Но чтобы знать, когда лучше заменить тире скобками, а запятую – точкой с запятой, не нужно ученой степени по английскому языку. Если б я не верила, что каждый способен понять, где ставить апостроф, я бы не стала писать эту книгу, которая не тянет даже на пособие по пунктуации, потому что отвечает далеко не на все вопросы. На свете полно прекрасных справочников по пунктуации; есть даже замечательное пособие для детей, «Ремонт пунктуации», которое пытается внедрить идею «Тупость не катит!» – что, конечно, неправда, но самой попыткой можно только восхищаться.
У этих справочников один недостаток – их читают в основном иностранцы. Носителям английского языка и в голову не придет купить и прочесть такой справочник. Вспоминается эпизод из фильма Вуди Аллена «Мелкие мошенники», когда Хью Грант вкрадчиво предлагает невеждам-нуворишам – Аллену и Трейси Ульман – помощь в повышении их культурного уровня. «Что бы вам хотелось узнать?» – спрашивает он у Аллена, хранящего во время разговора мрачное молчание. Аллен неохотно выдавливает: «Ну, мне бы хотелось узнать, как пишется “Коннектикут”». Какое верное наблюдение! Мне бы хотелось узнать, как пишется «Коннектикут». Если вас всегда интересовало, где нужно ставить апостроф, значит, вы этого никогда не узнаете. По той простой причине, что узнать это – легче легкого.
В чем же смысл этой книги, если она не учит расставлять знаки препинания? Скажем так: знаете все эти самоучители по психологии, которые позволяют нам любить себя? Ну вот. А эта книжка позволяет любить пунктуацию. В ней рассказывается, как возникли правила, которые сегодня в ходу, как небольшой, но гибкий набор значков позволяет маркировать почти все (хотя и не совсем все) типы высказываний и как, если верить Бичу, некий зеленщик во время оно вдохновил королеву Елизавету учредить должность королевского апострофщика. Но главная задача книги – помочь фанатикам освоиться со своим седьмым чувством, способностью видеть мертвую пунктуацию (прошепчите со слезой в голосе: «Она не знает, что умерла»), и сохранить при этом чувство юмора. У меня есть две любимые карикатуры. На первой – десять римских солдат, один из которых распростерт на земле. «Угроза казнить каждого десятого оказалась не такой уж страшной!» – цитирует подпись жизнерадостное высказывание одного из уцелевших. На другой – озадаченные люди растерянно толпятся перед зданием возле надписи Illiterates’ Entrance. А знаете, что самое ужасное? На рисунке было написано Illiterate’s Entrance, и надпись пришлось поправить. Я замазала «штрихом» неправильный апостроф и вставила правильный. Кое-кто просто рожден для борьбы за пунктуацию.
Покладистый апостроф
Весной 2001 года шоу «Поп-звезды» канала ITV1 сотворило поп-чудо нашего времени – вокальную группу Hear’Say. Как сейчас помню, появление этой группы стало общенародным событием: все толпами ринулись покупать их записи, а газеты, столь скрупулезные в вопросах названий, сразу же научились правильно ставить апостроф в Hear’Say и не вставлять пробелов. Называть эту группу Hearsay (в одно слово) было бы, видите ли, неверно. Называть ее Hear-Say (с дефисом) означало демонстрировать возмутительное невежество в области поп-культуры. В результате бедный маленький апостроф, так нелепо подвешенный в названии Hear’Say, был многократно размножен, и никто не подумал о его страданиях. Никто не обратил внимания на его жалкое положение; болтаясь без всякого смысла, он безмолвно взывал к имеющим глаза: «Я – полноценный знак препинания, заберите меня отсюда». К счастью, посетив через пару лет сайт группы Hear’Say, я узнала, что у этой грустной истории счастливый конец: в январе 2002 года Ким покинула коллектив, чтобы – после множества противоречивых слухов и официальных опровержений – выйти замуж за Джека, и группа через полтора года после возникновения благополучно прекратила свое существование.
