До конца хотел понять, что происходило в охотничьем домике...
Интуиция этой женщины не переставала меня удивлять. Годы хлопот и защиты Фрица заострили ее ум необычайно. Я понимал, что она рассказывает мне все это не без умысла, словно престарелая Шахерезада, возводя стену из слов между мной и своим сыном. Я глянул на часы, было без четверти час.
— Вы должны идти? — быстро спросила миссис Сноу.
— Если бы я мог поговорить с Фредериком...
— Это невозможно. Я этого не позволю. Он всегда винит себя в том, чего не делал.
— Я буду иметь это в виду...
Она покачала головой.
— Вы не должны просить меня об этом. Я вам рассказала даже больше, чем вы узнали бы у Фредерика, — помолчав немного, она прибавила с раздражением:
— Спросите у меня, если вы хотите знать еще что-то!
— Только одно. Вы вспомнили о рождественской открытке, которую Марта Никерсон прислала Фредерику...
— Собственно, это не была рождественская открытка, обыкновенная почтовая карточка с поздравлением... — она поднялась. — Постараюсь найти ее, если это для вас так важно.
Она исчезла в дверях кухни, я слышал, как открылись и закрылись другие двери. Потом сквозь тонкие стены до меня долетел шум голосов, истерический — Фредерика и успокаивающий — его матери.
Через минуту миссис Сноу вернулась с открыткой в руке. На цветной фотографии был изображен фасад одноэтажного отеля с надписью: «Юкка Три Мотор Инн». На штемпеле значилось: «Петролеум-Сити, 22 декабря 1959г.». Текст был написан выцветшими зелеными чернилами:
"Дорогой Фриц!
Мы не виделись так давно! Что слышно в нашей старой доброй Санта-Терезе? У меня маленькая дочурка, она родилась под самое Рождество, 15 декабря, и весила почти три с половиной килограмма! Настоящая куколка, скажу тебе! Мы решили назвать ее Сьюзан. Я очень счастлива и надеюсь, что ты тоже счастлив. Передай мои наилучшие рождественские пожелания своей маме.
Марта (Никерсон) Крендалл".
Едва я окончил чтение, в кухне зазвонил телефон. Миссис Сноу подскочила, словно при звуке пожарной сирены, но прежде, чем поднять трубку, аккуратно прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь снова распахнулась:
— Это вас. Мистер Килси, — заявила она, кривя губы, словно у этого имени был горький привкус.
Она отошла в сторону, пропуская меня, а потом застыла в дверном проеме, прислушиваясь. У Килси был встревоженный голос:
— Пилот береговой охраны выследил «Ариадну». Она села на мель в Заливе Дюн.
— А что с пассажирами?
— Дело темное, и выглядит все это не слишком розово. Судя по моим сведениям, прибой в любую минуту может разбить яхту.
— Обрисуйте точнее, где это?
— Сразу за национальным парком, чуть пониже. Вам знакомо это место?
— Да. Где вы находитесь? Я могу подхватить вас по дороге.
— К сожалению, в данный момент я не могу покидать город. Я вышел на один след в деле об убийстве Стенли Броудхаста. Да и район пожара я не должен оставлять...
— Какой след?
— Вчера в окрестностях видели этого вашего типа в парике. Он ехал в старом белом автомобиле по Дороге Грешников. Его видела студентка, гулявшая там незадолго до пожара.
— Она могла бы опознать его?
— Пока не знаю. Как раз еду поговорить с ней.
Килси повесил трубку. Отвернувшись от телефона, я заметил, что дверь в комнату Фрица приоткрыта. В щелке блестел его влажный глаз, словно глаз рыбы между подводных камней. Мать следила за ним, словно акула, из противоположных кухонных дверей.
— Как себя чувствуешь, Фриц? — спросил я.
— Отвратительно...
Он приоткрыл дверь пошире. В мятой пижаме он был больше похож на неаккуратного мальчишку, чем на взрослого мужчину.
— Возвращайся к себе и сиди тихо! — рявкнула на него мать.
Он покачал всклокоченной головой.
— Не хочу сидеть! Меня мучают видения!
— Какие видения, Фриц? — спросил я.
— Мистер Броудхаст в могиле...
— Это ты похоронил его?
Он кивнул и расплакался. Так он и стоял, кивая и заливаясь слезами, пока мать не встала между нами. Она всем своим маленьким весом налегла на его безвольное тело и втолкнула его обратно в комнату. Потом закрыла дверь, повернула в замке ключ и, держа его, словно оружие, повернулась ко мне.
— Я прошу вас выйти отсюда! Вы опять выбили его из равновесия!
— Если это он вчера закопал Стенли Броудхаста, вам не удастся этого скрыть, миссис. Нужно быть сумасшедшей, чтобы пытаться...
