пытались понять, как лучше звучит: То err is human – тук, тук – to forgive divine или То err is human – тук, тук, ТУК – to forgive divine, пока их не начинали душить рыдания – оба варианта звучали одинаково паршиво. То, что точка с запятой весит слегка больше запятой, а двоеточие чуть легче точки, никак не характеризует эти знаки, а главное – не помогает их различать. Они все-таки не мешки с сахаром, подвешенные на поясе у предложения, чтобы оно не бежало слишком быстро. Совсем наоборот. Вот что говорит о точке с запятой американский эссеист Льюис Томас:
Точка с запятой указывает на то, что в предыдущем предложении есть какая-то недосказанность; требуется что-то добавить… Точка сообщает, что все сказано; может, вы и не получили всего, чего хотели или ожидали, но автор выдал все, что собирался, так что пора двигаться дальше. А вот точка с запятой дарит предвкушение; вас ждет еще что-то; продолжайте читать – все прояснится.
«Медуза и улитка», 1979
Эти знаки препинания говорят прежде всего об ожиданиях; об ожиданиях и их интенсивности. Они, как пружины, продвигают вас вдоль фразы к новой информации, и основное различие между ними сводится к тому, что точка с запятой может повести в любую сторону (ну-ка, чем вы меня удивите?), а двоеточие подталкивает в уже заданном направлении. Ну и как же, скажите на милость, такие полезные знаки могут быть не обязательными? Что касается их «буржуазности», то если они буржуазны, значит, я – носорог. Из перечисленных выше претензий к точке с запятой и двоеточию я готова рассматривать только одну: точка с запятой вызывает опасное привыкание. Многие писатели, запавшие на точку с запятой, становятся позорищем для друзей и близких. Литературные агенты вкрадчиво напоминают им: «А вот Джордж Оруэлл обходился без нее. Вспомните, чем кончил Марсель Пруст: продолжайте в том же духе – и вы тоже окажетесь в комнате, обитой пробковым деревом». Но писатели, раскачиваясь в своих рабочих креслах и тихо постанывая, жмут на заветную клавишу. Говорят, в элитарных клиниках начали предлагать курсы избавления от этой зависимости, но многих уже не вернуть. Хилари Мантел в автобиографической книге «Отказ от призрака» (2003) признается: «Я постоянно нахожусь в зависимости от чего-нибудь – обычно в той сфере, где нет групп поддержки. Например, без точки с запятой я не могу продержаться дольше двух сотен слов».
Итак, начнем с двоеточия: как его применять? Г. У. Фаулер считал, что двоеточие «доставляет товар, заказанный в предыдущей фразе», и это неплохое сравнение для начала. Однако сакральный текст о двоеточии и точке с запятой – это письмо Бернарда Шоу (1924) Т. Э. Лоуренсу, в котором он упрекает автора «Семи столпов мудрости» в избыточном использовании двоеточий. Эта роскошная эпистола начинается с высокомерного: «Дражайший Луранс [sic], к дьяволу вас и вашу книгу: вам можно доверять перо не более, чем торпеду – ребенку», а дальше становится еще более оскорбительной и смешной. Шоу объясняет, что, выработав собственную систему употребления двоеточия и точки с запятой, он проверил ее на Библии и убедился, что в Библии почти все правильно. Опираясь на столь авторитетный источник, он возмущается небрежностью Лоуренса. «Я ревностно приберегаю двоеточия для определенного рода эффектов, которых нельзя достичь с помощью других знаков, – объяснял Шоу. – Поскольку вам закон не писан и вы порой совершенно беспардонно швыряетесь двоеточиями, то вот вам несколько правил».
Шоу знаменит своеобразием своей пунктуации. В частности, точкой с запятой он защищал свои тексты от актерского произвола. Например, когда Ральф Ричардсон в роли Блюнчли в постановке 1931 года пьесы «Оружие и человек» (1894) попытался вставить в начальные реплики несколько драматических вздохов и придыханий, Шоу немедленно остановил его, велев забыть о натурализме и следовать пунктуации. Как вспоминает Ричардсон, Шоу сказал: «Все это очень хорошо и, возможно, годится для Чехова, но не для меня. Из-за ваших судорожных вдохов рассыпаются все мои точки и точки с запятыми, которых вы обязаны придерживаться». Ричардсон считает, что Шоу был прав: стоит пропустить хотя бы один из его знаков препинания – «и мелодия нарушается». Посмотрите на любой текст Шоу – и вы увидите переизбыток двоеточий и точек с запятыми, намеренно выделенных пробелами, чтобы привлечь к ним внимание, как будто это настоящая музыкальная запись.