Заточение апострофов в неволю и выставление их в глупом виде уголовно ненаказуемо. Жестокость по отношению к знакам препинания не подпадает ни под один закон: можно спокойно выдергивать ноги точке с запятой, испепелять лупой вопросительные знаки – ну и так далее, на что хватит фантазии. Однако появление в 2001 году группы под названием Hear’Say знаменует важный этап на пути к пунктуационной анархии. Как мы увидим впоследствии, покладистый апостроф всегда выполнял свою работу в нашем языке с энтузиазмом и изяществом, но его никогда по-настоящему не принимали всерьез. Его готовность приспособиться к обстоятельствам не вызывала сочувствия и всегда считалась само собой разумеющейся; теперь, в пору крайней графической распущенности, мы расплачиваемся за это. На этот хрупкий знак взвалили слишком много, но он и не думает роптать. Подобно старику из пьесы Артура Миллера «Суровое испытание», которого религиозные изуверы в черных шляпах подвергают мучительной смерти под расплющивающим его грузом, апостроф словно просит: «Грузите еще!» «Грузите еще», – отважно, хотя и все тише, приговаривает апостроф. «Еще», – шепчет он и сейчас. Но скажите на милость: сколько мучений должен вынести этот знак? Сейчас, когда он уже при последнем издыхании (а кретины продюсеры вставляют его в названия из декоративных соображений), не пора ли понять, что апостроф нуждается в нашей помощи?
Впервые апостроф появился в английском языке в XVI веке. Это греческое слово означает «отклонение»; отсюда значения «пропуск» и «упущение». В классических текстах апостроф использовался для обозначения пропущенных букв, как в слове t’cius вместо tertius; и это было его единственной функцией, когда его впервые взяли на вооружение английские печатники. Помните комичного педанта Олоферна из пьесы «Бесплодные усилия любви», который говорит: «Вы не заметили апострофов, поэтому пропал размер»? Нет, конечно, не помните – никто не помнит слов этого жуткого зануды, и не стоит тратить времени, чтобы разобраться, что он имел в виду. Важно только знать, что во времена Шекспира апостроф указывал на пропущенные буквы, из чего следует, что Гамлет имел полное право сказать: Fie on’t. O fie!; ’Tis a consummation devoutly to be wish’d; и даже: I am too much i’ the sun – последнее, между прочим, может служить ярким примером того, как писатель использовал новомодный знак препинания всуе, вынудив тем самым бесчисленные поколения многомудрых актеров принимать важный вид и произносить i’ так, как будто в этом есть великий смысл.
Если бы в жизни апострофа и дальше все было так же просто! Но увы. В некоторый момент времени в XVII веке печатники стали вставлять апостроф перед s для обозначения притяжательного падежа единственного числа (the girl’s dress) – вот тут-то все и пошло наперекосяк. А в XVIII веке печатники начали использовать его и в случае множественного числа (the girls’ dresses).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
У этих справочников один недостаток – их читают в основном иностранцы. Носителям английского языка и в голову не придет купить и прочесть такой справочник. Вспоминается эпизод из фильма Вуди Аллена «Мелкие мошенники», когда Хью Грант вкрадчиво предлагает невеждам-нуворишам – Аллену и Трейси Ульман – помощь в повышении их культурного уровня. «Что бы вам хотелось узнать?» – спрашивает он у Аллена, хранящего во время разговора мрачное молчание. Аллен неохотно выдавливает: «Ну, мне бы хотелось узнать, как пишется “Коннектикут”». Какое верное наблюдение! Мне бы хотелось узнать, как пишется «Коннектикут». Если вас всегда интересовало, где нужно ставить апостроф, значит, вы этого никогда не узнаете. По той простой причине, что узнать это – легче легкого.
В чем же смысл этой книги, если она не учит расставлять знаки препинания? Скажем так: знаете все эти самоучители по психологии, которые позволяют нам любить себя? Ну вот. А эта книжка позволяет любить пунктуацию. В ней рассказывается, как возникли правила, которые сегодня в ходу, как небольшой, но гибкий набор значков позволяет маркировать почти все (хотя и не совсем все) типы высказываний и как, если верить Бичу, некий зеленщик во время оно вдохновил королеву Елизавету учредить должность королевского апострофщика. Но главная задача книги – помочь фанатикам освоиться со своим седьмым чувством, способностью видеть мертвую пунктуацию (прошепчите со слезой в голосе: «Она не знает, что умерла»), и сохранить при этом чувство юмора. У меня есть две любимые карикатуры. На первой – десять римских солдат, один из которых распростерт на земле. «Угроза казнить каждого десятого оказалась не такой уж страшной!» – цитирует подпись жизнерадостное высказывание одного из уцелевших. На другой – озадаченные люди растерянно толпятся перед зданием возле надписи Illiterates’ Entrance. А знаете, что самое ужасное? На рисунке было написано Illiterate’s Entrance, и надпись пришлось поправить. Я замазала «штрихом» неправильный апостроф и вставила правильный. Кое-кто просто рожден для борьбы за пунктуацию.