Она выдавила звук, долженствовавший символизировать смех, но прозвучавший как тявканье терьера:
— Это не я сумасшедшая. Он имеет такое же отношение к смерти Стенли, как и я. Вы все так напугали его, так все перепутали в его бедной голове, что он уже сам не знает, где был и что делал! Но я абсолютно уверена в том, что ничего плохого он не сделал! Я хорошо знаю своего сына...
Она говорила это с такой уверенностью, что я почти поверил ей.
— Однако, я уверен, что он знает больше, чем говорит...
— Вы хотели сказать «знает меньше», не так ли? Он сам не знает, что он знает. И не стыдно вам преследовать бедную вдову и ее единственного ребенка?! Если доктор увидит его в таком состоянии, он захочет поместить его в сумасшедший дом.
— Он уже бывал там когда-нибудь?
— Нет, но чуть не попал туда. Если бы миссис Броудхаст не заплатила за лечение...
— Это было в 1955 году?
— Да. А теперь я прошу вас покинуть мою кухню. Я не приглашала вас сюда и прошу выйти!
Я поблагодарил ее и вышел. Возле дома стоял желтый спортивный автомобиль, из которого вышел не первой молодости мужчина в тренировочном костюме. Он достал из багажника докторскую сумку и двинулся в мою сторону. Седые волосы и голубые глаза резко контрастировали с его загаром.
— Доктор Жером?
— Да.
Он окинул меня вопросительным взглядом, я сообщил, кто я и чем занимаюсь.
— Меня пригласила Джин Броудхаст. Кстати, как себя чувствует Элизабет Броудхаст?
— Она измучена и потрясена, это привело к сердечному приступу. В целом, все не слишком серьезно.
— Я мог бы поговорить с ней?
— Не сегодня. Быть может, завтра. Но я бы не советовал говорить с ней о сыне. Да и о внуке тоже, — доктор глубоко вздохнул и произнес с неожиданным глубоким сочувствием:
— Я осмотрел в морге тело Стенли. Печально, когда умирает такой юный человек!
— Причиной смерти была колотая рана?
— Вероятно.
— Вы были его врачом?
— Большую часть его жизни. Пока он жил дома, я осматривал его достаточно регулярно. Потом он временами наведывался ко мне. Он любил спросить моего совета, когда его что-то тревожило.
— Что именно его тревожило?
— У него были скорее эмоциональные, семейные тревоги. Я не считаю это темой для беседы с посторонними лицами.
— Стенли это уже не повредит. Он мертв. — Бог его знает... — не без горечи произнес доктор. — Дорого я дал бы, чтобы узнать, кто убил и закопал его.
— Ваш пациент, Фриц Сноу, утверждает, что закопал его он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Интуиция этой женщины не переставала меня удивлять. Годы хлопот и защиты Фрица заострили ее ум необычайно. Я понимал, что она рассказывает мне все это не без умысла, словно престарелая Шахерезада, возводя стену из слов между мной и своим сыном. Я глянул на часы, было без четверти час.
— Вы должны идти? — быстро спросила миссис Сноу.
— Если бы я мог поговорить с Фредериком...
— Это невозможно. Я этого не позволю. Он всегда винит себя в том, чего не делал.
— Я буду иметь это в виду...
Она покачала головой.
— Вы не должны просить меня об этом. Я вам рассказала даже больше, чем вы узнали бы у Фредерика, — помолчав немного, она прибавила с раздражением:
— Спросите у меня, если вы хотите знать еще что-то!
— Только одно. Вы вспомнили о рождественской открытке, которую Марта Никерсон прислала Фредерику...
— Собственно, это не была рождественская открытка, обыкновенная почтовая карточка с поздравлением... — она поднялась. — Постараюсь найти ее, если это для вас так важно.
Она исчезла в дверях кухни, я слышал, как открылись и закрылись другие двери. Потом сквозь тонкие стены до меня долетел шум голосов, истерический — Фредерика и успокаивающий — его матери.
Через минуту миссис Сноу вернулась с открыткой в руке. На цветной фотографии был изображен фасад одноэтажного отеля с надписью: «Юкка Три Мотор Инн». На штемпеле значилось: «Петролеум-Сити, 22 декабря 1959г.». Текст был написан выцветшими зелеными чернилами:
"Дорогой Фриц!
Мы не виделись так давно! Что слышно в нашей старой доброй Санта-Терезе? У меня маленькая дочурка, она родилась под самое Рождество, 15 декабря, и весила почти три с половиной килограмма! Настоящая куколка, скажу тебе! Мы решили назвать ее Сьюзан. Я очень счастлива и надеюсь, что ты тоже счастлив. Передай мои наилучшие рождественские пожелания своей маме.
Марта (Никерсон) Крендалл".
Едва я окончил чтение, в кухне зазвонил телефон. Миссис Сноу подскочила, словно при звуке пожарной сирены, но прежде, чем поднять трубку, аккуратно прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь снова распахнулась:
— Это вас. Мистер Килси, — заявила она, кривя губы, словно у этого имени был горький привкус.
