– А вы везунчик, – сказал Маккой.
– Я не верю в везение, доктор Маккой.
– А должны бы. Если бы рядом не оказалось Стивена…
– Его нахождение там опровергает вашу теорию о моем везении.
– Что-то есть такое… очень личное в том, что он вам не нравится, мистер Спок. Кто он такой – семейный нарушитель приличий?
– Мы… дальние родственники.
– Почему-то, – сказал Маккой, – утешительно узнать, что даже в вулканских семьях есть родственники, о которых не принято говорить. Значит, Стивен ваш кузен-диссидент, а?
– Такое объяснение достаточно. Вулканские семейные отношения достаточно сложны.
– Думаю, я смогу проследить за объяснением, – сказал Маккой. – Используйте короткие слова.
– Дочь сестры отца моего отца – мать Стивена. Таким образом, мы родственники в третьем колене, во второй степени.
Маккой сощурился, прикидывая.
– Ну, то есть, вы кузены.
– Если бы вулканцы отмечали родство таким же образом, как ваша культура, наша родственная связь подпала бы под эту категорию.
– Так что ж вы так сразу и не сказали?
– Я сказал, доктор, – сказал Спок, недоумевая, почему люди так настойчивы в своих противоречивых требованиях.
Но несколькими минутами спустя, возвращаясь на мостик, он не мог не подумать снова о том, что Маккой сказал о Стивене. Как бы ему ни хотелось не признавать этого, у него и Стивена было кое-что общее.
Они оба были изгоями.
Следующие двадцать четыре часа были полны кипучей деятельности.
Алая, услышав о планируемом представлении, выразила желание посмотреть его, и намекнула о подобном же интересе со стороны других жителей мира-корабля. Аудитория, таким образом, получилась настолько многочисленной, что ни «Энтерпрайз», ни какой другой корабль из директорского флота не вместили бы ее. Алая нашла естественный амфитеатр на мире-корабле. Линди согласилась, что это место подойдет, поскольку у компании были разборные декорации и подмостки. Кроме того, на мире-корабле, – на открытом воздухе, – Афина могла быть частью представления. Единственное, что беспокоило Линди – вероятность дождя.
– Дождя не будет, Линди-маг, – сказала Алая.
– Легко сказать, – но как можно быть в этом уверенным?
– Да нет же, я уверена.
– Ну ладно.
И, к некоторому удивлению Джима, все устроилось как надо.
Хикару Сулу прибыл в амфитеатр мира-корабля, одетый в черное
трико и пунцовый колет, с поясом для оружия. Это был потрясный костюм. Может, стоило начать носить его не только на сцене?
Он немного беспокоился о своей роли. Он знал слова – но не был уверен, что ему хватит духу их произнести. Он подумал, а не попробовать ли заговорить непеределанным текстом, прикинувшись, что он слишком переволновался, чтобы упомнить версию мистера Кокспера. Он даже пожалел, что не играет Горацио вместо Лаэрта. У Горацио был монолог после того, как Гамлет умирает. Если Хикару проигнорирует редакцию Кокспера, играя Лаэрта, ему придется говорить все Гамлету в лицо, а Гамлет при этом будет стоять напротив него со шпагой в руке. Тогда поединок может оказаться куда более реальным, чем самые смелые ожидания.
В любом случае Кокспер придет в ярость, но, в конце-то концов, он и так большую часть времени находился в этом состоянии.
– Э-э… мистер Сулу. – К нему подошел мистер Кокспер. Он был облачен в черный бархат. До этой секунды Хикару так и не знал, соблаговолит ли Кокспер прервать забастовку и выйти на сцену.
– Я готов, мистер Кокспер.
– Я вижу, что готовы. Но планы поменялись.
– О… Вы снова на забастовке? – Может, Линди позволит мне взять монолог Гамлета, – подумал Хикару. Я же его выучил, – так, на всякий случай.
– Нет, нет, – адмирал Ногучи убедил меня в том, что я все же должен принять участие в представлении – во имя Федерации.
– Значит, – другая сцена? – спросил Хикару, не вполне уверенный, что он сможет вынести новое изучение писанины мистера Кокспера.
– Да. Вот именно. Сцена поединка отменяется. Слишком уж она возбуждает, принимая во внимание, э, воинственные наклонности наших гостей.
– Не думаю, что это будет возбуждать, – сказал Хикару. – Как же насчет катарсиса? «Деяния, взывающие к жалости и страху, есть средства вызвать катарсис подобных эмоций».
– Чего вы бормочете?
– Я цитирую Аристотеля.
– Но мы-то ставим Шекспира. Возможно, будет лучше, если я произнесу один из монологов Гамлета. И все.
– О, – сказал Хикару. Его видение Актера Третьего Плана, Спасающего Представление, испарилось.
– Это для блага представления, – сказал Кокспер. – Пьеса должна идти своим ходом, и все такое.
Он пошел прочь.
– Что бы там ни случилось с «Один за всех и все за одного»? – сказал Сулу.
Стивен поблизости проверял балансировку некоторых новых предметов для жонглирования. Он установил, что, если жонглировать очень широкими и тяжелыми предметами, или использовать больше предметов и бросать их выше, он все же мог показать неплохой номер, несмотря на низкую гравитацию. При высоком содержании кислорода в атмосфере факелы были особенно зрелищны. В первый раз, когда он зажег факел, тот чуть не спалил ему брови.
Неплохо, подумал он. Как раз то, что требуется, чтобы быть в форме.
Чеснашстеннай, Хазард и Снарл выскочили на сцену, перепрыгивая друг через друга и проскальзывая понизу, как если бы они уже начали свое выразительное и эротичное «охотничье» представление. Илья ощетинился. Охотники остановились. Стивен поймал свои вертящиеся в воздухе жонглерские принадлежности, и опустил их на землю, спрашивая себя, не придется ли ему сейчас растаскивать дерущихся кошек. Он не понимал, почему охотникам так не нравится Илья.
Звездный Флот, чирикая, показался из-за плеча Чеснашстеннай.
– Стивен, – сказал Чеснашстеннай, – ты уже видел моего нового зверька?
– Да, встречались, – сказал Стивен.
– Ну, не прелесть ли он? – Чеснашстеннай легонько поскреб зверька под подбородком. Засвистев от удовольствия, Звездный Флот, быстро засучил ручками. – Хазарстеннай дала его мне… в знак любви.
Хазард издала ворчаще-мурлыкающий звук.
– Раз Чеснашстеннай не позволяет мне похитить его для Звездного Флота, я вынуждена подарить ему Звездный Флот.
– Я думаю, ему не нравится имя «Звездный Флот», – сказал Чеснашстеннай. – Я бы сменил ему имя. Его уши немного заострены… что вы думаете об имени «Вулканец»?
– Я думаю, что Звездный Флот будет единственным розовеньким вулканцем за всю историю Вселенной, – сказал Стивен.
Чеснашстеннай кивнул.
– Это верно. Он будет даже более необычен, чем тот вулканец, который был блондином. Мне придется подождать, пока появится подходящее для него личное имя. А пока я научу его жонглировать! Возможно, Линди примет его в труппу, и мы станем богатыми и знаменитыми! Что вы об этом думаете, Стивен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112