Покладистый апостроф
Весной 2001 года шоу «Поп-звезды» канала ITV1 сотворило поп-чудо нашего времени – вокальную группу Hear’Say. Как сейчас помню, появление этой группы стало общенародным событием: все толпами ринулись покупать их записи, а газеты, столь скрупулезные в вопросах названий, сразу же научились правильно ставить апостроф в Hear’Say и не вставлять пробелов. Называть эту группу Hearsay (в одно слово) было бы, видите ли, неверно. Называть ее Hear-Say (с дефисом) означало демонстрировать возмутительное невежество в области поп-культуры. В результате бедный маленький апостроф, так нелепо подвешенный в названии Hear’Say, был многократно размножен, и никто не подумал о его страданиях. Никто не обратил внимания на его жалкое положение; болтаясь без всякого смысла, он безмолвно взывал к имеющим глаза: «Я – полноценный знак препинания, заберите меня отсюда». К счастью, посетив через пару лет сайт группы Hear’Say, я узнала, что у этой грустной истории счастливый конец: в январе 2002 года Ким покинула коллектив, чтобы – после множества противоречивых слухов и официальных опровержений – выйти замуж за Джека, и группа через полтора года после возникновения благополучно прекратила свое существование.
Заточение апострофов в неволю и выставление их в глупом виде уголовно ненаказуемо. Жестокость по отношению к знакам препинания не подпадает ни под один закон: можно спокойно выдергивать ноги точке с запятой, испепелять лупой вопросительные знаки – ну и так далее, на что хватит фантазии. Однако появление в 2001 году группы под названием Hear’Say знаменует важный этап на пути к пунктуационной анархии. Как мы увидим впоследствии, покладистый апостроф всегда выполнял свою работу в нашем языке с энтузиазмом и изяществом, но его никогда по-настоящему не принимали всерьез. Его готовность приспособиться к обстоятельствам не вызывала сочувствия и всегда считалась само собой разумеющейся; теперь, в пору крайней графической распущенности, мы расплачиваемся за это. На этот хрупкий знак взвалили слишком много, но он и не думает роптать. Подобно старику из пьесы Артура Миллера «Суровое испытание», которого религиозные изуверы в черных шляпах подвергают мучительной смерти под расплющивающим его грузом, апостроф словно просит: «Грузите еще!» «Грузите еще», – отважно, хотя и все тише, приговаривает апостроф. «Еще», – шепчет он и сейчас. Но скажите на милость: сколько мучений должен вынести этот знак? Сейчас, когда он уже при последнем издыхании (а кретины продюсеры вставляют его в названия из декоративных соображений), не пора ли понять, что апостроф нуждается в нашей помощи?
Впервые апостроф появился в английском языке в XVI веке. Это греческое слово означает «отклонение»; отсюда значения «пропуск» и «упущение». В классических текстах апостроф использовался для обозначения пропущенных букв, как в слове t’cius вместо tertius; и это было его единственной функцией, когда его впервые взяли на вооружение английские печатники. Помните комичного педанта Олоферна из пьесы «Бесплодные усилия любви», который говорит: «Вы не заметили апострофов, поэтому пропал размер»? Нет, конечно, не помните – никто не помнит слов этого жуткого зануды, и не стоит тратить времени, чтобы разобраться, что он имел в виду. Важно только знать, что во времена Шекспира апостроф указывал на пропущенные буквы, из чего следует, что Гамлет имел полное право сказать: Fie on’t. O fie!; ’Tis a consummation devoutly to be wish’d; и даже: I am too much i’ the sun – последнее, между прочим, может служить ярким примером того, как писатель использовал новомодный знак препинания всуе, вынудив тем самым бесчисленные поколения многомудрых актеров принимать важный вид и произносить i’ так, как будто в этом есть великий смысл.
Если бы в жизни апострофа и дальше все было так же просто! Но увы. В некоторый момент времени в XVII веке печатники стали вставлять апостроф перед s для обозначения притяжательного падежа единственного числа (the girl’s dress) – вот тут-то все и пошло наперекосяк. А в XVIII веке печатники начали использовать его и в случае множественного числа (the girls’ dresses).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31