Она отошла в сторону, пропуская меня, а потом застыла в дверном проеме, прислушиваясь. У Килси был встревоженный голос:
— Пилот береговой охраны выследил «Ариадну». Она села на мель в Заливе Дюн.
— А что с пассажирами?
— Дело темное, и выглядит все это не слишком розово. Судя по моим сведениям, прибой в любую минуту может разбить яхту.
— Обрисуйте точнее, где это?
— Сразу за национальным парком, чуть пониже. Вам знакомо это место?
— Да. Где вы находитесь? Я могу подхватить вас по дороге.
— К сожалению, в данный момент я не могу покидать город. Я вышел на один след в деле об убийстве Стенли Броудхаста. Да и район пожара я не должен оставлять...
— Какой след?
— Вчера в окрестностях видели этого вашего типа в парике. Он ехал в старом белом автомобиле по Дороге Грешников. Его видела студентка, гулявшая там незадолго до пожара.
— Она могла бы опознать его?
— Пока не знаю. Как раз еду поговорить с ней.
Килси повесил трубку. Отвернувшись от телефона, я заметил, что дверь в комнату Фрица приоткрыта. В щелке блестел его влажный глаз, словно глаз рыбы между подводных камней. Мать следила за ним, словно акула, из противоположных кухонных дверей.
— Как себя чувствуешь, Фриц? — спросил я.
— Отвратительно...
Он приоткрыл дверь пошире. В мятой пижаме он был больше похож на неаккуратного мальчишку, чем на взрослого мужчину.
— Возвращайся к себе и сиди тихо! — рявкнула на него мать.
Он покачал всклокоченной головой.
— Не хочу сидеть! Меня мучают видения!
— Какие видения, Фриц? — спросил я.
— Мистер Броудхаст в могиле...
— Это ты похоронил его?
Он кивнул и расплакался. Так он и стоял, кивая и заливаясь слезами, пока мать не встала между нами. Она всем своим маленьким весом налегла на его безвольное тело и втолкнула его обратно в комнату. Потом закрыла дверь, повернула в замке ключ и, держа его, словно оружие, повернулась ко мне.
— Я прошу вас выйти отсюда! Вы опять выбили его из равновесия!
— Если это он вчера закопал Стенли Броудхаста, вам не удастся этого скрыть, миссис. Нужно быть сумасшедшей, чтобы пытаться...
Она выдавила звук, долженствовавший символизировать смех, но прозвучавший как тявканье терьера:
— Это не я сумасшедшая. Он имеет такое же отношение к смерти Стенли, как и я. Вы все так напугали его, так все перепутали в его бедной голове, что он уже сам не знает, где был и что делал! Но я абсолютно уверена в том, что ничего плохого он не сделал! Я хорошо знаю своего сына...
Она говорила это с такой уверенностью, что я почти поверил ей.
— Однако, я уверен, что он знает больше, чем говорит...
— Вы хотели сказать «знает меньше», не так ли? Он сам не знает, что он знает. И не стыдно вам преследовать бедную вдову и ее единственного ребенка?! Если доктор увидит его в таком состоянии, он захочет поместить его в сумасшедший дом.
— Он уже бывал там когда-нибудь?
— Нет, но чуть не попал туда. Если бы миссис Броудхаст не заплатила за лечение...
— Это было в 1955 году?
— Да. А теперь я прошу вас покинуть мою кухню. Я не приглашала вас сюда и прошу выйти!
Я поблагодарил ее и вышел. Возле дома стоял желтый спортивный автомобиль, из которого вышел не первой молодости мужчина в тренировочном костюме. Он достал из багажника докторскую сумку и двинулся в мою сторону. Седые волосы и голубые глаза резко контрастировали с его загаром.
— Доктор Жером?
— Да.
Он окинул меня вопросительным взглядом, я сообщил, кто я и чем занимаюсь.
— Меня пригласила Джин Броудхаст. Кстати, как себя чувствует Элизабет Броудхаст?
— Она измучена и потрясена, это привело к сердечному приступу. В целом, все не слишком серьезно.
— Я мог бы поговорить с ней?
— Не сегодня. Быть может, завтра. Но я бы не советовал говорить с ней о сыне. Да и о внуке тоже, — доктор глубоко вздохнул и произнес с неожиданным глубоким сочувствием:
— Я осмотрел в морге тело Стенли. Печально, когда умирает такой юный человек!
— Причиной смерти была колотая рана?
— Вероятно.
— Вы были его врачом?
— Большую часть его жизни. Пока он жил дома, я осматривал его достаточно регулярно. Потом он временами наведывался ко мне. Он любил спросить моего совета, когда его что-то тревожило.
— Что именно его тревожило?
— У него были скорее эмоциональные, семейные тревоги. Я не считаю это темой для беседы с посторонними лицами.
— Стенли это уже не повредит. Он мертв. — Бог его знает... — не без горечи произнес доктор. — Дорого я дал бы, чтобы узнать, кто убил и закопал его.
— Ваш пациент, Фриц Сноу, утверждает, что закопал его он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60