Captain Bluntschli. I am very glad to see you; but you must leave this house at once. My husband has just returned with my future son-in-law; and they know nothing. If they did, the consequences would be terrible. You are a foreigner: you do not feel our national animosities as we do.
«Оружие и человек», акт II
Сегодня было бы безумием подражать Джорджу Бернарду Шоу в том, что касается точки с запятой. Однако о двоеточии он говорит в том же письме Т. Э. Лоуренсу совершенно здравые вещи. Если два утверждения «явно и решительно сопоставлены», пишет он, нужно двоеточие: Luruns could not speak: he was drunk. Шоу объясняет Лоуренсу, что двоеточие нужно, когда второе утверждение подтверждает, объясняет или иллюстрирует первое; кроме того, оно служит для создания эффекта неожиданности: Luruns was congenially literary: that is, a liar.
Вы увидите [пишет Шоу], что ваши двоеточия перед but и тому подобными словами противоречат моей схеме и лишают вас резервных средств в описанных выше драматических обстоятельствах. Точку с запятой вы вообще практически не используете. Это признак умственной неполноценности, порожденной, вероятно, бивуачной жизнью.
Итак, роль двоеточия постепенно проясняется. Ему почти всегда предшествует законченное высказывание, и в простейшем случае задача двоеточия – эффектно объявить о том, что воспоследует далее. Как опытный ассистент фокусника, оно слегка медлит, чтобы вы немного поволновались, а затем ловко сбрасывает платок – и вы видите, что фокус удался.
Взгляните на эти примеры: правда, вам слышится торжествующее «Ага!» каждый раз, когда вы встречаете двоеточие?
This much is clear, Watson: it was the baying of an enormous hound.
(Элементарно, Ватсон – ага! – это был лай огромной собаки.)
Тот has only one rule in life: never eat anything bigger than your head.
(У Тома в жизни было только одно правило – ага! – никогда не ешь ничего крупнее своей головы.)
I pulled out all the stops with Kerry-Anne: I used a semicolon.
(В письме Керри-Энн я пустилась во все тяжкие – ага! – я использовала точку с запятой.)
Однако не все двоеточия выступают с объявлениями. Помимо двоеточия типа «ага!» существует двоеточие типа «увы!», которое показывает, что в исходном утверждении скрывается дополнительный смысл:
I loved Opal Fruits as a child: no one else did. (В детстве мне нравились «Опал Фрутс» – увы! – больше их никто не любил.)
You can do it: and you will do it.
(Вы можете это сделать – увы! – вы это сделаете.)
В классическом случае двоеточие уравновешивает два противоположных утверждения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Точка с запятой указывает на то, что в предыдущем предложении есть какая-то недосказанность; требуется что-то добавить… Точка сообщает, что все сказано; может, вы и не получили всего, чего хотели или ожидали, но автор выдал все, что собирался, так что пора двигаться дальше. А вот точка с запятой дарит предвкушение; вас ждет еще что-то; продолжайте читать – все прояснится.
«Медуза и улитка», 1979
Эти знаки препинания говорят прежде всего об ожиданиях; об ожиданиях и их интенсивности. Они, как пружины, продвигают вас вдоль фразы к новой информации, и основное различие между ними сводится к тому, что точка с запятой может повести в любую сторону (ну-ка, чем вы меня удивите?), а двоеточие подталкивает в уже заданном направлении. Ну и как же, скажите на милость, такие полезные знаки могут быть не обязательными? Что касается их «буржуазности», то если они буржуазны, значит, я – носорог. Из перечисленных выше претензий к точке с запятой и двоеточию я готова рассматривать только одну: точка с запятой вызывает опасное привыкание. Многие писатели, запавшие на точку с запятой, становятся позорищем для друзей и близких. Литературные агенты вкрадчиво напоминают им: «А вот Джордж Оруэлл обходился без нее. Вспомните, чем кончил Марсель Пруст: продолжайте в том же духе – и вы тоже окажетесь в комнате, обитой пробковым деревом». Но писатели, раскачиваясь в своих рабочих креслах и тихо постанывая, жмут на заветную клавишу. Говорят, в элитарных клиниках начали предлагать курсы избавления от этой зависимости, но многих уже не вернуть. Хилари Мантел в автобиографической книге «Отказ от призрака» (2003) признается: «Я постоянно нахожусь в зависимости от чего-нибудь – обычно в той сфере, где нет групп поддержки. Например, без точки с запятой я не могу продержаться дольше двух сотен слов».
