– Да? Ну, может быть. Машина – 820, фирмы «Ксерокс» – зверь в работе, мощь и красота…
– Да что он делает-то, если не считает? И что такое – программное обеспечение?
– Многое. Программы – это правила, по которым действует компьютер. Я накупил разного, теперь у меня есть возможность хранить и набирать документы в электронном виде. Печатная машинка и архив на одном столе. На одной такой дискетке можно сохранить сорок страниц текста. А если я подключусь – а я добьюсь – к нашей ЭВМ, адвокатской коллегии, – то вообще…
– Интересно. А можешь включить? Уж очень ты аппетитно расписываешь, даже меня разобрало любопытство… – Малоун с умоляющим жестом выхватил из рук Гека чёрный плоский квадратик:
– Стив, ради бога, аккуратнее, дискетки очень нежные, боятся пыли, пальцев… Вся информация на них, включаю…
Замерцал зеленоватый экран, побежали какие-то цифры, значки… Малоун увлечено показывал, как буквы записываются и стираются, как запоминаются, но Геку уже стало неинтересно: никаких чудес он не увидел, никаким электронным мозгом тут и не пахло – просто пишущая машинка с экраном, который зверски мелькает, нагоняя головную боль.
– Как у тебя от него голова не болит? Он так мерцает дико…
– Да нет, вроде не мерцает… Ну, конечно, полночи за ним посидишь – так резь в глазах, а сейчас – нормально.
– Ну-ну. Что ж, если нравится. Ты парень молодой, прогрессивный. А я уже, сам понимаешь, в другом времени остался…
– Да что вы, Стив. Вам ещё далеко до старости, вот отдохнёте как следует… – Малоун надеялся, что его голос звучит вполне искренне. Юношей Ларея не назовёшь… хотя за четыре года знакомства, с тех пор как Малоун впервые увидел своего первого клиента в комнате для свиданий, Ларей ведь практически не изменился, может разве в плечах стал пошире. Даже седины в нем нет, что иногда встречается у некоторых людей до самой старости…
Гек положил Малоуну пятнадцать тысяч в месяц, не считая дополнительной оплаты в предусмотренных случаях, с тем чтобы Малоун всегда и приоритетно был готов выполнять при Геке обязанности юриста. Пятнадцать тысяч – это примерно три тысячи долларов. На такие деньги и в Штатах можно безбедно существовать, а здесь жизнь куда дешевле. И потом, остальную практику можно продолжать почти в прежних объёмах, в конце концов, нанять помощника. Это принесёт ещё столько же. Тридцать тысяч за офис, семьдесят на оплату работникам, шестьдесят туда-сюда – налоги, скрепки, ремонт унитазов, – останется двести тысяч в год – не предел, но как ни крути – совсем не плохо. Это если без дополнительной оплаты… Теперь можно думать и о собственном доме, и в Европу съездить с Луизой вдвоём… Малоун пересчитал клавиши – верно, восемьдесят три штуки, когда Ларей успел их сосчитать? И где он мерцание увидел – все абсолютно в норме, разве что боковым зрением можно что-то такое различить…
Да, теперь Геку предстояло найти щедрый финансовый родник-источник: не на игру же, в самом деле, садиться. Самому жить, Малоуну платить, зону свою бывшую греть время от времени – обещал. И он решил пойти по проторённому пути – защита интересов одних граждан от интересов других, прямо противоположных. В районе, где Гек снимал себе пристанище, правила банда Дяди Грега, по заглазному прозвищу Падаль. Это было его любимое слово: и ругательство, и обращение к нижестоящим, и отзывы о посторонних. Вот только как собственную кличку он это слово не жаловал и грозился убить любого, кто при нем оговорится… Банда была не так уж велика и влиятельна, если сравнивать с ей подобными, сфера влияния ограничивалась пятью-шестью кварталами, расположенными вдоль улицы Весёлой, но в винегретных этих кварталах доминировала абсолютно.
Старуха Бетти, домовладелица, где Гек снимал квартиру, платила тяжкий оброк, полторы тысячи в неделю. С жильцов она собирала в среднем восемь-девять тысяч ежемесячно, да три магазинчика в подъездах платили ей по полторы тысячи арендных, затраты и налоги составляли четыре тысячи с лишним, так что ей на жизнь оставалось две тысячи в месяц, хорошо – две с половиной. Иногда парочкам площадь сдавала на время, но это все гроши. На такие деньги можно было безбедно жить, даже богато, по меркам полутрущобного района, но старуха Бетти страдала еженедельно, собственными руками отрывая от себя защищённую старость, беззаботную жизнь и приличные похороны. И кому платить-то, она же всех их знала сопляками мокроштанными, а теперь – поди ж ты, ножик к горлу тычут, смеются над ней. А ведь она ещё могла бы и счастье сыскать, найти себе хорошего деда, солидного и непьющего, ей-то всего шестьдесят – жить и жить. А кто замуж возьмёт? Богач побрезгует её двумя тысячами, когда узнает про истинные доходы владелицы четырехэтажного дома, а голь да шантрапа ей самой даром не нужна…
Беда пришла в пятницу, в день очередного платежа.
– Деточка, – прогундосил ей на прощание Робин Штатник, черномазый сборщик дани в этом квартале, – со следующей недели готовь две штуки.
– Как, Господи Боже святый! Да где же я столько возьму! Робин, да ты с глузду съехал. Да мне…
– Засохни, ведьма старая, инфляция на дворе. Во всем мире все дорожает. Ты и раньше убивалась на весь квартал, когда тебе штуку заряжали, – а ничего, живёшь ведь? – Штатник раздвинул губастый рот и показал старухе безвременно прореженный частокол длинных черно-жёлтых зубов. Он только что подкурился и пребывал в благодушном настроении. Ему хотелось горланить во всю глотку, вот он и горланил, не печалясь по поводу того, что их торг могут услышать посторонние люди.
– Не вой, не вой, крыса! А то буфер отрежу… – Он засвистел песенку из Би Джиз и направился дальше. Бетти, потрясённая новостью, грузно опустилась на ступеньки лестничной площадки, да так и сидела, не умея справиться с непослушными ногами. Слезы тихим потоком лились из её глаз. Надо помолиться, да в петлю головой, все одно не жизнь. А не примет её Господь к себе, за то что руки на себя наложила, значит, и на небе справедливости нет. Была бы она мужчиной, ох была бы она мужчиной… Или был бы у неё сын… А в полицию обращаться – разорят. И те зарежут. И сидела старуха Бетти, и лила горючие слезы, не замечая, что загородила дорогу постояльцу с четвёртого этажа.
– Я слышал ваш разговор, матушка, – обратился он к старухе Бетти, – вам что, действительно непосильна эта плата, или вы торгуетесь таким образом?
Старуха подняла голову: этот мужчина, её жилец, серьёзный, положительный, не буянит, часто в отъездах, платит аккуратно, она его с давних пор помнит, когда он у неё на третьем этаже снимал квартиру, тоже однокомнатную. Не похоже, чтобы он над ней потешался.
– Непосильна – не то слово. Хоть в петлю лезь. И полезу, и письмо посмертное пошлю, лично Господину Президенту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248