Итак, начнем с двоеточия: как его применять? Г. У. Фаулер считал, что двоеточие «доставляет товар, заказанный в предыдущей фразе», и это неплохое сравнение для начала. Однако сакральный текст о двоеточии и точке с запятой – это письмо Бернарда Шоу (1924) Т. Э. Лоуренсу, в котором он упрекает автора «Семи столпов мудрости» в избыточном использовании двоеточий. Эта роскошная эпистола начинается с высокомерного: «Дражайший Луранс [sic], к дьяволу вас и вашу книгу: вам можно доверять перо не более, чем торпеду – ребенку», а дальше становится еще более оскорбительной и смешной. Шоу объясняет, что, выработав собственную систему употребления двоеточия и точки с запятой, он проверил ее на Библии и убедился, что в Библии почти все правильно. Опираясь на столь авторитетный источник, он возмущается небрежностью Лоуренса. «Я ревностно приберегаю двоеточия для определенного рода эффектов, которых нельзя достичь с помощью других знаков, – объяснял Шоу. – Поскольку вам закон не писан и вы порой совершенно беспардонно швыряетесь двоеточиями, то вот вам несколько правил».
Шоу знаменит своеобразием своей пунктуации. В частности, точкой с запятой он защищал свои тексты от актерского произвола. Например, когда Ральф Ричардсон в роли Блюнчли в постановке 1931 года пьесы «Оружие и человек» (1894) попытался вставить в начальные реплики несколько драматических вздохов и придыханий, Шоу немедленно остановил его, велев забыть о натурализме и следовать пунктуации. Как вспоминает Ричардсон, Шоу сказал: «Все это очень хорошо и, возможно, годится для Чехова, но не для меня. Из-за ваших судорожных вдохов рассыпаются все мои точки и точки с запятыми, которых вы обязаны придерживаться». Ричардсон считает, что Шоу был прав: стоит пропустить хотя бы один из его знаков препинания – «и мелодия нарушается». Посмотрите на любой текст Шоу – и вы увидите переизбыток двоеточий и точек с запятыми, намеренно выделенных пробелами, чтобы привлечь к ним внимание, как будто это настоящая музыкальная запись.
Captain Bluntschli. I am very glad to see you; but you must leave this house at once. My husband has just returned with my future son-in-law; and they know nothing. If they did, the consequences would be terrible. You are a foreigner: you do not feel our national animosities as we do.
«Оружие и человек», акт II
Сегодня было бы безумием подражать Джорджу Бернарду Шоу в том, что касается точки с запятой. Однако о двоеточии он говорит в том же письме Т. Э. Лоуренсу совершенно здравые вещи. Если два утверждения «явно и решительно сопоставлены», пишет он, нужно двоеточие: Luruns could not speak: he was drunk. Шоу объясняет Лоуренсу, что двоеточие нужно, когда второе утверждение подтверждает, объясняет или иллюстрирует первое; кроме того, оно служит для создания эффекта неожиданности: Luruns was congenially literary: that is, a liar.
Вы увидите [пишет Шоу], что ваши двоеточия перед but и тому подобными словами противоречат моей схеме и лишают вас резервных средств в описанных выше драматических обстоятельствах. Точку с запятой вы вообще практически не используете. Это признак умственной неполноценности, порожденной, вероятно, бивуачной жизнью.
Итак, роль двоеточия постепенно проясняется. Ему почти всегда предшествует законченное высказывание, и в простейшем случае задача двоеточия – эффектно объявить о том, что воспоследует далее. Как опытный ассистент фокусника, оно слегка медлит, чтобы вы немного поволновались, а затем ловко сбрасывает платок – и вы видите, что фокус удался.
Взгляните на эти примеры: правда, вам слышится торжествующее «Ага!» каждый раз, когда вы встречаете двоеточие?
This much is clear, Watson: it was the baying of an enormous hound.
(Элементарно, Ватсон – ага! – это был лай огромной собаки.)
Тот has only one rule in life: never eat anything bigger than your head.
(У Тома в жизни было только одно правило – ага! – никогда не ешь ничего крупнее своей головы.)
I pulled out all the stops with Kerry-Anne: I used a semicolon.
(В письме Керри-Энн я пустилась во все тяжкие – ага! – я использовала точку с запятой.)
Однако не все двоеточия выступают с объявлениями. Помимо двоеточия типа «ага!» существует двоеточие типа «увы!», которое показывает, что в исходном утверждении скрывается дополнительный смысл:
I loved Opal Fruits as a child: no one else did. (В детстве мне нравились «Опал Фрутс» – увы! – больше их никто не любил.)
You can do it: and you will do it.
(Вы можете это сделать – увы! – вы это сделаете.)
В классическом случае двоеточие уравновешивает два противоположных утверждения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31